– К чему ключи? Открыто – пользуйтесь. Вам может пригодится.

– Легко швыряешься ты нажитым богатством.

– Должно быть шутишь ты. Я богатей?

– Сокровище не мерится одним лишь златом. В годах оно твоих…

– Бездумно их похоронил, засыпал пеплом и залил виною.

– Неужто пьян? Постой, я вижу, что неудержим. Каков твой путь?

– Направо, прямо, дальше к звездам. Предел нам небо.

– Но дальше? – А дальше ценность и судьба всё за нас решит.

– За что же ты так раздражен на случай? Ему решать, кем быть тебе и что с тобою станет…

– Не самая паршивая награда оставить все в чужих руках? Судьбу я выбираю.

– А случай как?

Лишаешь ты себя свободы воли.

– На что мне воля и хваленая свобода? Я раб, и дело не в деньгах.

– Утратил в жизни мироощущение. Не видишь, слеп, бредешь. А где твой дом?

– В сердцах других и чуточку в том месте, где нахожусь сейчас.

– Бездомный значит, это хорошо.

Без привязи и связей, оков, цепей и странных поводов.

– Ты не о браке я надеюсь?

– Не так я глуп, чтобы идти в огонь. Моя жена всего в полметре.

– А говоришь свобода воли, случай…

– Да, мыслей, действий… Полный крах.

– А знаешь что? Наскучило. Нас двое…

– А можно с вами? – Конечно.

И Бог нам всем судья.

***

Бродяги?

А мы с тобой, бродяга, спим,

Лишь ветер мечется по стенам.

Того жилья, что стало домом

На вечер. Может быть навечно.

Мы спим. А может быть нам это снится?

Как распознать, как отличить,

Где явь, где сон?

И было что когда-то былью,

Сейчас лишь пыль…

Не спим мы, вру.

Себе, тебе, судьбе-прорухе,

Что сделала в одну лишь ночь нас богачами.

И также быстро забрала наш долг -

Ведь мы бродяги…

Нет. Спим с тобой в надежде, что проснёмся

Сегодня или в лучшем завтра.

Оно придёт, ведь правда?

Назло судьбе – старухе распоясной.

Но долг тот будет платежом нам красен.

И мы краснеем вместе с ним…

А может жар? От тела исходящий?

Пылает мерно благостный огонь в груди.

Он в нас с тобой, бродяга, чувствуешь?

Поглубже внутрь сердца загляни.

Не бойся быть восторженным огнём согретым:

Он не палит – поддерживает в жилах жизнь.

Он топит злую в сердце мерзлоту…

Сковавшую когда-то в одночасье

И сделавшую нас теми, кто мы есть:

Товарищами, путниками по несчастью

Быть может жизни всей?

Ведь только так она всегда звалась и, знает кто, всё ещё зовётся?

Не сталкивался с ней давно.

Нет, встреча со старухою в расчёты не берётся.

Ведь жизнь не может быть такой,

Нет, то не про нас…

Бродяга, спишь? Мне показалось…

– То показалось.

Случается подобное не в первый раз.

– И снова ты… – А ты теперь про что, ответь?

Молчишь? И лучше было бы поспать…

Я слышал монолог. С судьбой иль жизнью?

Без помощи ста грамм не вникнуть, о чем тобой веден был спор.

– А ты не можешь завязать… – С чем? С жизнью?

Мы с ней давно всё порешили и счёты больше не ведем.

Все счёты многие сошли на нет.

– А разве так? – Бывает -

Я всё такой же человек.

А хочешь если, можешь продолжать

И называть меня. – Но как ответь?

– Бродягой, пьяницей, невеждой и балдой -

Не будет трогать.

Давно потерян именам подобным счёт.

Я сплю. А то, что говорю с тобой – то сон.

Не верь словам, моим. Тем более…

Ты спи, бродяга, ночь дарует сон,

Что жизнью, к сожалению, у людей зовётся.

***

«Эй, Толик-разливайка!»

А бокальчик поменьше за себя выпью, я не жадный, а большую же часть делю на всех. Хотя куда, собственно, деваться? За меня всё уже решили. И в нашей компании в том числе. Причем каждый решает по очереди. Вот такие мы дружные, да. Сегодня, например, моя очередь решать. Не то чтобы я был против, и не жадный я совсем, но сами понимаете, та еще ответственность: одному не дольешь, другому перельешь и припомнят ведь потом, и с тобой потом при следующей раздаче также обойдутся. А мне бы этого очень не хотелось. Обижать людей, я имею в виду. Себя не привыкать, а вот других. Обидно как-то горько, я же понимаю какого это. Меня обижали, да, пару раз, но я не обижался, отнюдь и увы, нет. Человек я все же гордый, а гордость подобного не терпит. Не знаю, как у других. Но моя точно нет, не в её это правилах. Да, у гордости собственные правила имеются, неужели не слыхали? Вот диво и странность, как же жили до этого? Не гордые что ли совсем или пользовались неумело? Ну я вас тут, стало быть, научу. Берете, значит, три четверти водицы огненной и томатный сок. А простите, это из другой оперы, это я к обязанности сегодняшним готовлюсь. Во всем нужно, как говорится кем-то (вроде Толяном?), навык нужно сохранять и отрабатывать. И в гордости тоже, она без тренировки никуда. Зачахнет совсем, так и поминай, как звали: будет мыкаться, а вы кругами и около вокруг гордых и неприступных ходить. А должны быть наравне. Наравне, слышите? Да, бывает что-то со связью, небесные помехи, так сказать. Ну да, на небесах же я, а разве не сказал? И Толяныч здесь, и Вован, и Горыныч. Это мы его за то Горынычем прозвали, что выдыхал больно знатно. Они сейчас выдыхает. Только уже здесь. За одним из столов, как положено. Только кем? Нам же тут и место выделили, да. Жены за нас помолились что ли? Святые были женщины, и сейчас правда есть, но уже без нас, мужей остались. Оно может и к лучшему. Все полегче будет, а то нелегко терпелось им, досталась, что называется, ноша в жизни. И нам тут поспокойнее. Когда захотим, тогда и в дело вступаем. А дело, и говорил уже, ох нелегкое – чтобы каждому и не обделить. Это же суметь надо, это еще и решиться надо. Я из наших и самый решительный, с гордостью говорю, а вам говорил? Но мы все равно по очереди, по справедливости решаем. Вот как живется и на том свете. Почти и не изменилось ничего, если только чуть-чуть. Да, водку заменили. Это я ее по старой памяти так кличу, а на самом деле вода, без лишней буквы «к». Нам тут сказали, что она лишняя. Но соком томатным снабжают и тоже по старой памяти, видимо. Жалеют нас и закусь дают: плоды в саду – срывай не хочу. Только одно дерево трогать нельзя, я правда забыл какое. Но в сад не я хожу – Тимофеич, а он ученый, знает. Ты не суйся, говорит, изгонят. А кто же изгонит и куда, обратно что ли? Но я и не суюсь: а вдруг и правда и не брешет совсем? Не то, чтобы жену свою снова повидать не хотелось. Но лучше ей там без меня, покойнее… Ой, нехорошее слово, тьфу-тьфу. Я почему знаю: не верила она в меня никогда. Ни за что говорит, тебе с таким характером и привычками никуда не попасть, не то что.... А что характер мой и привычки. Не хуже и не лучше нежели, чем у других-то. Но носом никого и ни во что никогда не тыкаю. Упаси Бог. Упас уже вот и хорошо.

И как я только сюда попал? И сам удивляюсь. За заслуги какие свои или больше за грехи-огрехи? О, гр`ехи на чьи-то орехи. Хотя за грехи ответственность несут в другом месте. Это что же получается, господи, неужто совершенно безгрешен? И знал ведь, знал, что гордость не зря воспитывал, а характер мне в упрек ставили. Теперь же нате все! Ой, не хорошо это уже гордыня, Господи, вижу и понимаю. Спасибо, что еще учишь, и я обещал научить. Только кого и чему? Так-то я обещания держу. Даже здесь. Вот и кореша… Ой, ребятам своим обещал, чтобы по справедливости, а не как Колян обычно. НЕ хорошо, конечно, о друзьях так говорить. Но если вдуматься не особый друг, так новенький, сюда к нам недавно поступил. Ну ничего, это он от неопытности своей, ничему жизнь на земле не научила, но мы научим. За что-то же он хорошее попал сюда? Значит, не безнадежен и есть с чем работать. Только бы время даром не потратить. Вы цените его, это время, данное вам. Я вот свое и не очень берёг, и оказался поэтому раньше времени. Хотя почему раньше? Может, миссия моя здесь решила продолжиться? Верю же, что она была. Только вот ТАМ не нашел, а ЗДЕСЬ, вполне себе и ничего. Не зря же говорят: «Толик, ну-ка разлейка, да так, как только ты умеешь». Вот! Вот, что я называю польза обществу и людям. Куда же они без меня, грешные. Ой, а выходит мы безгрешные, если вместе здесь и за одним столом. Ааа, к чему голову ломать, да и идти пора уже. Опаздывать не хорошо, это я еще ТАМ усвоил. Потому и попал сюда, что торопился успеть. А жена потом заявляла все милиции «по пьяни, спьяну». Ну что я, сами посудите, поезда бы не заметил, на который опаздывал? Ну я же не совсем испитый до самого дна ещё был? Вот избитый это да, на самом деле был. Но раньше это было. Сейчас-то всё по-другому и торопиться уже не стоит. Ой, а ребята как же? И видите, что заболтался, и не скажете. Зовут уже, наверное, а мы люди не гордые. Или всё же гордые? Ох, и запутался в понятиях этих. Здесь же всё не совсем то. Да иду я, иду. Дайте мысль грешную, ой, безгрешную до конца додумать. Ай, и ускользнула, не успел. Бродит теперь, должно быть, где-нибудь в садах Эдема. Надо Тимофеича попросить поискать. А может и сам захочет? А вот и он идет. Эй, Тимофеич. Тимофе-иии-ич! Что же ты молчишь… И не скажешь ничего своему другу. ТО-ЛЕ, говорю, другу. И мысля тебе моя в ухо что ли залетела, а в другое не вылетела, коли слышать перестал совсем? Ну-ка повернись другим ухом. А вот так? Вот теперь нормально, проверка прошла успешно. Я же любознательным каким раньше был, страсть! А что не рассказывал? И как упустил из вида? И что говоришь? Наливай лучше? Так я наливаю, стараюсь изо всех сил, и слушай, что ещё расскажу. Да не расплескиваю я, в чем вы вообще меня подозреваете? Откуда вы все эти подозрения взяли? Ну давайте еще подеремся, как обычно. Не удобно уже каждый раз, честное слово, хоть бы новенькое что придумали. И историю бы мне хоть раз дали дорассказать. А вы все допиваете. Как будто «жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился…». А как вам? По памяти сам, что называется, и душа еще помнит. И нет, не испита до дна, и песенка моя еще не спета. Испита-испета… Может и нам песню какую не про себя и затянуть? Что-то новенькое в нашей жизни здесь будет. А то все как-то тут не так, все не эдак. Бывало, жинка песню запоёт мне, а я и подпевать рад, хоть и голоса нет. Вот чего бог не дал, того не дал, а может миловал. Остальное же всё ещё при мне. И завидуйте господа, молча. Хотя вы и не завидуйте, спите уже. И всё, как обычно. А почему же я такой бодрый молодец? А за себя я бокальчик поменьше выпиваю. Вот такой я справедливо-гордый, не жалуюсь! Горло промочить хватило и ладно.