Главное, чисто внешне весь этот скелет идеально похож на маленькую пятилетнюю Марину. Она упала, потому что в голове у нее прозвучал удар камнем по черепу скелета. Но по лицу этой девочки чего-то такого совсем не скажешь. Дело в том, что лицо этого «бывшего скелета» похоже на зомби. Оно искажено, как у любого ходячего мертвеца из телевизора. То есть, из одноименного телесериала. Только то, что происходит здесь, не совсем «телевизор». Потому что в том телесериале ходячие мертвецы не то, чтобы не страшны, а они больше похожи на каких-то дурацких мальчиков для битья. Любой этот гад из выживших персонажей может подойти к зомби и уложить его. Ну, мол, так уж случилось, что давно раскрыли секрет, как победить исчадие ада — отбить просто голову ему. Но, ведь, это же нечисть! Она не живет так, чтоб ей можно было в лицо смеяться. Потому что она начнет принимать какие-то другие формы. Такие, чтоб, не просто не смеялись, а могли бы, даже, побаиваться.

Когда эти двое лежачих «менялись телами», то они не шевелились. Только ветер трепал одежду, сначала на одном лежачем, потом на втором. Оба этих тела были без сознания (проще говоря, мертвецы), потому все эти несколько часов, либо несколько суток, в течении которых с лежачими происходили внешние перемены, оба тела оставались полностью неподвижными.

И, только тогда, когда тело скелета полностью превратилось в тело маленькой девочки, оно наконец-то зашевелилось. То есть, так же зашевелилось, как это обычно бывает с ходячими мертвецами, которых по телевизору показывают, в теле-постановке.

Тело пятилетней девочки начало подниматься, пытаться встать на ноги. Потом оно сделало шаг в сторону скелета и присело на одно колено, подняв его крепко держащуюся на позвоночнике черепушку до уровня собственной груди. Так, словно девочка хочет поцеловать в лобик «несчастное создание», которое пару-тройку суток, либо десятков часов назад было маленькой девочкой.

Но тело девочки начало делать кое-что совсем другое: пытаться прокусить кости скелета, да проглотить откусанное. Наверное, у этой «девочки» были очень крепкие зубки, и ей удавалось действительно откусывать… То есть, раздробить кость своими молочными зубками, и проглотить.

Так, сделав несколько укусов и, видимо, удовлетворившись, тело маленькой девочки опустило скелет на землю, поднялось со своего колена, и… Куда-то там пошло.

А в это время как раз колдун проходил по лесу. Очевидно, что он собирал грибы, но случайно увидел того скелета, к которому он направлял сбежавшую от няни пятилетнюю девочку.

Он остановился, посмотрел на «лежащего» и, вроде бы, озвучил какую-то мысль, адресованную скелету.

— Ты молодец. Ты всё правильно сделал, — принялся колдун не то, чтобы говорить, а пытаться здесь прочесть целую лекцию, — а не так, как те идиоты, которые, сначала двинули кони, судя по тому, что им пробили череп, а потом, когда пробившие тоже издохли, поскольку сначала пытались ускакать от ходячего мертвеца-одиночки как можно дальше, но не доскакали до конца, сами превратились в мертвеца, брыкнулись замертво, то эти, как я их назвал «идиоты», реанимировались, нашли своих неприятелей по следам, присели на четвереньки и принялись их кусать. Ну, этих терпил, которые череп им пробили до этого… В общем, короче, ты понял! Фига в том, что «идиоты» терпилу задним числом покусали. Понял?! И это произошло из-за того, что ходячие мертвецы превращались в своих терпил, чисто внешне, а терпилы пробивали им череп. Поэтому подыхали оба. Делалось это из-за того, что ходячие мертвецы менялись со своими терпилами телами. Вот… А ты сделал совершенно правильно: сначала покусал свою жертву, а потом, поскольку она скопытилась из-за потери крови, то поменялись телами. То есть, так, что пролом черепа перешел от тебя к твоей жертве, а ты, приняв ее внешний вид, мог спокойно себе разгуливать и продолжать бедокурить.

Матери Марины позвонила няня и сказала, что видела ее дочь. Но, только, она в темноте ее видела. Ночью. Потому не смогла точно разглядеть лицо. Определить, ее это или не ее ребенок. Но по внешнему виду очень похожа.

— А где вы ее видели?! — заволновалась мать, поскольку с тех пор, как девочка пропала, прошло уже больше полугода, — что она делала?!

— Она перед вашим домом стояла, — сказала няня, — и дергала за дверную ручку.

— Ничего не поняла! Перед квартирой?

— Нет, перед подъездом. За ручку подъезда.

— Ты чья такая? — спрашивала женщина у девочки. Она спросила у нее издалека. Пока еще не успела подойти слишком близко. — Ты знаешь, что дверь закрыта на автоматический замок? И нужно набрать номер квартиры… Давай, я тебе помогу! И вообще, почему ты одна? Где твои взрослые?

Девочка не сразу оглянулась, словно ее не слышала. Но потом, когда она заметила, что на подъездную стену падает тень от приближающейся человеческой фигуры, то только тогда она оглянулась. Она произвела очень резкое, какое-то нервное движение. И, как только увидела, что к ней приближается женщина, сразу попыталась скрыться. Там, между ступенями, были щели, и она принялась карабкаться под подъезд. Это было единственным местом, в котором реально можно было залезть под лестницу в подъезде, чтоб забиться в угол, потому что справой и с левой стороны подъездной будки были вмонтированы бетонные блоки.

— Милая! — умоляющим тоном позвала няня девочку, — не бойся меня! Ну, почему ты такая дикая?

Обычно, мысли к няне приходят с запозданием. Ей только сейчас пришло в голову, что одежда у девочки точно такая, какой была у Мариночки, в тот день, когда та сбежала. Вернее говоря, когда няня выскочила в коридор, голая ниже пояса, и увидела Марину, как та исчезала за соседним лестничным маршем.

— Послушай, ты не Мариночка?! — неожиданно осенило женщину. — Пожалуйста, покажи свое лицо! Это я — твоя нянечка! Ты что, за полгода совсем меня позабыла?! Хорошая моя!

— Брось мне ключ от домофона, — в ответ рыкнула девочка, — тогда покажу.

— На ключ! — протягивала его та, даже толком не обратив внимание на особенности голоса (я уже говорил, что мысли к бабоньке приходят с некоторым запозданием, поэтому, если она о чем и подумала, то только о том, что сейчас зима, сильный мороз; скорее всего, девочка сильно простудилась, поэтому такой хриплый голос), и, одновременно, бренчала связкой ключей, чтоб девочка не подумала, что та протягивает ей какой-то камешек, чтоб схватить ее за руку, сразу, как девочка потянется за ключами. Ну, и, соответственно, отрубить девочкину ручку. Ведь зомби всё время этого боятся: какой-то гад отфигачит топором ручонки ходячему мертвецу — как же он потом будет нападать на прохожих?

Девочка подползла, выхватила у женщины ключи и отползла назад. Это позволило женщине разглядеть девочкино лицо. Хотя, никакого лица там не было. Там была одна сплошная морда. Обмороженная образина. По ней очень трудно определить, она это или не она.

— Извини, милая, — опять заговорила эта женщина с обмороженной образиной, — я ключи перепутала. Я дала тебе не тот ключ. Он не от этого подъезда. Ты не могла бы мне его вернуть?

— Давай второй! — рявкнула девочка в ответ.

— Но уж нет! — принялась та набирать на домофоне номер квартиры ее мамы. Дело в том, что ключей у нее больше не было.

Наверное, девочкина мать забыла повесить трубку на домофон. Из-за этого нельзя было ее вызвать. Но она решила позвонить ей на телефон.

Так она и позвонила Марининой маме.

— А сейчас она что делает? — спрашивала она у няни.

— Только вы не пугайтесь, — пыталась предупредить ее няня перед тем, как отвечать. — Нет, вы не подумайте! Я ее сразу узнала, ведь она была точно в том платьице, в котором из дома убегала!

— В платьице?! Вы с ума сошли? На улице минус двадцать!