Часть I
1
Дверь открылась.
20 июня 1271 года студент Майлз Грайвер вышел из здания архива, держа под мышкой тонкую тетрадь, лишь часть крупного трактата, который он переписывал уже несколько месяцев. Солнце припекало. От духоты помещения, камиза под тонкой курткой насквозь пропиталась потом. Легкий порыв теплого ветра всколыхнул прядь волос и иссушил влажный лоб. Юноша поправил рукава куртки и аккуратно разгладил края тетради. Едва он спрятал свою ношу под одеждой, как скверного вида попрошайка подскочил вплотную к Грайверу и принялся трясти прогнившей ладонью перед самым его лицом. Морщась от вони бродяги, Майлз попятился и прикрыл глаза. Воспользовавшись этим, нищий с еще большим напором наскочил на студента, почти прижав его к шершавой стене и лишив возможности свободно двигаться. Проведя пару мгновений в замешательстве, юноша вовремя опомнился. Опустив глаза, он увидел костлявые черные пальцы, которые словно лапки паука бегали и ощупывали пояс. В порыве бурлящего гнева, Грайвер сжал кулак и резким движением предплечья, оттолкнул от себя вора. Тот подался назад, на миг утратил опору под ногами и бесформенной массой плюхнулся на булыжник дороги, раскинув в разные стороны конечности. Никого из тех, кто проходил мимо не привлекло произошедшее секундой ранее. С невозмутимым видом люди обходили лежащее тело, а иногда, не замечая его, наступали на запястье или спотыкались о голову. Чертыхаясь, они кривили лица и уходили, не сбавляя шага.
Стряхнув приставшую к куртке пыль, Майлз постоял над попрошайкой и увидел, что тот едва заметно кряхтит. Юноша шмыгнул носом и, переступив через разбросанные ноги, направился вдоль улицы мимо сплошной стены фасадов.
Был полдень. Жаркий день. В городе школяров и студентов всегда шумно и весело. Всегда запах знаний, смешиваясь со смрадом попоек, кружил голову вновь прибывшим и заставлял странствующих школяров задерживаться подольше. Всегда стычки между горожанами и учащимися заканчивались плачевно для обеих сторон конфликта, и виновны тогда были все без исключения. Таковы законы и реалии города-университета. Жить ими приходилось в независимости от желания и статуса.
Ими жил виконт Майлз Грайвер, потомственный дворянин и наследник замка в небольшом графстве на краю королевства. Замка, куда он грезил вернуться с самых первых дней появления в Оксфорде. Ему часто виделись сны. В них знакомые с детства стены и горячо любимые лица нагоняли воспоминания и тоску, с которой юноша не мог бороться. Он отчетливо помнил день, когда покинул родовое гнездо. Мать тогда утирала глаза расшитым цветами платком, отец с прищуром и поджатыми губами смотрел на готовую повозку. Кто-то улыбался, кто-то всем видом выражал безразличие. Повар, по своему обыкновению, ссутулившись, стоял в теньке и с приоткрытым ртом таращился на собравшихся. В тот день солнце светило необычайно ярко и утомляюще. Гнедой мерин топтался на месте, недовольно фыркая, мотая головой и взрывая копытом сухую землю. Рябой конюх со злобой поглядывал на него, но сам от жары не переставал чесать сальные волосы и пыхтеть под нос ругательства.
Майлз ненавидел тот день. Он терпеть не мог тяжелый суконный плащ, подходивший для холодной зимней погоды, но который напялили на него в солнцепек. Он взрывался от мысли, что расстается с прекрасной и беззаботной жизнью, играми и сытной едой, шутками отца и лаской матери. Но больше всего его бесило тогдашнее эмоциональное одиночество.
Глазами ребенка смотрел Майлз на стоявших поодаль людей и понимал, что с его уходом, их жизнь ничуть не измениться. Они так и продолжат вставать по утрам, с легким сердцем проживать день и ложиться спать. Они будут стареть, покрываться морщинами и сединой, но делать это в спокойствии и умиротворении. Оставалось лишь молча завидовать им.
Толстый мужик жестом указал на повозку. Майлз залез на нее и устроился рядом со своим тюком. Мужик лениво сел за вожжи и хлестанул коня. Тот заржал, и телега с толчком тронулась, протяжно заскрипев осью. Юноша оглянулся и увидел, как родные люди начали расходиться по своим делам. Оставалась стоять только матушка, опустив голову и уткнувшись носом в тяжелый от слез платок. Седовласый старик подошел к ней и принялся что-то говорить, положив руку на плечо. В конце концов, они исчезли в дверях.
Все ушли. Остался только Майлз да напевающий неприличные песенки возничий. Высокие башни еще долго чернели на фоне голубого неба. Повозка свернула, и башни растворились, пронизанные ослепительным светом золотого диска.
Вид города пугал до дрожи в коленках и бешеного разгона сердца. Майлз думал, что все взгляды были обращены к нему, отчего он прятал глаза и зарывался поглубже в обмякший с одного края тюк. Здесь было слишком шумно и многолюдно. В лице каждого прохожего юнец видел агрессию и неприязнь. Каждый выглядел как законченный мерзавец и подлец. В их глазах не было доброты, а рты постоянно кривились от ухмылок и смешков. У ворот стражники с алебардами отгоняли нищих, рассчитывающих поживиться у приезжих. Попрошайки хватались за телеги и хрипло стонали, некоторые пытались остановить лошадей, бросаясь под копыта. Люди в броне бесцеремонно стаскивали их, бросали в дорожную грязь, а точнее, в то болото, что разливалось под колесами. Вездесущий шум раскалывал голову. Со всех сторон раздавались брань и проклятья, и невозможно было разобрать, кто являлся их источником.
Проехав глубже по улицам, Майлз мог позволить ушам немного отдохнуть. Здесь он отметил намного более спокойную жизнь, не вызывающую резкого внутреннего отторжения, в отличие, от въезда в город. Повозка остановилась около двухэтажного паба с высокой крышей, и возничий приказал юноше вылезать. Майлз выволок свой помятый тюк и взгромоздил его на спину. Мужик не обмолвившись и словом с пассажиром, пошел вдоль улицы, резво размахивая правой рукой. Привязанный к столбу конь вопросительно посмотрел ему вслед и недовольно фыркнул.
Это была очень тесная комната, устланная старой соломой. В ней собралось несколько десятков людей, возраста примерно, как Майлз. Каждый из них или сидел на полном мешке или держал его рядом с собой. Юноша с облегчением бросил на пол тюк и одной рукой оперся на него. В комнате под самым потолком была настежь открыта форточка, через которую поступал живительный воздух. На подступах к ней сидели утомленные мальчуганы, запрокинув головы и открыв рты. Подобраться к забаррикадированному мешками и тюками источнику свежести было невозможно, поэтому Майлз довольствовался одним видом светлого неба и обрывком розового облака.
− Бывай, − бросил пузатый мужик и вышел из комнаты.
Если бы Майлз чуть раньше понял ситуацию, то, не раздумывая бросился бы за возничим и ни за что не отпустил бы того, не позволил ему так просто уйти. Но как бы ни так. Все произошло слишком быстро. Юноша рванулся к открытой двери, с надеждой высунулся, но увидел лишь бредущих в его сторону груженых сверстников.
Прошло тринадцать лет. Проучившись на обязательном артистическом факультете, который давал знания таких наук как грамматика, диалектика, риторика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия, Майлз поступил на юридический факультет. До завершения обучения оставалось всего два месяца. Это и радовало и пугало одновременно. Привыкнув к тяжелой и неутихаемой студенческой жизни, Грайвер совсем не помнил ту, которая благоухала в стенах любимого замка. Все, что осталось от былых времен это стойкое убеждение в необходимости вернуться домой.
Светловолосая девочка в розовом платьице продавала цветы. Майлз купил букет бархатистых синих фиалок и быстрым шагом направился к небольшому трактиру. Над входом на двух железных кольцах висела вывеска. Выцветшей бежевой краской на ней было намазано «Ржавая пика», а под надписью красовались два нарисованных треугольника, составляющих подобие наконечника копья. Не успел юноша поднести свободную руку к двери, как она с грохотом распахнулась, и из полутемного помещения вывалилось небритое и хмельное нечто. Это нечто, наклонив корпус под невообразимым углом, перебирало толстыми ногами в разодранных на левом колене портках. Майлз едва успел отскочить в сторону и спастись от прямого столкновения с человеком–тараном. Просеменив еще несколько метров, нечто повалилось на желеобразный живот и принялось лениво перебирать руками, протаскивая свою тушу по голой земле. Грайвер скользнул в открытую дверь и с головой погрузился в атмосферу вечного праздника. С порога воняло пивом и мочой. Перебранки, хрюканье, то и дело раздававшийся надрывистый хохот заполняли мрачное помещение «Ржавой пики». К кирпичным столбам крепились подсвечники с длинными застывшими нитями свечного сала. Свет от свечей вырисовывал дугообразные спины и округлые головы посетителей. Майлз окинул быстрым взглядом комнату и убедился, что все столы до единого были заняты. Шаркающей походкой он подошел к стойке трактирщика, где пузатый хозяин заведения натирал дубовое покрытие куском сукна. Над самой головой мужчины раскинулись косы чеснока и пучки сушеных трав.
