"Мерзкая, Джейн. Само воздвигнутая королева города. Она не захотела меня убирать. Куда лучше публично стукнуть маня по носу, на глазах всего города и дать понять, что все под контролем".

С тех пор, Роберт больше не писал проповеди. Их с утра пораньше привозила на своей машине Джейн. Она передавала их диакону Нику, который любезно приносил их священнику. Диакон все понимал. Он знал, что Роберт стал лишь куклой в руках Джейн Самерс. Но он его не винил. За все то время, что Ник был диаконом в церкви святого Николая, Роберт был первым, кто хоть всего один раз, но все же, попытался сделать что-то, вопреки всем.

И так все стало на свои места. Вот только, сколько бы себя Роберт не спрашивал, но он так и не мог ответить, зачем вообще он написал эту проповедь?

Роберт вышел из комнаты и, пройдя по узкому коридору, оказался в большом церковном зале. В огромные витражи попадал яркий свет, красиво играя разноцветной мозаикой на деревянных скамьях. Роберт остановился и посмотрел на самый большой витраж, который был над алтарем. Николай Чудотворец. С митрой на голове и библией в руках, этот Святой грустно смотрел на Роберта, словно осуждая. Его взгляд приковывал его к себе. Сколько раз священник смотрел в глаза этому святому, столько же раз старался ответить на вопрос:

"За что осуждает его Николай, или это только ему кажется?".

Рядом с первым рядом скамеек, раздался шум. Джейн Самерс, не щадя старый деревянный пол, с скрипом, тащила небольшую трибуну на середину комнаты. Обычно с неё, она зачитывала свои обращения к жителям города.

– Старая карга, как ей еще наглости не хватило засесть на ваш амвон, – проходя мимо Роберта, сказал диакон.

– Думаю, это всего лишь вопрос времени, – улыбаясь сказал священник, на что Ник расплылся в улыбке и покачал головой.

Диакон подошел к Джейн взял край трибуну и, приподымая один край за другим, аккуратно начал двигать ее на середину комнаты.

– Спасибо, голубчик, – улыбаясь сказала Джейн. – Чтобы я без тебя делала?

– Известно что, ехала бы в магазин за новыми досками и лаком. Ведь, каждый год я пол лакирую, и хоть кто-то бы отнесся по человечески. А оно мне надо? За свои деньги, между прочим, поддерживаю здесь порядок. Когда умру, что тут будет? – тихо бурчал Ник, двигая трибуну.

Заметив Роберта, Джейн оставила диакона и мелкими шажками пошла к нему навстречу.

– Доброе утро, Святой Отец, – улыбаясь сказала она.

– Доброе утро, мисс Самерс.

– Какой день. Какой день. Вот и дождалась. Вот, даже написала небольшую речь, вы не возражаете, если я украду у вас немного времени и выступлю. Хочу поделиться радостью с гражданами, с началом нового этапа в нашей жизни, – говоря это, Джейн пристально смотрела Роберту в глаза, откровенно пылая ненавистью. После того случая с проповедью, он был записан в ее личный список врагов.

– Я с удовольствием послушаю вас, мисс Самерс, – спокойно ответил мужчина.

– Должна признаться, меня переполняют эмоции, от того что теперь, я больше не увижу "грачей" на улицах нашего города, – сказала Джейн.

Роберт усталыми глазами смотрел на нее, решив, что он уже исчерпал запас слов для мисс Самерс, поэтому просто улыбчиво молчал.

"Вот и правильно, лучше молчи мальчик, лучше молчи", – усмехнувшись подумала женщина.

– Я тут еще программки распечатала. Пойду встану на входе, хочу раздать их всем желающим.

Священник лишь одобрительно кивнул головой.

Женщина пошла к входу в церковь, встречать первых прихожан. Роберт стоял и смотрел ей в след. Головная боль смешиваясь с язвительной желчью Джейн, образовывало омерзительное отвращение ко всему происходящему.

– Змея, – проходя мимо, пробурчал диакон Ник.

Спустя час все скамейки были забыты самыми прилежными гражданами города. Отсчитывая в голове минуты прихожане угрюмо сидели, с нетерпением ожидая, когда будет выполнен еженедельный "священный" обряд, и их отпустят на праздник. Мужчины с отвращением оттягивали давившие им шею галстуки. Не выспавшиеся дети, не стесняясь открывали свои рты, демонстрируя свои, уже выпавшие молочные зубы, в вернее сказать, их отсутствие, и безразличие, ко всему происходившему. Лишь женщины старались доказать свою вовлеченность и скрыть страх, который испытывали к мисс Самерс. В свою очередь, Джейн уже пробегала по сидевшей публике, ловя глаза каждой женщине и заставляя чувствовать холодок, пробегающей по спине.

Среди всех этих людей была и чета семейство Смит. Мальчики слишком возбужденные перед началом игрового сезона помышляли лишь о том, чтобы поскорее надеть спортивный костюм и схватив биту, да как следует отбить кожаный мяч и нестись по стадиону, вздымая пыль и слыша аплодисменты восхищенных зрителей. Билл и Колин ерзали на деревянных скамейках и делились давившими их эмоциями. Кейт несколько раз старалась их унять, но ничего не помогало. Усталость давило на нее, сейчас ей хотелось лишь одного, чтобы поскорее закончился этот день. Она посмотрела на трибуну и поймала на себе суровый взгляд Джейн, который на контрасте с ее милой улыбкой, действовал на нее угнетающе. Холодный пот выступил у нее на спине. Не зная почему, она, также как и все, испытывала страх, глядя на эту женщину.

"Из-за нее, ты теперь спокойно выходишь из дома в халате и теряешь сон, из-за черничных пирогов. Она сделала тебя своей куклой, как и всех вокруг".

Кейт ткнула локтем мужа в живот и сказала:

– Мы сейчас в церкви, а не на стадионе. Угомони мальчишек. Это не прилично.

Сэм, потирая бок, удивленно смотрит на ее пылающие гневом глаза жены. Через несколько секунд, он что-то сказал на ухо мальчикам, и они стали шелковыми.

Рядом с родителями сидела Скарлет. Кейт краем глаза посмотрела на дочь, которая задумчиво смотрела в телефон.

Ровно в 8:00 утра, Джейн Самерс, натянув на лицо самую миловидную в ее арсенале улыбку, обвила публику взглядом и, по привычке, постучав своим кулачком по трибуне, начала свою речь.

– Дорогие мои друзья, сегодня начало нового дня. Начало новой эпохи в нашей стране. Сегодня, мы стали с вами свидетелями истории, о которой будут читать в учебниках наши дети и внуки…

6.

В 11:00 часов утра, с трудом было отыскать хоть одного человека, который бы смог сейчас хотя бы в двух словах сказать о чем была проповедь. Весь город собрался на центральном стадионе и, в ожидании начала бейсбольного матча, томился под лучами, еще согревающего, осеннего солнца.

Матч начинался в 12:00. Сейчас тысячи горожан бродили по огромному парку расположенному перед стадионом. Сотни развернутых палаток угощали всех желающих различными напитками, закусками, сладкой ватой, воздушными шариками и всем прочим.

Каждая семья, которая была с утра в церковь имела свою роль на этом знаменательном празднике. Кто-то организовал надувной замок, на котором без конца прыгали дети. Другая семья заботливо продавала сладкую вату всем желающим, а кто-то продавал лимонад, который особенно пользовался спросом в этот жаркий день. Каждый был при деле. А за всем этим, потягивая черный кофе, следила Джейн Самерс, даруя каждой из семей одну из сотни своих улыбок, которая имела свою оценку.

За зеленой палаткой стояла Кейт. Она стояла в окружении восьми черничных пирогов, из которых был продан всего один. Рядом стоял Сэм и жарил сосиски, которые засовывал в булочки и, обливая кетчупом и горчицей, отдавал всем желающим. Кейт, вдыхая дым от костра мужа, с завистью смотрела на него. Больше десятка людей стояли перед ним и с нетерпением ждали свой хот-дог. Рядом с отцом, уже переодевшись в спортивную форму, терлись Билл и Колин, поедая горячие сосиски. Кейт ощущала слабость во всем теле и огромное желание спать. Она опустила глаза и посмотрела на провонявшие дымом пироги. Семь запечатанных, и никому ненужных пирогов стояли перед ней. Кейт слышала смех ее сыновей и голос ее мужа, который, потягивая пиво, болтал с покупателями. Все это просто бесило ее.