И все же на 20 %, я бы сказал, она нужна даже такая. Школа – место, где человек обучается общению. Никуда от этого не денешься.

Ведь в семье пространство коммуникации очень ограничено. А ребенок должен расти вместе со сверстниками, с более старшими, с более младшими. Сама эта атмосфера, сами детские и подростковые компании и т. п. – они дают такое обучение ребенку, которого ему дома не добыть.

Приведу любопытное мнение одного нашего педагога, уехавшего в Америку и работающего в тамошних школах. Он говорит: школа – это такое место обмена. Ребенок приходит сюда общаться, ему нужны друзья, а взрослые ему говорят – мы даем тебе эту возможность общаться, но ты за это немножко давай поучись. И только благодаря такой негласной «экономике» массовые школы не «взрываются».

Другой вопрос, что школу надо хоть как-то переделывать, что школа должна все-таки чувствовать самый пульс времени, она не может бесконечно заниматься бессмысленным делом.

И если школа пока не может помочь ребенку в образовании, то она по крайней мере не должна ребенку мешать образовываться самому, не мешать ему проявлять инициативу, выражать себя и т. п. Это очень важно.

Ведь по правде-то образование дать нельзя, его можно только взять самому. Мне вообще представляется, что не бывает образования как такового, в чистом виде, бывает только самообразование.

Во всяком случае, мне представляется, что задача школы сегодня – это организовать процесс самообразования. Создать такие условия, которые позволят человеку овладеть умением самому себя образовывать. Самому рыться в библиотеках, самому находить нужное в интернете, самому понимать, что ему хочется и что ему нужно, самому (но чаще – вместе с другими) делать работы и творческие проекты и т. д.

И нельзя говорить, как это принято: мол, самообразованием надо заниматься после 9 класса, сначала пусть поучатся, а потом начинают выбирать и т. д. Нет, это надо делать всегда.

Есть ребятишки, которые изначально настроены на самообразование. Конечно, таких детей (которые сами собой на это настроены) не много, их, говорят, 10 %. Остальные требуют действительно специальных условий для развития способностей к самообразованию.

Но я убежден, что творить ребенок должен всегда, потому что он ребенок. И надо дать ему возможность это делать, потому что сам акт творения – это и есть образование. Когда он созидает – тогда входят в ребенка сами по себе какие-то истины, он постигает какие-то закономерности…

Если школа поймет свою задачу помочь раскрыться каждой личности, попавшей в ее стены, тогда действительно школа станет незаменимой. А если школа еще научится делать это вместе с семьей…

В диспутах про образование редко обращаются к реальности. (Меня это всегда удивляло: ведь реальность так интересна!) Главная же школьная реальность заключается в одном вопросе. Я это проверял в разных странах.

«Скажите, – говорю, – вот если бы собрать всемирный конгресс педагогов, большой-большой, из самых разных стран, какая тема будет всех одинаково беспокоить?» Мне единодушно отвечали: «Почему дети не хотят учиться?»

Когда ученые, исследователи, учителя обращают внимание на эту тему и берутся предлагать гипотезы и решения, то они всегда расходятся по двум направлениям.

Предложу такую метафору.

Я представляю образование как широкую реку с двумя берегами. Один, как водится, берег крутой и многонаселенный, а другой пониже.

На крутом правом берегу (я его назову программным берегом) много выдающихся вершин. Самая высокая, пожалуй, Ян Амос Коменский, создатель классно-урочной системы. Вершины поменьше – Дистервег, Гербарт и много известных имен вплоть до нашего Шаталова. На этом берегу изобилие дидактических принципов, частных методик, технологий обучения, множество моделей учебного процесса, учебных планов, выверенные тщательно формы проверки усвоения знаний – от контрольных работ до тестов по всем мыслимым предметам. Здесь сотни НИИ, КБ и экспериментальных производств.

Попавший на высокий берег ребенок интересует его обитателей с точки зрения того, легко или трудно поддается он усилиям по натягиванию того или иного «колпака»: колпака культуры или основ наук, программы воспитания или способов деятельности.

Как это сделать? Вот если придумать хорошую программу, если убрать частности, если перетащить изучение ланцетника из шестого в десятый, закон Ома изучать с другими примерами… – то, глядишь, можно этого ученика, «надевая» на его голову программы, превратить в человека образованного.

На мой взгляд, проблемы высокого берега уже решены (по крайней мере для нашего времени). Это все завершено опытами Виктора Федоровича Шаталова, который придумал методы, позволяющие гарантированно научить каждого. (Характерен шаталовский образ хорошо организованной школы как банки с рассолом, а ученика – как огурца, который непременно просолится.)

На высоком берегу, как правило, не ставится вопрос о том, чему школьник хочет учиться. Есть некое содержание, которое надо вживить в ребенка. При этом могут быть гуманные методы вживления, а могут – насильственные. Первые желательны, вторые осуждаются.

Но вдруг дети начинают спрашивать: а зачем это все?

Таких детей в мире становится все больше и больше и у нас, и на Западе. Все больше тех, кто задает сначала себе, а потом взрослым вопрос: «Зачем я это учу?»

Там, где пытаются вместе с ребенком искать ответ на такой вопрос, – там другой берег. Он пологий, низменный и топкий. Попавший сюда ребенок сам движется по болотам и лугам жизни, ведь содержание образования – он сам; он сам строит собственный образ, т. е. образуется. Здесь нет КБ, НИИ, систем и программ; почти нет дидактических вершин. Не много и знаменитой педагогической практики: Януш Корчак, наш Лев Толстой, Джон Дьюи, Александр Нилл, может быть, Штайнер (причем последний скорее лично, его последователей в нынешних вальдорфских школах я сюда не помещу).

Правда, на этом берегу заметно больше философов и психологов – Сократ и Руссо, Сартр и Роджерс, Фромм и Маслоу. Вот такая когорта.

На «топком» берегу взрослый стремится помочь ребенку прийти к самому себе. А еще – помочь найти себя в мире и культуре и научить делать себя понятным для других.

На взгляд обитателей этого берега, учебные предметы сами по себе не важны (даже основы наук!). Тем более не важна последовательность и систематичность их освоения. Это, по сути, лишь материал, который используют здешние учителя для понимания и раскрытия ребенком самого себя, своего предназначения.

Поэтому школа здесь без программ, уроков и учебников. Вернее, все, что называется здесь учебником или программой, – это всего лишь кирпичики, из которых каждый раз собирается новый конструктор. Программы строит каждый ученик для себя сам, хотя и с помощью педагогов (которых можно назвать консультантами, а можно по-новому – тьюторами или фасилитаторами).

Взрослым здесь труднее, чем детям. Дело не только в отсутствии богатой педагогической традиции или в недоуменном отношении общества. Самое трудное, что содействие в выращивании личности ребенка возможно только при повседневной заботе взрослого о выращивании собственной уникальности и независимости, о собственном образовании.

_{Действительно, зачем учителю с высокого берега постоянно создавать образ своего «Я», вообще образовываться? Ему достаточно знаний, полученных в институте или на курсах повышения квалификации, о том, как надо учить младших, неразумных.}

Каждый, кто называет себя педагогом, должен определить для себя, на каком он берегу находится. Вот на этом, программном, или на этом, детском.

Осознанно или неосознанно, это ведь так с нами и происходит.