Когда у меня есть деньги, я ем на завтрак спагетти под соусом болоньезе, которые беру навынос в местной закусочной. Это самое вкусное лакомство, а дети всегда покупают себе то, что вкусно. Когда денег нет, я питаюсь печеной картошкой. Потому что она тоже вкусная.

Я сплю до полудня, потом ухожу и возвращаюсь домой ближе к трем часам ночи и перед тем, как лечь спать, принимаю ванну. Потому что могу. Я никого не разбужу. Каждая из этих ванн доставляет мне истинное удовольствие. Ты сбегаешь из дома родителей, чтобы принимать ванны посреди ночи. Вот она, подлинная независимость.

Мне постоянно отключают телефон, потому что я забываю оплачивать счет – счета приходят так часто! Кто вскрывает конверты сразу, по мере их появления в почтовом ящике? Только скучные серые обыватели! Когда телефон отключают, народ звонит в мой местный паб «Свои люди» и оставляет для меня сообщения. Бармена это бесит.

– Я не твой личный, блядь, секретарь, – говорит он, передавая мне кучу записок, когда я вместе с собакой захожу в паб выпить пива.

Я отвечаю:

– Да, Кит. Я знаю. Можно воспользоваться телефоном? Мне надо перезвонить по поводу самых срочных звонков. Меня приглашают в Мадрид, брать интервью у Beastie Boys!

Кит вздыхает и передает мне телефон через барную стойку, потому что так поступают все ответственные взрослые люди, когда одинокому подростку требуется позвонить. Ребенка растит вся деревня!

Грязную одежду я бросаю прямо на пол. Зачем тратить деньги на бельевую корзину, когда их можно потратить на курицу-гриль и сигареты?! Один раз в месяц, когда вся одежда перебирается на пол, я сгребаю ее в рюкзак и иду в прачечную-автомат. Один из Blur пользуется той же прачечной. Приятно ходить в ту же прачечную, в которую ходит настоящая рок-звезда. Мы молча киваем друг другу и читаем музыкальную прессу, периодически выбегая на улицу покурить. Однажды я наблюдала, как он читал плохой отзыв на Blur, пока у него стиралось белье. Я ни разу не видела, чтобы человек так печально перекладывал свое исподнее из стиральной машины в сушилку. Нелегко сочетать звездный статус с повседневной домашней рутиной. Дисгармония удручает. Грейс Келли никогда не приходилось прочищать засорившийся фильтр сушильного автомата, параллельно переживая из-за разгромной статьи Полин Кейл.

Я прихожу к мысли, что Лондон – это не просто такое место, где ты живешь. Лондон – это игра. Слот-машина, увеличительное стекло, алхимический тигель. Британия – слегка наклоненный стол, и вся мелочь ссыпается к Лондону, мы и есть эта мелочь. Я и есть мелочь. Лондон – игровой автомат, ты опускаешь в прорезь монетку – себя – и надеешься, что на барабанах выпадут все вишенки.

Ты не живешь в Лондоне. Ты играешь в Лондон – чтобы выиграть. Вот почему мы все стремимся сюда. Это город отчаянных игроков, и каждый надеется выиграть хоть один из миллиона призов: славу, богатство, любовь. Вдохновение.

Я оклеила стену страницами из путеводителя «Лондон от А до Я». Я смотрю на Лондон и пытаюсь запомнить все его закоулочки и переулки. Если отступить от стены на четыре шага и встать, прижимаясь к комоду, то сеть лондонских улиц будет похожа на системную плату компьютера. Люди – текущее сквозь нее электричество. В точках, где мы встречаемся и вступаем во взаимодействие, рождаются идеи, решаются проблемы и создаются новые проекты. Все извергается и бурлит. Я, печальный музыкант из Blur и шесть миллионов других людей – мы пытаемся образовать новые связи. Установить новые соединения – каждый в меру своих скромных сил. Таково предназначение столицы: изобретать варианты возможного будущего и предлагать их миру. «Мы будем такими? Или такими? Будем так говорить, будем так одеваться – мы можем стать кем угодно. Если захотим».

Мы торгуем грядущим и пытаемся представить наше грядущее наиболее соблазнительным и заманчивым. Потому что секрет каждого, кто приезжает в Лондон – кто приезжает в любой большой город, – очень прост: мы стремимся сюда, потому что не чувствуем себя нормальными дома. Единственный способ почувствовать себя нормальным – заразить поп-культуру своей собственной странностью, подключиться к общей микросхеме и – используя эйфорические стимуляторы в виде музыки, образов, слов или моды – заставить весь мир захотеть стать таким же ненормальным, как ты. Мы ищем пути, как пробиться наверх. Стать вдохновляющей рок-звездой или известным писателем. Заставить весь мир захотеть выкрасить стены в цвет электрик… Потому что так им подсказала красивая песня. Я хочу, чтобы что-то происходило и моими стараниями тоже.

Я пытаюсь объяснить все это Крисси в августе 1994-го. Крисси сидит на диване в моей камденской квартире и не въезжает в мои объяснения по ряду причин: (1) он ненавидит Лондон, потому что (2) любит Манчестер, где сейчас учится в универе, и (3) он укурен по самые уши, потому что (4) за последние два часа они с папой скурили почти половину большого пакета травы.

Крисси с папой приехали ко мне в Лондон, потому что сегодня в «Астории» будет концерт Oasis.

В любое другое время я бы искренне удивилась, что Крисси с папой хотят попасть на концерт группы вроде Oasis. Они недостаточно джазовые для папы, который так часто упоминал Чарли Паркера в разговорах, что до двенадцати лет я была абсолютно уверена, что это его собутыльник из паба – имя и вправду похоже на имя простого рабочего парня со склада в хозяйственном супермаркете, – а Крисси так люто прибился на танцевальную музыку, что постоянно кричит: «Верните басы!» – посреди разговоров, кажущихся ему скучными.

Но осенью 1994 года вся Британия сходит с ума по Oasis. Они похожи на грубых мальчишек из школы, в которых ты влюблена, невзирая на то что они тебя лупят – потому что они настоящие красавцы, даже когда пинают тебя ногами. Ничто не возбуждает сильнее, чем крутые ребята, которые знают, чего хотят. А Oasis знают, чего хотят: «Стать лучшей рок-группой в мире».

Последняя лучшая в мире рок-группа, Nirvana, распалась, когда Курт Кобейн застрелился, не выдержав бремени славы. И тем самым вогнал мир в депрессию, если честно.

Oasis же любят, в частности, и потому, что все знают: они-то уж точно не нанесут миру такую травму. Никаких больше скорбных бдений под дождем, никаких печальных новостей, когда хочется разбить радио.

Это стремительное восхождение брит-попа – ближе к осени 1994 года – связано прежде всего с негласными клятвами музыкантов быть настолько живыми, насколько это возможно. В противовес холодным дождям и яростным песням северо-западного американского гранжа эти ребята поют о простых радостях жизни в Британии: футбол в парке, пиво в солнечный день, прогулки на велосипеде, сигареты, английский завтрак в кафе, свадебная гулянка в клубе для рабочих парней, новая запись, которую слушаешь постоянно, пьянки по пятницам, пьянки по субботам, друзья, с которыми ты обнимаешься под восходящим воскресным солнцем. Они превратили нашу повседневную жизнь в настоящий праздник. Они напомнили нам, что жизнь – превыше всего остального – нескончаемая вечеринка. Они переделали системную плату, установив новые связи.

И вся Британия влюбилась в это простое, незамысловатое обещание. Понимать и ценить мелкие радости повседневности. Все наполнилось надеждой – внезапной, невероятной. Все новости – только хорошие. Падение Берлинской стены, освобождение Манделы, выход Восточной Европы из холодной войны – под сияющие лучи солнца. Солнечный свет – повсюду. Когда я вспоминаю те годы, там всегда светит солнце – как будто мы круглый год выходили из дома без куртки, только с ключами, деньгами и сигаретами. Каждую неделю радио выдавало очередное сокровище. Каждую неделю у нас был новый гимн.

Квартиру в Лондоне можно было снимать за 70 фунтов в неделю; чашка кофе в баре стоила 20 пенсов, сигареты – два фунта и 52 пенса за пачку. Жить было дешево. Медленно убивать себя было дешево. Чем не лучшее время для девятнадцатилетней девчонки?