Caitlin Moran

HOW TO BE FAMOUS

Copyright © 2018 by Casa Bevron, Ltd

Перевод с английского Татьяны Покидаевой

В оформлении переплета использованы фотографии: © Matthias K, dwphotos / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Покидаева Т., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Это вымышленная история. По ходу повествования периодически появляются реальные, всамделишные музыканты и реальные, всамделишные места, но все остальное – персонажи, их действия и разговоры – это плоды моего воспаленного воображения. Как и Джоанна, я выросла в большой семье, в бедном муниципальном квартале Вулверхэмптона, и начала карьеру музыкального обозревателя и журналиста еще подростком. Но Джоанна – это не я. Ее семья, сослуживцы, знакомые и приключения – не моя семья, не мои сослуживцы, не мои знакомые и не мои приключения. Это литературное произведение, а не описание реальных событий. Повторю еще раз: это вымышленная история.

Плейлист саундтрека для этой книги вы найдете на сайте

www.caitlinmoran.co.uk

В одиннадцать лет я официально отказалась от семейной мечты.

Сколько я себя помню, наша семейная мечта была очень простой: когда-нибудь мы раздобудем денег – выиграем в лотерею, отроем на барахолке бесценный средневековый кубок или, что наименее вероятно, заработаем честным трудом – и уедем из Вулверхэмптона.

– Когда нас будут бомбить, лучше бы нам оказаться по ту сторону этих гор, – говорил папа, стоя в конце нашей улицы и указывая на далекие Черные горы за бескрайними полями Шропшира. Мы жили практически за городом. – Если будут бомбить Бирмингем, радиация не дойдет до Уэльса. Эти горы – они как стена, – добавлял он, кивая. – Там мы будем в безопасности. Сядем в фургончик, будем гнать как сумасшедшие и уже через пару часов пересечем границу.

Была середина восьмидесятых, и мы все доподлинно знали, что рано или поздно русские непременно развяжут ядерную войну против Западного Мидлендса – угроза настолько укоренилась в сознании, что Стинг даже написал об этом песню, с предупреждением, что все будет плохо. Вот почему мы готовились к самому худшему.

Мы разработали план побега. Дом нашей мечты был надежным укрытием для выживания в условиях ядерной катастрофы. С собственным автономным водоснабжением – ручьем или колодцем. С большим участком земли, чтобы мы смогли обеспечить себя продовольствием.

– Разобьем парники, обеспечим себя овощами, – говорил папа.

В доме будет огромный подвал, набитый зерном и оружием.

– Чтобы отстреливаться от грабителей и мародеров. Или чтобы застрелиться самим, – весело добавлял папа. – Если станет уже совсем тяжко.

Мы так активно его обсуждали, дом нашей мечты, что для нас он стал как бы реальным. Мы могли страстно спорить часами, кого выгоднее завести, коз или коров («Лучше коз. Коровы – капризные твари»), и как назвать наше жилище. Мама, слегка поглупевшая после многих беременностей, выступала за совершенно кошмарный «Счастливый домик». Папа стоял за то, что дом не надо никак называть.

– Не хочу, чтобы всякий мудак смог нас найти в телефонной книге. Если грянет Апокалипсис, мне вряд ли захочется с кем-то общаться.

Мы были бедными – и это нормально, все наши знакомые были бедными, – поэтому на Рождество мы делали друг другу подарки своими руками, и на то Рождество – Рождество 1986-го – я нарисовала в подарок родителям Дом мечты выживших в ядерной катастрофе.

Поскольку это был просто рисунок, я не ограничивала себя в средствах: во дворе рядом с домом был бассейн, а за домом – огромный фруктовый сад. Я покрасила стены в гостиной в цвет павлиньего крыла, и у каждого из детей была своя отдельная комната, из окна спальни Крисси спускалась горка – прямо в маленький луна-парк с аттракционами. Дом был просто роскошным.

Мама с папой рассматривали рисунок со слезами на глазах.

– Как красиво, Джоанна! – сказала мама.

– Ты, наверное, долго его рисовала, – заметил папа.

Да, действительно долго. Всю крышу сплошь покрывали феечки. На прорисовку одних только крыльев ушел не один час. Я нарисовала прожилки на каждом крыле. Я рассудила, что в крыльях должны быть кровеносные сосуды. Если феи живые, у них должно быть кровообращение.

– Но где твоя спальня, Джоанна? – спросила мама, внимательнее присмотревшись к рисунку. – Ты забыла нарисовать свою спальню?

– Нет, – сказала я, жуя пирожок с сухофруктами. Тесто было очень жестким; мама никогда не умела готовить. Я тихо радовалась про себя, что в качестве предосторожности положила на пирожок ломтик сыра чеддер. – Я не собираюсь там жить. Я буду жить в Лондоне.

Мама расплакалась. Крисси пожал плечами:

– Мне достанется больше места.

Папа прочел мне целую лекцию, завершив ее так:

– Жить в большом городе – это верная смерть. Если тебя не достанут русские, то достанет ИРА. Цивилизация – это ловушка, и ядерным ветром с тебя сдует трусы!

Но меня не пугали ни русские, ни ИРА. Пусть бомбят Лондон, сколько хотят, я все равно не поеду жить в горы, где только козы и дождь. Даже если весь Лондон насквозь пропитается радиацией и мне придется жить среди мутантов и неминуемо умереть, все равно это город как раз для меня. Именно в Лондоне все происходит, и мне тоже хотелось произойти.

И вот мне девятнадцать, я живу в Лондоне – и это и вправду мой город. Я оказалась права. Я очень правильно сделала, что переехала в Лондон.

Я переехала год назад, поселилась на съемной квартире в Камдене и продолжила свою карьеру музыкального журналиста. С собой я привезла три больших пластиковых мешка одежды, телевизор, ноутбук, собаку, пепельницу, зажигалку в виде пистолета и шляпу-цилиндр. Это было все мое имущество. А больше мне ничего и не нужно.

Лондон снабдит тебя всем остальным – даже тем, о чем ты не думала и не мечтала. Например, я живу так близко от Лондонского зоопарка, что по ночам слышу, как сношаются львы. Они ревут так, словно хотят, чтобы весь город знал об их выдающейся сексуальности. Мне это знакомо. Мне самой хочется, чтобы весь город знал о моей выдающейся сексуальности. Это еще одна неожиданная приятность от Лондона: комната, смежная с восхитительно сладострастными львами. В Вулверхэмптоне такого нет. Но есть и свой минус: восхитительно сладострастные львы очень нервируют мою собаку. Она лает и лает, и умолкает только тогда, когда я заказываю пиццу с фрикадельками. Фрикадельки я отдаю собаке, а сама ем тесто и сыр. Мы с собакой – отличная команда. Она мой лучший друг.

Если принять собаку за лошадь – кстати, это легко: она очень большая, – то я живу прямо как Пеппи Длинныйчулок, только с рок-музыкой и крепкими спиртными напитками. Когда тебе восемнадцать и ты живешь в большом городе совсем одна – не считая домашнего питомца, – ты как бы участвуешь во взрослых делах, сохраняя видение ребенка.

Я три дня красила стены в квартире в цвет электрик – синий с серым отливом, – потому что комната Дэвида Боуи в песне «Звук и картинка» была точно такого же цвета. Если кто-то способен дать дельный совет по оформлению интерьера, то это именно Дэвид Боуи.

Я попыталась нарисовать на стене белые облака – чтобы комната стала небесной, – но оказалось, что рисовать облака белой эмульсионкой на удивление сложно. Они больше похожи на незаполненные облачка с текстом в комиксах. Стена – сплошное пустое пространство под значимые высказывания, которые я еще не составила. Так всегда и бывает, когда тебе девятнадцать. Ты не знаешь своих памятных изречений. Ты их еще даже не произнесла.