Через волны времени, разбивающиеся о скалы утраты,

Сквозь зеленеющие поля, полные весенним ветром,

И осенний снег на лугах, спускающийся к речной

Воде, беззвучно бьющейся в водоворотах, горечь тумана,

Я вслушиваюсь в твой голос, пытаюсь услышать там

За провалом памяти, где его не коснутся, почему же

Не коснуться голоса, не протянуть руки, не прижать

Руки к его волосам? Бейся душа цветом сирени.

Тот лжет себе, кто не знает затуманенной горечи утраты,

Давящей пропасти необратимого, жгущего дыхания

Несбывшегося. Ты там, время, за которое не заглянуть,

Сквозь которое не выдохнуть – вода, луг, поле, скала.

Кто же стоит на рубце времени, на этом краю памяти?

Мне нет дела, кем ты стала по эту сторону прошедшего.

Ты помнишь, как дрожал замерзший Инд,

И как светилось южное сиянье?

Как в облаках, призывно-голубым,

Горели осень, страх и тьма без покаянья?

Обледенелый ветер бился через сталь,

Звенели стекла, снег кружился над обрывом,

И на губах еще мерцал тибетский чай

Со вкусом поцелуев, неба и крапивы.

Обледенелое шоссе ветвилось через свет,

Там, где земля и небо сходятся на тонкой

Грани звука, где шум души и вечности ответ

Другу другу откликаются холодным стуком.

Ты помнишь времени застывшие шаги?

Ты их забыла, ты права, должна была забыть.

Светлый неба разлет, эркеры, фонари.

Праздничный невский лед, солнце и свет земли;

Горестный невский лед, серый туман и пурга.

Краем ты не пройдешь, обочина не дорога.

Встретимся у метро. А где? Внизу, наверху?

Ты натянула на уши шапку, намотала шарф,

Засунула руки в карманы пальто. Холодно,

Скользит поземка, вдоль улиц, где все и никто.

А у Владимирской церкви не повернуть назад,

В городе, где недели и годы проходят как день,

Но каждый подлунный день – это рай и ад.

Станций теперь стало две, мы ждем не у той.

Две не отбрасывают тени, двое не встретятся на

Одной. Но я вижу тебя сквозь поземку времени.

Высокие скалы памяти, синие ледники.

Мы ли здесь не заблудимся? Нам ли тут не пройти?

Не у высокой ли кромки – тропинка, вешка пути?

Гималаи – горы любви, забвения и реки.

Реки, что одна из многих, скатывается сквозь туман,

Сквозь дым, покрывающий время,

Ручьи чувств, дальний свет, поленья,

Сквозь тусклую чащу образов. Дальнее – не обман.

Но никому друг к другу по снегу уже не пройти.

Там на заливе сосны, ряска, соль и песок;

Там на озере солнце, будущих чувств росток.

Время пройдет прибоем, и прошлого не найти.

То, что не было, – было, будет, не будет – всегда;

Лица, слова, движенья. Но память светлее огня.

Стол.

Тени, падающие под углом.

Кофе. Белая чашка.

Чашка кофе.

Музыка за стойкой бара,

Официантка рассматривает диск.

Кивает.

Мы давно знакомы.

Шум почему-то почти не слышен.

Сознание разомкнуто, сомкнуто,

Неисчислимо.

Сознание мира

В белочерной горсти

Воздуха. Точке времени

Здесь и

Через все пространство

Прошлого

Памяти

Рваное

Но всюду – там.

А что здесь?

Где я?

Бесформенный

Рваный

Просвет неба сквозь

Верхушки сосен.

Я иду,

Ноги легко,

Глядя на него,

Вспыхивает просвет мысли

Также всполохами,

Пульсируя, неясно.

Как если бы что-то уже

Откликнулось,

Как если бы тому

Откликающемуся

Мне было что сказать

Отчетливо.

Заговорить.

Но не так:

Напряженное, длящееся,

Бессловесное,

Неопределенное —

Почти что просто густоголубое

Сквозь зеленое.

Высокий окоем окна

Гаснущей голубизною

Неба, но

У окна никого

Пустые диваны

Пустые кресла

Незанятые стулья

В воздухе тихо

Тихо тяжело

Брошенная книга

Чистая посуда

Грязная посуда

В раковине

В раковине

Не слышен

Шум моря

Никому не слышен

Надо прибраться

Можно не прибираться

Не нужно

В комнатах тишина

Тромбоны души

Не проливаются

Здесь нет

Здесь никого

Никто, нет

Не здесь