– А на вашей базе что-то незаметно, что в стране кризис.

– Потому что дело умелыми руками организовано, поэтому и незаметно. Все, кончили байки разводить, давай делом заниматься.

Канарейкин уселся за стол, надел очки и принял деловой вид, а у Захарова впервые за время их знакомства зародились первые ростки недоверия к «хозяину» базы.

Мексиканское плоскогорье возвышается над безупречно гладкой поверхностью воды на две с половиной тысячи метров. Там, в полюбившей солнечный закат, отчего та и окрасилась в его цвета, пустыне Жоранда-дель Муэрто, меж двух камней ветер бросил семечко кактуса. Упав в их тень и смочившись утренней росой, из раковины, в которой заключалась колючая жизнь, высунулся маленький хвостик нейтрального цвета. Он смело вгрызся в каменистый песок, собирая все остатки влаги в округе. Спустя уже месяц из-за каменных охранников к солнечному свету вылезла ярко-зеленая змейка, покрытая еще едва заметными листиками, которые в защите от алчущего солнца свернулись, превратясь в колючки.

Бумаги, которые должен был заполнить, а затем и подписать, оказалось такое множество, что у Захарова буквально дрябла рука. Ему никогда прежде не приходилось столько работать шариковой ручкой, и тогда он предложил Канарейкину сделать перерыв. Тот с безразличным видом открыл ящик и достал из него черную телефонную трубку без провода. Выдвинув из нее антенну и нажав несколько кнопок, Канарейкин распорядился принести к нему в кабинет две чашки кофе со сливками.

– Просто удивительно, – недоумевая, сказал Захаров, – я когда принимал лодку на флоте, – и то столько бумаг не заполнял, а здесь ужас какой-то: за каждую безделушку нужно свою роспись поставить.

– А вы как хотели, Иван Алексеевич? Чтоб мы вам технику на шесть миллиардов гринов доверили и взяли только две ваши закорючки? Нет уж, мы с вас за это спросим по всей форме.

Раздался глухой звонок. Полковник нажал на кнопку где-то внизу стола, дверь открылась, и в кабинет вошел человек, который принес заказанный Канарейкиным кофе.

– Каких гринов? – почти шепотом спросил Захаров, когда кухонный работник скрылся за дверями кабинета.

– Долларов, долларов, – не отрывая взгляда от какой-то бумаги, ответил Канарейкин.

– Долларов? Она что, из золота сделана что ли?

– Не из золота, но если на ней стоит самое новейшее оборудование и в это оборудование впаяны технологии будущего, то за это, как вы думаете, нужно платить или нет.

– Интересно было бы посмотреть на нее, действительно ли она стоит таких денег. Может, мне приоткрыть шторку и оценить хотя бы поверхностно? Так сказать, прикинуть по корпусу.

– Ты что, купец что ли? Да был бы ты хоть и купец, у тебя таких денег-то сроду родов не было и не будет, – рассмеялся Канарейкин. – Вы мне поверьте, Иван Алексеевич, она стоит этих денег. Она, может, даже больше стоит. Я вот хоть и не специалист в этой области, но когда я один раз все-таки залез в нее – так у меня все представление о подводных лодках переменилось. Это не подводная лодка, а какой-то космический корабль из фантастических рассказов.

– А вы когда-нибудь прежде бывали на подводных лодках?

– Нет, не бывал, но так, по рассказам, да по телевизору видел. Ну, это что-то среднее между котельной, тепловозом, плацкартным вагоном и атомной электростанцией.

– Ничего себе представление, – удивленно произнес Захаров.

– Так вот, у меня все перевернулось: никаких труб я там не увидел, теснота практически не ощущается, там даже библиотека есть, правда, виртуальная.

– Какая?

– Виртуальная, вам потом компьютерщик Сергей объяснит.

– Так там еще и компьютеры есть?

– Да их там видимо-невидимо. Она вся ими напичкана, куда ни плюнь – везде компьютер, – снова рассмеялся Канарейкин.

– Ну, Леонид Сергеевич, вы меня, честно сказать, заинтриговали. Мне так и хочется на нее посмотреть.

– Увидишь, увидишь, поговей пока до утра. А пока что давай, ставь свои закорючки и не спрашивай, почему так много.

      И Захаров снова принялся за работу, а Канарейкин продолжал разбирать лежащие на столе бумаги, подсовывая между тем Захарову новые бланки для заполнения. Наконец, спустя два часа Захаров закончил довольно утомительный для него труд.

– Ну, вот и все, – складывая подписанные Захаровым бумаги, сказал Канарейкин, – теперь я могу тебя поздравить. Ты теперь официально числишься командиром подводной лодки.

– А кому я непосредственно буду подчиняться? – спросил Захаров.

– Ты здесь птица вольная. Все указания командования управления будешь получать лично через меня, а ежели что серьезное возникнет, то генерал сам приедет и лично с тобой встретится.

– Извините за любопытство…

– Леонид Сергеевич, – напомнил Канарейкин свое имя и отчество.

– Да, конечно, Леонид Сергеевич, я совсем забыл с этим перелетом. А вы тогда чем здесь занимаетесь?

– Я? – переспросив, улыбнулся Канарейкин. – Я здесь организовываю жизнеобеспечение всей базы (и твоего экипажа, между прочим). Вот чем я здесь занимаюсь.

– Вроде каптерщика или завхоза что ли? – с улыбкой произнес Захаров.

– А думаешь, легко пятьдесят человек одеть, обуть, накормить, создать условия (да плюс твоих шестьдесят ртов). А? – обидчиво произнес Канарейкин.

– Да нет, конечно, – уже без улыбки сказал Захаров.

– С кого три шкуры сдерут, коснись чего, не дай бог, случится с базой или лодкой, пока она здесь на приколе стоит?.. С тебя что ли?

– А почему бы и нет?

– Полно, ты здесь человек новый, с тебя и спрос с ноготок. Вот уж в море выйдешь – тогда рапортуй, а здесь спрос с меня. А что это значит?

Захаров пожал плечами, наблюдая за Канарейкиным.

– Это значит, я должен здесь все так приладить, чтоб работало как часы. Вот так, а ты говоришь: завхоз! – обиженно сказал Канарейкин.

– Леонид Сергеевич, Леонид Сергеевич, да вы не обижайтесь, я просто так сказал, – пробовал примириться Захаров.

– Ладно, чего там, захотелось нос задрать – так и скажи, – махнув рукой, показывая свое безразличие к ранее сказанному, сказал Канарейкин. – Еще кофе будешь или, может, еще коньячку махнем с лимончиком, а?

– Давайте, если вы не против, – Захаров был согласен на все что угодно, только бы тот не обижался на него.

Канарейкин снова достал волшебную трубку, и через несколько минут две рюмки коричневого напитка стояли на столе. Опрокинув разом содержимое рюмки, Канарейкин стал подобрее, но, взглянув на часы, расстроенно произнес:

– Вот это да-а, на ужин-то опоздали. Давай, давай быстрей, вставай уже. Пошли. Ох, непорядок…

И Канарейкин тут же засуетился, складывая в одну кучу кое-как разложенные на столе документы. Захаров, удивленный взрывной спешностью полковника, также засобирался. Только получалось это у него как-то нерасторопно, и, когда выходили из кабинета, Канарейкин чуть не прихлопнул его дверью.

– Да куда мы так торопимся, Леонид Сергеевич? На поезд что ли опаздываем?

– В том-то и дело, что на поезд.

– Как?

– Так. Во всем должен быть порядок, в том числе и в потреблении пищи. Что же это получается? – уже на ходу, почти бегом отрывисто бросал Канарейкин. – Сегодня я на час на ужин опоздаю, завтра на службу опоздаю на час, а послезавтра я так обленюсь и все мне будет тогда до лампочки… И что это будет, я вас спрашиваю?.. Бардак – вот что это будет. Нет, Иван Алексеевич, во всем должен быть порядок. Раз ужин в семь – значит, будь любезен, будь за столом в семь, если на работу к десяти – значит, в десять ты на своем месте.

Канарейкин несся по коридорам как паровоз, надувая щеки и охая от собственной неудовлетворенности. Влетев в столовую, он заорал во все горло: