Затем он поздравил каждую семью отдельно. Подходя к Кирпичниковым, он сказал:

– Поздравляю, дорогие товарищи! Желаю вам вырастить достойного члена будущего коммунистического общества.

Женщина с улыбчивым каменным лицом подарила Татьяне алую гвоздику, а Ивану пожала руку. Когда поздравили всех, мужчина спросил, не желает ли кто-то сказать ответное слово. Татьяна тут же вызвалась.

– Спасибо! Я так счастлива быть матерью нового человека! Мы приложим все усилия, чтобы вырастить настоящего ленинградца. Я бы хотела, чтобы его жизнь была неразрывно связана с судьбой города великой пролетарской революции.

Ей недолго поаплодировали, и на этом церемония регистрации закончилась.

По дороге домой молодежь развеселилась.

– Таня, когда ты только выучилась так говорить? Партия большевиков нуждается в ярких ораторах, – Лера дразнила сестру.

– Слишком опасно вступать в партию, Троцкий будет озабочен появлением такого сильного соперника, – подхватил Иван.

И даже Татьяна, обычно не одобрявшая шуток о революции, довольно благодушно отвечала:

– Вам бы все шутить. Не забывай, голубчик мой, что большевики не шутят. А времени у нас совсем мало, поторопимся.

С этими словами они подходили к Никольскому собору на канале.

В притворе уже ждали Василий Алексеевич, Вера Филипповна и жена настоятеля закрытой Покровской церкви, согласившаяся стать крестной матерью младенца Анатолия. Прежде Удомлянцевы были прихожанами этой церкви, Таня знала попадью с детства, но с трудом вспомнила ее имя сейчас – Екатерина Даниловна. Крестным отцом вызвался стать дед Василий.

Младшие Удомлянцевы были безразличны к религии, как и большинство их сверстников, а вот Василий Алексеевич и Вера Филипповна были в своей вере крепки. Не раз Татьяна удивленно спрашивала отца, как может сочетать он веру в Бога и согласие с большевиками.

– А что тут странного? Разве Бог от нас не требует жить по справедливости? За то же и большевики стоят. А то, что они безбожники, так это от молодости, повзрослеют, обратятся. И вы тоже повзрослеете, поумнеете.

Таня совсем иначе понимала конфликт новой власти и церкви. Она стояла за большевиков, и на церковь взваливала ответственность за распространение религиозного дурмана. Это, правда, нисколько не мешало ей иногда молиться, как научили древние духоносные отцы. И все же молодые верили по случаю – еще недавно Таня в смятении призывала помощь Богородицы, а сегодня уже не вполне осознанно противилась обряду крещения. Правда, и отказаться она не думала, боялась прогневать Бога тем, что не окрестит сына. И страх этот ледяной угрозой останавливал ее порывы как-то избежать обряда.

Иван еще от деда и отца унаследовал скептическое мнение о спасительности Никоновой церкви, но и не противился. Он уже привык к странности тестя, сохранявшего строгую верность православию.

– Откуда у него это? Он же артиллерист, людей его работа в клочки разносит, а он постом и молитвой спасение себе добывает. И не лицемерит, что удивительно.

Входить внутрь храма Таня не могла до наступления срока очищения11, поэтому она единственная из всей семьи должна была остаться в притворе.

– Что-то мне боязно стало, прямо нахлынуло: как он без меня? Папа, а мне точно нельзя в храм входить, здесь в притворе сидеть? – чуть не с дрожью в голосе сказала Таня, когда передавала запеленутого Толясика своему отцу.

– Нельзя. Татьяна, ты меня удивляешь, у тебя же по закону божьему пятерка была.

– Папа, страшно. Ребенок без матери. Я с ним до сих пор и не расставалась ни на минуту. Я изведусь, пока крещение не кончится.

– Не изводись, молись, радуйся. Твой сын к Богу идет. Спаситель его своею смертью выкупил. Я тебе еще не рассказывал: когда в четвертом году японцы нас огнем накрыли, всех моих сослуживцев на месте убило, остались только мы с Павлом. Я цел, Павла разыскал, а у него обеих рук нет, так что даже тащить его на спине не получается. Он меня спрашивает: «Василий, у Вас дети есть?» Я ему отвечаю, что есть две дочери. «А у меня нет, – говорит он, – значит, я за Вас умираю, а Вы жить должны. И если мы с Вами верующие люди, ничего с Вами не случится. Обнимите, меня, пожалуйста». И ничего со мной за три войны не случилось. Так каждому из нас, пока он свой долг на земле не исполнит, Господь жизнь дает.

Этот рассказ в том или ином виде Таня слышала раз пять. Она даже в подробностях расспросила мать об этом событии, у отца она спрашивать почему-то стеснялась. Но каждый раз отец добавлял к нему что-то, что было удивительно к месту.

Татьяна молча отдала Толю отцу и, сев на скамейку, стала ждать. Молиться она даже не пыталась. Ее напряженная поза выдавала отношение к происходящему внутри храма: она прислушивалась, не слишком ли долго молчит Толя или не слишком ли громко и призывно он кричит. Но он лишь изредка подавал голос, и только материнское ухо было способно различить этот звук среди других. Постепенно Таня успокоилась и унеслась мыслями в прекрасное будущее, в котором Толя станет нужным и уважаемым человеком, и в котором он будет благодарить родителей (мать прежде всего) не только за заботу и пропитание, но и за их участие в построении нового общества, такого справедливого и совершенного, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

А в это время ее отец уносился мыслями в прошлое к своему сослуживцу Павлу Клюеву. Каждый раз, когда он вспоминал о нем вслух, он долго просил у Бога упокоить его, а у самого Павла просил прощения, за то, что не сумел грамотно перетянуть ему разорванные артерии. С Павлом они учились вместе в училище. Во время учебы они мало общались друг с другом, и только война с Японией свела их достаточно близко – в один полк. У военных вообще принято проявлять удаль, будь то любовные победы или лихачество, и проявлять их именно для того, чтобы показать товарищам. Василию было ближе лихачество. Правда возможности проявить его у артиллериста мало – не то, что у воздухоплавателей или кавалерии. Василий компенсировал это тем, что добровольно участвовал в испытаниях новых образцов орудий и взрывчатых смесей. А Павел еще с училища обратил на себя внимание как одержимый тягой к женскому полу. Иногда это вызывало зависть, иногда выглядело безобразно. Начальство его недолюбливало и опасалось из-за этой его страсти и способности. Он был женат, но это было, скорее, печальное недоразумение. Общих тем для разговоров у однокашников помимо службы не было. Василий с брезгливостью относился к образу жизни Павла и подозревал, что Павел посмеивается над ним.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.