Нет-нет-нет, я не ревную. Мэлло мне друг, а не любовник, с чего бы мне страдать из-за появления в его постели этой Анны? Любому, предположившему такой бред, выбью все зубы.

Но было в этой девушке что-то, что заставляло меня вновь и вновь возвращаться к ее образу…

Я шел по узким улочкам, рассматривая забавные домишки. Городок был маленьким, из тех, где все соседи знают друг друга и по вечерам обсуждают симпатичного садовника у одной старой леди… Тьфу ты, фрау. Это Германия, мне надо привыкать к их словечкам. Так вот, я был удивлен, что Мэлло выбрал такое захолустье. Он же привык всегда быть в центре внимания, блистать экстравагантными нарядами, появляться на светских раутах и на разборках мафиози, обязательно крупных, чтоб с перестрелкой и десятком трупов.

А здесь он изменился. Даже его одежда была уже скромнее — никакой кожи, темные джинсы и черная майка; разве что розарий все так же неизменно болтается на его шее. Волосы по-прежнему аккуратно подстрижены, но заметно длинее: он все еще стесняется своего шрама на лице, старается его закрыть. И бесполезно ему говорить, что шрамы украшают мужчин: обзовет извращенцем. И будет прав, между прочим.

Шоколадки — пожалуй, это единственное, что окончательно убеждает меня в том, что я говорил не с кем-то, прикидывающимся моим другом, а именно с Мэлло. Никто другой не умеет так увлеченно хрустеть (плитка всегда вытаскивается из холодильника, теплая — уже не то) лакомством, как этот нахал в личине ангела. Нормальные католики перебирают четки, когда молятся, этот — когда жует очередной Альпен Голд.

Мимо меня процокала каблучками очаровательная рыжая дамочка из тех, о которых обычно говорят «грудь колесом». Высокая, стройная. Я не удержался и подмигнул ей, но дамочка меня надменно проигнорировала. Ну еще бы, очень нужен ей лохматый двадцатилетний парень, когда вон какой красавец-садовник ждет на другой стороне улицы… Я хмыкнул и изобразил звук поцелуя, дамочка нервно передернула плечами. Я рассмеялся. Садовник, кажется, заметил мое непочтительное отношение, нахмурился… Но ничего сделать не успел, у меня зазвонил телефон.

— И долго ты еще прохлаждаться будешь? — поинтересовалась трубка голосом Мэлло.

— О, голубки уже вдоволь накурлыкались? — усмехнулся я.

— На… Что? Где ты такие слова выучил? Ниа заставлял тебя читать орфографические словари? Бедняжка.

— Не ехидничай, — сказал я, чувствуя, что не могу не улыбаться.

— Еще и не начинал! Зайди по дороге в магазин, купи шоколад.

— Куда ты свои запасы потратил, извращенец? — я представил возможные способы употребления шоколада по отношению к Анне и согнулся пополам от беззвучного смеха. — Я немецкого не знаю, как я тебе зайду?

— Рядом с гостиницей супермаркет. Там говорить не надо, только циферки уметь читать, — и Мэлло нажал на отбой, как всегда не прощаясь.

Я, все еще посмеиваясь, побрел обратно. К счастью, садовник со своей дамочкой уже исчезли с горизонта и избавили меня тем самым от нежелательных задержек.

*

Мэлло

Передать не могу, как я разозлился, когда эта безмоглая курица заявилась в номер. Мэтт, судя по всему, неправильно истолковал выражение моего лица и сжатые на подлокотниках пальцы, ничем другим не могу оправдать его поспешное бегство. Все-таки девять месяцев сильно сказались, мы не понимали друг друга так же хорошо, как раньше, когда мне было достаточно вздохнуть, чтобы Мэтт сбегал на кухню за шоколадкой, а Мэтту кашлянуть, чтобы я передал ему пепельницу.

Курица… То есть фройляйн Анна обошла мое кресло, наклонилась меня поцеловать. Я дернулся, в результате чего поцелуй пришелся в щеку.

— Кто это был? — спросила она. Хорошо хоть додумалась не подавать вида, что ее чем-то не устраивает мое поведение.

— Мой друг, — лаконично ответил я. Вдаваться в объяснения не было никакого желания, да и не заслужила фройляйн Анна моих объяснений.

Я залпом допил виски, скомкал пустую обертку из-под шоколадки, кинул ее в стакан. Меня слегка потряхивало, но я старался держать себя в руках.

Ненавижу! Ненавижу, когда мне мешают. Я надеялся на вечер в приятной компании лучшего друга с дорогим алкоголем и мужскими разговорами, а вместо этого что получил? В самый неподходящий момент вламывается озабоченная кошка, из-за которой Мэтт ретируется, считая, что я могу предпочесть ее ему. Тоже дурак.

— Михаэль, что-то не так? — осторожно спрашивает фройляйн Анна.

Боится… Правильно делает, хотя я никогда еще не позволял себе грубого отношения к ней. Наверное, чует каким-то своим женским чутьем, что меня злить не стоит ни в коем случае.

— Все не так! — в голос все-таки прорывается раздражение.

— Мне уйти? — мгновенно реагирует фройляйн Анна.

Я задумался. Велико было желание ответить утвердительно, однако столь скорый звонок Мэтта спровоцирует лавину насмешек, и не факт, что я успею вовремя себя остановить, прежде чем мы с ним разругаемся в пух и прах. Но, с другой стороны, я точно знал, что сегодня никаких постельных утех быть не могло, в таком-то моем состоянии, а для чего еще можно просить фройляйн Анну остаться, я не представлял. Поэтому я выбрал третий из возможных вариантов и произнес как можно более нейтрально:

— Как хочешь.

Я вижу облегчение на лице фройляйн Анны. Похоже, она очень не хотела, чтобы я ее выставил за порог. Что она вообще о себе возомнила? Она думает, что если я ее терплю в течение нескольких месяцев, то она что-то для меня значит? Ага, конечно.

Просто она оказалась очень удобной. Она ничего от меня не требовала, приходила по первому зову, не ругалась на шоколад в постели и не обращала внимания на мои шрамы. Параллельно я пытался завести еще отношения с куда более красивыми женщинами, но у каждой в глазах я читал либо жалость, либо ужас — и тут же уходил, хлопнув дверью. Да, я не воздержан, и меня это устраивает.

Фройляйн Анна тем временем пристроилась у моих ног и положила голову мне на колени, заглянула в лицо. Я вздрогнул от смеси нежности и собачьей верности, что обрушилась на меня. Рука моей женщины недвусмысленно скользнула по моей ноге вверх.

— На ночь ты не останешься, — предупредил я.

— Хорошо, — покладисто кивнула фройляйн Анна, расстегивая мои джинсы.

Я не смотрел на часы. Как только за фройляйн Анной закрылась дверь, я набрал номер Мэтта. Разумеется, он не смог обойтись без своих дурацких шуточек, изобрется какое-то совершенно глупое слово, но, к моему удивлению, я осознал, что его голос меня успокаивает. Я попросил его купить шоколада, но только для того, чтобы выиграть время на посещение душа: я сомневался, что Мэтт ушел далеко от отеля, ведь он совершенно не знал немецкого и вряд ли бы рискнул смотаться на другой конец города. А не помыться после посещения фройляйн Анны казалось мне кощунством.

*

Когда раздался требовательный стук в дверь, Мэлло как раз выходил из душа. Чертыхнувшись, он пошел открывать, на ходу вытирая полотенцем волосы. Мэтт торжественно вручил ему три плитки шоколада: горького, молочного, белого, после чего вольготно устроился на диване, положив скрещенные ноги на журнальный столик.

— Я не ем белый, — поморщился Мэлло. — В нем нет какао. Это извращение.

Мэтт развел руками, всем своим видом демонстрируя, что не разбирается в шоколаде.

— Это как если бы ты попросил найти диск с какой-нибудь стрелялкой, а я тебе вместо этого подсунул Симс, — наставительно сообщил Михаэль. — И сними ноги со стола. Это некультурно.

— С каких пор тебя волнуют вопросы культуры? — удивился Мэтт, но просьбе внял, сел прямо.

— Немецкая педантичность разъедает мой мозг, — признался Мэлло. — Еще чуть-чуть, и я стану истинным арийцем.

— Изыди! — притворно ужаснулся Майл.

Мэлло тем временем убрал шоколад в холодильник, отнес полотенце в ванную и взялся за расческу.