– Зачем тебе?.. – Поинтересовался Бонифациус. – Ты что, к врагам идешь? Простые рыбаки.

Халеб тем временем нашел коробку и с тихим щелчком присоединил ее к самострелу.

– Готов! – Удовлетворенно констатировал он.

– Знаешь, – сказал Бонифациус, – лучше давай-ка я пойду с тобой. А это ты оставь. Не дай Единый кто-то увидит. Ты же знаешь… Тут не Остров, тут другие законы.

– Хм, ты думаешь? – Халеб еще раз оглядел творение островных оружейников. Расставаться с такой красивой игрушкой не хотелось, но в словах старика тоже была правда. Здесь – не там. – Ладно.

Он положил самострел на тюки.

– Ну, пошли тогда.

– Э!.. Подождите! – Крикнула Майя. – А я? Я что, тут одна?..

– Ну, а что? – Обернулся Бонифациус.

– Я одна не останусь! А если вы не вернетесь? Что я буду делать?

***

Как зовут женщину, что приносила еду, а потом уносила грязную посуду, Агайя не знала. Не знала и не спрашивала. Она ненавидела эту грязную жирную тварь. Ненавидела едва ли не больше того страшного человека, что держал ее тут. Сюда, в эту комнатушку без окон, он привел ее сразу, как только все они пришли в этот поселок, в Ай-Даг. Сюда же принесли ворох соломы, прикрыли рваным вонючим тряпьем, и на этом ложе он насиловал ее. Вначале было страшно и больно, а потом она как-то привыкла, притерпелась и относилась к этой процедуре как к чему-то крайне неприятному и противному, но неизбежному.

С теткой было хуже. Каждый день, принося обед, она со злорадной усмешкой докладывала Агайе:

– Сегодня мужика вашего отдали.

И тут же, не дожидаясь вопроса, который Агайя хотела, но боялась задать, уточняла:

– Такого, знаешь, с лысиной на затылке. У него еще серьга в правом ухе. Ага!.. Ох, он же и орал, когда его тащили. И откуда человек столько ругательств знает?

Так Агайя узнала, что отца больше нет в живых. Потом тетка рассказала про брата, про мужа сестры. А потом и про саму сестру, и про мать.

Каждый день, каждый день…

– Сегодня бабу с ребенком… старуху… двоих пацанят – они же мелкие, одного-то мало будет.

Агайя вела счет. Она же знала всех. И вот настал день, когда тетка сказала:

– Троих барашков ваших скормили нашему Змею.

Значит – все. Людей больше не осталось. А она? Она-то что? Она так и будет тут, в этой вонючей комнате, на этой подстилке? И этот – этот так и будет приходить к ней? Лучше бы и ее тоже…

В отличие от людей, живших в Элиме, количество скота Агайя не знала. Не знала, и потому не могла вычислить день, когда же придет, наконец, и ее очередь.

А вот сегодня тетка была грустна. Она была зла и расстроена.

– Свинку нашу отдали. Моя ж была свинка. Я ж ее вырастила. Ах, какая ж свинка была. На, жри! Когда ж тебя-то, суку, скормят?

И Агайя поняла, что уже и их скот кончился. А значит, настал и ее черед. А она все еще жива. Почему?

– Троих каких-то пришлых поймали, – тем временем продолжала докладывать тетка, дожидаясь, пока Агайя съест то, что она принесла, – занесло их откуда-то, не пойми откуда. Ну, и ладно. Вот завтра кого-то из них скормят. Все экономия.

***

Дауд не торопясь одевался. Хоть он и насвистывал при этом марш своего полка, весело ему не было. Вот она, лежит, отвернувшись. Всякий раз так, отвернется, уткнется мордой в тряпки и молчит. Хоть бы раз что сказала, улыбнулась – нет. Демонстрирует свое отвращение к нему. Ну, и плевать. Он за все это время так и не спросил у нее, как ее зовут. И сейчас он этого не знал. Зачем? Все равно же…

Дауд набросил на обнаженное тело покрывало. Все равно оно уже не возбуждало его. Сейчас был последний раз, и уж он постарался выжать из него все по максимуму. Так что сейчас ему хотелось только одного, поскорее уйти отсюда. Скоро за ней зайдут, свяжут ноги, чтобы не могла бегать, и отнесут на место. На привычное уже место, где Крылатый Змей принимал от них ежедневную дань.

Для удобства посреди площади вколотили в землю железный штырь с кольцом на конце. Вколотили на всю длину, так что только кольцо и оставалось на поверхности. Очередной жертве связывали ноги, и этой же веревкой привязывали к кольцу. Руки оставляли свободными – так было забавнее. Жертва махала руками, пыталась отбиться – Змей играл с жертвой, ему это нравилось. Иногда он трогал жертву мордой, иногда лапой со страшными когтями, а потом, натешившись, укладывал жертву на землю – обязательно лицом кверху, придвигал к себе, и начинал кушать. Не торопясь, хотя и съедая все. Похоже, голодной эта тварь не была. Где-то там, куда он улетал обычно, еще кого-то ел. Но это его дела, их это не касалось. В любом случае ко времени кормления он не опаздывал, прилетал и вкушал. Зато другие твари сюда уже не летели. Мимо пролетали, да, это часто, а чтоб сюда – ни-ни, как отрезало. Вот и хорошо.

Вот только что делать дальше? Народ уже привык, что их скот не трогают. К хорошему вообще быстро привыкаешь. Но, какое-то время придется Змея своим покормить, а там в другой поселок наведаемся. Он, правда, подальше, и живет там народа побольше, но ничего. Возьмем с собой Змея – как в прошлый раз. С ним-то особо не забалуешь.

В дверь каморки деликатно постучали. Дауд как раз закончил завязывать тесемочку на штанах. Натянул сапоги и вышел. Во дворе его поджидали двое, Элиль – хозяин как раз того баркаса, на котором ходил в море Дауд, пока не началось все это. Сейчас-то обходятся без него, еще не хватало… И еще хромой Сипис стоял рядом, тиская в руках вязаную шапчонку. Дауд взглянул на них. Чего это их принесло?

– Там, это… – начал Элиль, – троих поймали. Чужие какие-то.

– Откуда?

Элиль пожал плечами. Дауд взглянул на Сиписа, тот повторил этот жест. Значит, надо идти, разбираться.

Они сидели связанные на земле, прислонясь спинами к стене Дома Собраний, руки сзади, ноги вытянуты в сторону центра площади, где им, скорее всего, и предстоит вскорости очутиться.

Хорошо!.. Три человека – три дня. И эту можно пока не трогать, ну, ту… А с этими надо поговорить – кто?.. откуда?.. что знают, что видели? Скоро уже Змей, правда. А, ладно!.. Сегодня какое-нибудь животное ему подсунем, свинью подложим! – Дауд усмехнулся, шутка получилась.

Он присмотрелся, не подходя близко. Старик, мужик средних лет и девка. Девка – это хорошо! Надо будет посмотреть повнимательней, может, после той какое-то время этой попользоваться.

– Как взяли? – Поинтересовался Дауд у Элиля.

– Да как?.. Шли они по улице, а пацаны-то их еще на подходе заметили, ну прибежали, сказали. Ну, ясно, что сюда идут. Что их в поле-то ловить, бегать? Ну, подождали, пока сами придут, а тут с копьями – трое сзади, трое спереди, не попрыгаешь. Ну и все. Связали, посадили, да к тебе.

– Они что-нибудь говорили?

– Нет, молчат пока. Меж собой переговариваются, да не по нашему.

– Ладно, посмотрим. Я кой-каким языкам-то понаблатыкался малость, пока в солдатах… То там, то тут. Ну, в общем, ладно, пусть пока… Потом с ними. Скоро Змей прилетит, так ты, Элиль, распорядись, чтобы свинью покрупнее ему привязали.

– А что?.. – Начал было Элиль, но Дауд, понявший, что тот хочет спросить, пресек эти поползновения:

– Делай, что сказано. И до нее очередь дойдет, никуда не денется. А сегодня – свинью. Какая разница, – добавил он уже тише, – ну, не сегодня, так завтра все равно же пришлось бы ту же свинью отдавать. А тут, вишь, как подфартило, еще трое. Давай! – Подтолкнул он в спину своего бывшего хозяина.

И тот рысцой кинулся выполнять распоряжение. Сипис захромал следом.

***

– Здесь жил маг, – Бонифациус покрутил головой, озираясь в полумраке комнаты и вроде как бы принюхиваясь, – ты как, Майя, чуешь?

– Да, похоже, – согласилась Майя.

По ее лицу было не совсем понятно, то ли она и впрямь чувствует, то ли соглашается так, на всякий случай. Ну, а Халеб – тот и вовсе не ощущал ничего кроме запаха давно закупоренного жилого помещения в котором что-то то ли протухло, то ли прокисло.

Им развязали руки и закрыли в этом домике. Сказать, что заперли, было нельзя, так как снаружи запоров не было. Видно не принято тут было запирать жилище, выходя из дома. Ни к чему. Все свои, кого бояться? Снаружи поставили часового – молодого парня с самодельной пикой, и этим ограничились. Зря, наверное.