И вот, когда ночной порой разорвало муфту, и вырвавшийся пар только чудом не обварил Бонифациуса, Халеб, и произнес это, заглянув в трубку.
Трубка была забита. Забита отложениями. И надо было полагать, что такое творится везде, по всему котлу. Котел, соответственно, подлежал замене или долгому ремонту. Это просто чудо, что прорвало именно там, где прорвало. Котел мог взорваться, и этот взрыв погубил бы не только того мага, что на тот момент исполнял обязанности кочегара, но и весь кораблик.
– Ну, и что теперь? – Спросил Бонифациус, когда они собрались в каюте.
Огонь погас, машина встала, и теперь не было нужды стоять у штурвала. Корабль слушается руля только когда идет. Сейчас же его просто болтало на волне, как щепку, как кусок нетонущего дерьма. Правда, в отличие от этой субстанции, корабль вполне был в состоянии затонуть. Вода, просачивающаяся в трюм, до сих пор успешно откачивалась помпой, приводимой в движение все тем же механизмом, что проворачивал винты и давал ход. Теперь же встала и помпа. Ну, а сейчас, когда волны заливали палубу, воды было особенно много. Наступило давно обещанное время штормов.
– Не знаю! – В сердцах воскликнул Халеб. – Котел пришел в негодность.
– А далеко еще до берега? – Подала голос Майя.
Это, конечно, в данных обстоятельствах был главный вопрос. Хотя, если подумать, то – какая, к черту, разница? Сколько бы ни было – не вплавь же? Не все ли равно, утонуть в трех милях от берега, или в трехстах?
Но, все же…
– Карты нет. Была бы карта… Я же не знаю, какое расстояние от Острова до материка. Плыли мы две недели. Прикинем: скорость это корыто дает стабильно около десяти узлов, то есть десять миль в час. Плыли мы без остановок, значит проходили двести-двести пятьдесят миль в день. Умножим на четырнадцать, – Халеб задумался, считая в уме, – возьмем двести. Тогда – две восемьсот. Ну, около трех тысяч-то мы, наверное, преодолели. Наверняка мы уже где-то рядом.
– Поплывем под парусом?
– Под каким парусом? О чем ты?..
– Ну, у нас же есть мачта?
Мачта на корабле была, это точно. В строительстве самого корабля Халеб не принимал участия. Он разрабатывал и делал двигатель и вот этот самый котел. А корабль построили уже после его бегства с Острова. И при этом – точно – снабдили его мачтой с реями, пусть даже и всего с двумя. Зачем? Ну, наверное, на всякий случай. Вот, вроде этого. Так что мачта, и впрямь, была. Вот только паруса… паруса не было.
Паруса, точно, не было. Но зато была Майя, которой, оказывается, взамен, видимо, почти отсутствующих магических способностей, Единый дал смекалку и наблюдательность. И еще не известно, что нужнее.
– Слушайте, – сказала она и растерянно посмотрела по очереди на Халеба и Бонифациуса, – так, это же…
Она замолчала. Она уже ни в чем не была уверенна. Они – такие умные, такие взрослые и сильные – они не могли не подумать о столь очевидном. А, значит, подумали. Подумали и отвергли. Они – отвергли, а она – глупая девчонка – лезет со своими…
– Что? – Почти хором спросили ее муж и любовник.
– Ну, та ткань, которую мы сняли…
Бонифациус и Халеб переглянулись. Переглянулись и посмотрели на Майю. Они смотрели на нее и во взглядах их не было ни насмешки, ни снисходительности. И Майя облегченно перевела дух: ну, надо же, кажется, она и не такая уж дура!
Кораблик, на котором они сейчас были, в ту памятную ночь – ночь бегства, пришлось еще поискать. И даже не столько потому, что он стоял в дальнем уголке гавани, а потому, что он был почти что незаметен в ночной тьме. Его, как выяснилось, когда все же наткнулись на него, закрывала темная непромокаемая, а заодно и маскирующая его, ткань. Два здоровых полотнища – одно закрывало корму до самой мачты, торчавшей посередке, другое наоборот – переднюю часть. Ткань эта держалась на специальных лямочках, вдетых в специальные скобы, идущие вдоль бортов. Сняв, ее бросили на причале. Она так и лежала там, подобно ковру. По ней ходили, перетаскивая припасы с телеги в трюм, и совсем, было, забыли про нее. А потом кому-то пришла в голову идея взять и ее. Зачем? А, так, на всякий случай. Авось места не пролежит, пусть будет. Ее свернули длинной колбасой, да и бросили туда же, в трюм. И забыли напрочь.
А вот сейчас вспомнили.
И дальше был сущий ад. Они спустились в трюм, где было темно и по колено плескалась вода. Они вытащили наверх этот громоздкий тяжеленный тюк и, подсвечивая факелами, стали разматывать его по палубе, рискуя быть смытыми за борт. Потом хоть сообразили привязать себя веревками к мачте, после того только как Майя и правда едва удержалась, уцепившись за ограждение. Веревки мешали, путались, о них спотыкались, но они все же давали уверенность в том, что упавший останется жив. Возможно.
Но, конечно, крепить эту ткань к реям можно было только при свете дня. Поэтому остаток ночи вычерпывали воду из трюма. Выстроились цепочкой и подавали друг другу ведро по очереди. А уж когда рассвело…
Повезло, что штормовой ветер дул в нужном направлении, подгоняя их суденышко в том же направлении, в котором они и плыли. Плыли, не зная, куда приплывут, в расчете на то, что материк большой, и уж куда-нибудь их да вынесет. Вот их и несло.
Их несло трое суток. Трое суток они почти не спали, ели в трюме, что попадалось под руку. Двое черпали воду, один стоял на руле, пытаясь направить свой ковчег в нужную сторону. Когда один выдыхался, воду вычерпывать приходилось в одиночку, таская ведро по почти вертикальному трапу. Зато, кажется, совсем перестали бояться смерти. Смерть представлялась отдыхом. А кратковременный отдых, который то один, то другой позволял себе, был похож на смерть.
Их путь лежал на запад, туда, куда по вечерам уходило почти невидимое за тучами солнце. На четвертую ночь ветер разогнал тучи и солнце, встав из-за горизонта за их спинами, высветило впереди темную полосу.
Им повезло. Вместо того чтобы разбить о прибрежные скалы, море и ветер – парус предусмотрительно сняли, но ветер продолжал подпихивать их в корму – ветер и волны ласково и бережно посадили их на мель.
Халеб, обвязавшись вокруг пояса веревкой, другой конец которой остался в руках Бонифациуса, прыгнул с накренившейся палубы за борт. Ноги нащупали дно. Оказалось где-то по грудь, хотя из-за волн идти было трудно, почти невозможно. И Халеб поплыл.
Берег был гол, но Халеб предвидел это. Несколькими ударами подвернувшегося булыжника он вогнал в плотный песок захваченный с собой железный штырь и привязал к нему свой конец веревки. На корабле Бонифациус привязал, предварительно натянув, свой. Теперь было за что держаться. Халеб двинулся обратно, у самого борта ему дали узел с какими-то вещами, заранее приготовленный к отправке на берег, и он побрел, держась за веревку. Эвакуация растянулась надолго, спасать еще было что, тем более что никто не знал – материк это, или остров.
Потом грелись и сушились у костра, потом, поев на скорую руку, улеглись рядышком на подстеленные одеяла – еще влажные, но не на голом же песке лежать, и, укрывшись бывшим своим парусом, дружно уснули. И спали почти до вечера. А потом, поужинав, еще и всю ночь.
И бессонница никого не мучила.
***
С реалиями мира – такого, каким он стал, пока их в нем не было, они познакомились на следующий день.
***
За ночь бушевавший в небесах ветер разогнал, наконец, тяжелые тучи. Яркое солнце заливало двор, и шест, вкопанный в землю в углу этого двора, отбрасывал четкую тень.
Дауд набросил куртку на голый мускулистый торс и шагнул из полумрака Дома Собраний наружу, во двор под эти по-осеннему теплые, не жгучие лучи светила. Судя по положению тени от шеста время прилета Крылатого Змея еще не наступило.
Там, откуда он вышел, в сумраке зала Дома Собраний сидели и ждали все мужчины поселка. Женщины, как им и положено, занимались домашним хозяйством. Дети, стряпня, домашний уют – вот их дело, все остальное – удел мужчин. Они идут в море, они идут в битву, а значит им и решать, кому жить, а кому умереть. Сегодня умрет та девка, последняя из всех, захваченных в соседнем поселке. Девка была молода, красива и покорна, – а чего еще от нее, собственно, и надо? – Дауду было хорошо с ней, но главное, что его печалило в эту минуту, было не то, что следующие ночи будут без нее, главное то, что завтра некого будет приносить в жертву Змею. Некого больше кроме кого-то из уже своего скота. Пока – скота…Или надо идти в новый набег, но на кого? Хасаниды, жители поселка Хас, так просто взять себя не дадут. Их и побольше, да и живут они подальше. Пока дойдем, они наверняка уже будут знать, приготовятся. Как бы самим не оказаться в роли жертвенных животных.
