– Ладно, – сказал он, – побежали.

И они побежали.

Но не так уж и далеко удалось им убежать.

– Смотрите! – Раздался испуганный голос сзади.

Халеб остановился, вытер рукавом пот с лица и оглянулся, потому что впереди ничего такого, на что стоило бы посмотреть, не было. А сзади было мельтешение огоньков, словно рой светлячков. Факелы, – понял Халеб.

А за ними, за светлячками, посреди того места, где был поселок, сейчас почти не видный, поднимался к небу колеблющийся столб света. Видимо, горела хижина того неведомого мага, которую они занимали. Горели книги, рукописи, горели балки и стропила – горело то последнее место на этой земле, которое хоть на один день да стало им домом.

Любоваться этой почти праздничной иллюминацией, однако, было некогда, и Халеб вновь навалился грудью на перекладину, соединяющую ручки тележки. Вперед.

Интересно, – думал он на бегу, – как долго они собираются нас преследовать? Или – пока не догонят? И за что же, черт возьми, они на нас так взъелись? Ладно, – думал он, – будут догонять, постреляю. Может, это их остудит? А может, – продолжал он размышлять на бегу, – и не остудит. Они же не знают, что это такое. Та же пика – это понятно, это страшно, это может убить. А вот это? Они же даже названия не знают, и никогда не слышали про такое. Дауд не в счет. Он – солдат. Там знают. Хоть и не пользуются, а знают. На всякий случай, наверное.

Мысли на ходу не мешали, даже помогали скорее, отвлекая от усталости и отчаянья.

– Как там? – Бросил он на ходу сквозь одышку. И услышал:

– Приближаются.

Ну, ясно, они же налегке. Что им… Сам оборачиваться не стал, чтобы не сбиваться с ритма. Просто постарался налечь еще и бежать быстрее. Но получалось плохо.

А сзади уже слышались крики догоняющих. И не надо было знать язык, чтобы догадаться, что там они кричат.

Похоже, пора задействовать оружие, – решил Халеб.

– Стой! – Скомандовал он, и сам остановился. – Идите туда.

Он показал куда – вперед, за тележку.

– А что ты хочешь? – Испуганно спросила Майя.

– Постреляю. Может, это их отпугнет.

– Ой!.. – Прошептала Майя и закрыла себе руками рот.

Халеб не стал ни утешать ее, ни объяснять, что хуже все равно не будет, потому что хуже некуда. Он молча снял со спины самострел и подошел туда, где стояли его спутницы. Подошел и подтолкнул их прочь, туда, где только что был сам. Передернул рычаг, и стал ждать, прикидывая, сколько выстрелов он может сделать. Он не смотрел, но наверняка изначально коробка была полной. А в ней, в полной, тридцать патронов. Сколько раз он стрелял? Два. Значит, двадцать восемь выстрелов. Много это? Был бы день, чтобы можно было стрелять прицельно, вполне хватило бы и половины, а может, и после первого же убитого разбежались бы. Но сейчас, в темноте… И они не будут видеть и понимать, что происходит. А девять из десяти пуль уйдут мимо. Так что двух-трех он зацепит, а остальные навалятся и забьют. Проткнут своими самодельными копьями.

– Что, колобок, – шепнул он, – как на сей раз? Уйдешь, как всегда, или?..

Вопли преследователей становились все громче, все отчетливей. Огни факелов в их руках уже не напоминали веселую пляску светлячков на лесной поляне. Халеб оперся спиной о борт тележки. Сейчас уже пора будет. В принципе попасть не так уж и трудно. Факелы, и бегут по дороге, а она узкая. Потом, может, и догадаются разбежаться в стороны, но сперва-то я парочку завалю, как минимум. Передних, а те, что сзади, о них споткнутся, остановятся. Сгрудятся, это уж наверняка, и в эту кучу можно будет еще пару раз выстрелить. Мимо не уйдет.

– Что ж, – решил он, – может еще и поживем. Может не все так безнадежно. Ну…

Вдруг среди криков, не таких уж и громких – на ходу орать-то трудно, раздался вопль. Совсем не такой. Испуганный вопль. И факелы остановились, заметались на одном месте. И вдруг кинулись врассыпную, уже не по дороге, уже как попало, но в обратную сторону.

И тут Халеб понял. Только одно могло вызвать такую панику – ну не он же со своим самострелом, тем более, что его и видно-то не было. Только одно. И он крикнул:

– Ложись!

А потом, сам оседая на землю:

– Заползайте под телегу!

А там, впереди, факелов стало гораздо меньше. Те, что посмышленее, выкинули их, чтобы не привлекать к себе внимания, но многие так и мчались, надеясь успеть забиться под крышу, размахивая огоньками.

Халеб взглянул вверх и увидел, как на фоне темной, но прозрачной бездны летят плотные сгустки тьмы. Силуэты их были похожи на кляксы, сделанные черными чернилами. Живые кляксы, постоянно меняющие свои очертания. Они пролетали над ними, мимо них. Их привлекло скопление пищи дальше и они догоняли это убегающее стадо. Убегающее в тщетной надежде спастись. Увы! Вот уже и первый вопль раздался оттуда вслед за тем как один из сгустков, одна из этих клякс на безоблачном небе спикировала вниз.

А потом еще, и еще. Огоньков не стало совсем. Там, впереди, была тьма, за которой смутно виднелось зарево над догорающей хижиной, и в этой тьме раздавались вопли – один за другим.

Интересно, – подумал Халеб, – сколько там было, этих тварей?

Вот сколько их летело в этой стае, стольких человек и недосчитается поселок утром.

Вопли стихли. Так или иначе, но все было кончено. Кому суждено было быть съеденными, были съедены, остальные бегут домой. Халеб посмотрел в небо. Небо было чистым, полным ярких светлячков. Но это были не жалкие факелы, это были звезды. И ничто их не заслоняло, ни тучи, ни силуэты летящих драконов.

Ну, что, колобок? – Улыбнулся Халеб, поднимаясь, – опять ушел?

– Подъем! – скомандовал он. – Отдохнули? Пора в путь.

Глава 2

Бальбек Гасан ас-Сахруни – высокий сухощавый старик, чью лысину компенсировала буйная растительность на его тощем скуластом лице, был недавно назначенным губернатором провинции Хамадии. Такому стремительному взлету карьеры человека, ничем раньше кроме разведения овец не занимавшегося, способствовало то великое переселение народов, которое успел осуществить царь Амирана Бенедикт Первый.

В своем селе, Сахруджобе, Бальбек и раньше был главным, большинство жителей села принадлежали к той же семье – Сахруни, что и сам Бальбек, а в этом семействе он считался патриархом, и слово его было – закон. Так что руководить Бальбек худо-бедно умел, привык и это ему нравилось.

Бальбеку и его сородичам повезло. Сахруджоб был селом небогатым, с плохими, разбросанными пастбищами, и стоявшим далеко на отшибе. Благодаря этому к ним заявились когда процесс выселения уже подходил к концу. Были и раньше строптивцы, не желавшие ни в какую уходить со своей земли. И они тоже пытались обороняться, они тоже запирались дружно, когда уже некуда было деваться, в храмах, в надежде непонятно на что. То ли на Великое Небо, которое явит чудо и испепелит кощунственных захватчиков, то ли на то, что эти самые захватчики вдруг проявят уважение к религии и оставят их в покое. Но – напрасно. Несколько раз храмы просто сжигались со всеми, кто там был, в других случаях эти жуткие существа, именуемые «бессмертными», и впрямь не боящиеся смерти, ломали двери и предавали бесчеловечной казни всех или почти всех. Но, к тому времени, когда очередь дошла до Сахруджоба, стало ясно, что выселение идет быстрее, чем переселение, то есть просто образовалась толпа выселенных, которых не на чем было вывозить – телег с лошадьми катастрофически не хватало, – и можно особо не спешить. Вот они и сидели, забаррикадировавшись в храме. Молились заодно, и, как выяснилось, не зря. Великое Небо явило великую милость. Явился человек, представлявший лично царя, и вызвал Бальбека на переговоры, в ходе которых и сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

Детство Бальбека пришлось на те счастливые несколько лет, когда в Амиране вошли в моду теории, имевшие хождение в некоторых других странах несколько ранее, а к тому времени уже настолько себя дискредитировавшие, что их проповедники вынуждены были бежать, и укрылись, в том числе, и в Амиране, для которого их бредовые идеи были в новинку и в диковинку.