Одно спасение у побежденных – не надеяться ни на какое спасение.

(Вергилий М. Публий )

Глава 1

Дороги – они как реки. А реки – они же как? То текут себе спокойно и мирно, величаво и полноводно, ну, или там – струятся проселками, едва слышно журчат тропинками. А то – застынут ледяным монолитом, а потом – как разольются, затапливая все обочины и луга окрест. Значит – весна. Значит, припекло, и сорвались все куда-то, очертя голову. А потом, когда уже совсем жарко станет, пересыхают реки. Некому течь по ним. Кто мог – утек, а кто не успел – высох, превратился в невидимый пар, дорога которому одна – в высокое и беспощадное небо.

1

Дорога была запружена стадом. Это его рев, звон колокольчиков, крики пастухов, слившиеся в единый поток звуков, слышали, бредя через снежную целину Ратомир с Бен-Салехом. И, услышав, радостно направились туда, устав пробираться через заснеженное бездорожье.

Коровы медленно и безучастно брели по дороге, подгоняемые криками и щелканьем длинных кнутов. В глазах их была печаль и нехорошие предчувствия. И, правда, что могло их ждать где-то там, вдали от теплого хлева, откуда их зачем-то выгнали ни свет, ни заря. И привязанные к шее ботала своим невеселым звоном говорили за них все, что, умей они говорить, сказали бы сами.

– Куда это они, в такую рань?

Бен-Салех промолчал. Во-первых, он не знал, во-вторых – не такая уж и рань, просто – зима. А зимой всегда долго не рассветает. А в-третьих, Бен-Салех устал. Сколько они уже на ногах?.. Прилечь бы. Перекусить и прилечь. Ну, ничего, теперь, когда вышли, наконец, на дорогу, уж как-нибудь добредут до постоялого двора. А там… Бен-Салех чувствовал, что может проспать сутки, хотя и понимал, что, скорее всего, заблуждается. Ну, какие сутки?..

– А нам в какую сторону идти-то? – Не унимался Ратомир.

Вопрос, кстати, был не праздный. Бен-Салех задумался, мысленно рисуя карту окрестностей и тот путь, что они по этим окрестностям проделали.

– Направо.

***

Как выяснилось, там, где кончалось стадо, там начинались люди. Людей было много, причем шли они, почему-то все в сторону, противоположную той, что наметил Бен-Салех. И, когда они с Ратомиром ступили, наконец, на твердое, утоптанное покрытие, идти им пришлось против течения. А течение несло мимо них повозки и телеги, тележки, толкаемые вручную и просто сгорбленные под тяжестью навьюченного на собственные спины барахла, фигуры. Как будто смытая бурным половодьем деревня плыла им навстречу, бесстыдно выставляя наружу интимные детали и подробности своего скромного быта.

Попытки завязать разговор с кем-нибудь из этого потока не увенчались успехом. От них просто отмахивались, кто раздраженно, кто устало. Многие просто не реагировали никак, продолжая по-коровьи тупо смотреть куда-то перед собой, куда-то вперед, куда-то в ту сторону, где, скорее всего, их никто не ждет, и где им вряд ли будут рады.

– Ладно, – махнул рукой Бен-Салех, – на постоялом дворе узнаем, что там такое…

Первый попавшийся им на дороге постоялый двор встретил их широко распахнутыми воротами во двор и зарытой дверью в дом, в которую обычно входили те, кто пришел пешком. Из ворот как раз выезжала до верха загруженная подвода, а дверь доской заколачивал какой-то мужик. Они подошли к нему.

– Закрываетесь? – Спросил Бен-Салех.

Мужик держал в губах гвозди и только кивнул, продолжая стучать молотком. Ратомир и Бен-Салех переглянулись и пошли к воротам. Во дворе оказалось сущее столпотворение. Из дома вытаскивали лавки и грузили на одну из подвод. Стояли еще не погруженные бочки, вероятно с пивом. На одной из них сидел человек. Он не бегал, не суетился, он молча смолил самокрутку, сплевывая на землю, и поглядывал по сторонам. Кажется, с ним можно было поговорить.

– День добрый, – сказал Бен-Салех, подходя к сидящему, – вы тут хозяин?

– Ну, я.

– Ну, тогда еще раз здравствуйте. Шли вот мы, шли, устали, ноги сбили, проголодались, думали у вас тут остановимся, отдохнем, перекусим. Ваше же заведение славится своим гостеприимством. Люди нам советовали. Да… Похоже, не выйдет, а?

– Да, куды ж тут… Вот же ж, какие дела. Съезжаем мы, видите. Вот сейчас последнее загрузим, да и того…

– А чего ж так? Конкуренты, что ли?

– Да какие конкуренты?! – Воскликнул хозяин. – Конкуренты! Попробовал бы кто!.. Живо бы ноги-то повыдергивали. Конкуренты… Тут не до конкуренции сейчас, живым бы остаться.

– Так что случилось-то, уважаемый?

– Вы что, не местные, что ли?

– Да говорю же, идем мы, издалека. Народ чего-то на дороге, правда… Что, случилось чего?

– Случилось. Войско идет. Не знаю – правда, нет, а говорят с ним сам царь. Идут и грабят. Все подчистую выметают, гады. Вот народ и того… спасается, кто как может. Постоялые дворы, говорят, по бревнышку разносят. Мало, говорят, что харчи все заготовленные забирают, так еще, говорят, и жгут. А то и вовсе жизни лишают. Народ, вообще, такие страхи рассказывает, не знаешь, верить, нет. Так что…

– А царь-то при чем? Он-то что там делает? Врут, поди…

– Да, может, и врут, только как дворец-то у него сгорел, то и куда ж ему деваться? Вот он, говорят, и бродит.

– Как – дворец? – Встрепенулся Ратомир.

– Да так, вы что?.. Совсем?.. Где это вас носило, что ничегошеньки не знаете. Сгорел дворец. И Миранда сгорела, чтоб ей… Так что и оттуда людишки разбегаются.

– Да-а, дела!.. – Протянул Бен-Салех, – а мы-то, как раз туда идем. Ну, может, у вас тут хоть полчасика посидеть где можно? Передохнуть, а?.. Пока грузитесь. Да и хоть чего-нибудь поесть, хоть в сухомятку. Деньги у нас есть, заплатили бы.

– Ладно, пошли.

Хозяин встал и потянулся.

Следом за ним они прошли через пустую кухню в зал без столов и лавок, и по скрипучей лестнице поднялись на антресоли, где были жилые комнаты для проезжающих. В одной из них и устроились на одной из двух, лишенных матрасов, кроватей. Хозяин спустился вниз и принес откуда-то, видать из дорожных припасов, завернутый в холстину окорок, каравай хлеба и кувшин пива. Бен-Салех достал ножик, и приступили к трапезе, к которой как-то само собой присоединился и хозяин. Так и сидели, жуя жесткое мясо и запивая пивом прямо из кувшина, пуская его по кругу.

Голодные гости насыщались молча, хозяин же ухитрялся при этом рассуждать.

– Конец, видать, Амирану пришел, – говорил он, – По всему – конец. Вон уже и горцы наши, хамадийцы, суки, зашевелились. Чуют, сволочи, что государству каюк. Их только слухи о войске останавливает, а то сейчас по всему тракту резня пошла бы. Хуремский эмират, слышно, уже войска собирает. Как снег сойдет, так они и полезут. И кто что сделает? А под эмиром жить – дураков нет. Уходить надо.

– А куда идти-то? – Поинтересовался Бен-Салех.

– Я лично на запад подамся, – ответил хозяин, – если уж все равно судьба кем-то завоеванным быть, пусть меня лучше арбокорцы завоюют, или Ледерландия – милое дело! Не то, что эти, из эмирата, ну их в задницу! Или еще из Ахалдакии черти узкоглазые. Не-е, я – на запад!

***

Когда они вышли, простившись с гостеприимным хозяином, уже совсем рассвело. Стоял чудный зимний день. Вернее, утро. Солнце еще карабкалось в зенит, но на небе не было ни облачка, все облака раздуло, размело ночным ветром, и на душе было бы совсем хорошо, если бы не было так погано.

– Вот же, скотина! – Ратомир вздохнул и глянул окрест. По дороге все так же тянулась вереница беженцев, выглядящих еще печальнее и безнадежнее в безразлично-веселом утреннем свете.

– Кто? – Не понял Бен-Салех.

– Хозяин, кто…

– А что такое? Тебе не понравился окорок? Вообще-то, правда, жестковат.