– Дело государственной важности! Извольте немедленно отворить!

Голос гостя был настойчив, но спокоен. И в то же время в его интонации чувствовалась особая железная уверенность, присущая только тем, кто служит высшей государственной власти. «В конце концов, если бы это была инквизиция, то они бы не стали скрестись в боковую дверь, а сразу вломились бы с парадного входа», – подумал Фалди. На всякий случай он снял со стены мушкет и отодвинул скрипучий засов.

В дверном проеме показалась высокая фигура человека в черном одеянии, который стоял в гондоле и медленно покачивался в такт волне. Гость слегка поклонился хозяину дома и приоткрыл свой плащ. Фалди сразу узнал нагрудной знак арсеналотти – элитного отряда гвардейцев, охранявших дожа. Офицерам этого отряда поручали только самые опасные и важные поручения. В голове Фалди тут же пронеслась отчаянная мысль о том, что еще неизвестно, что хуже: увидеть на пороге своего дома головорезов-инквизиторов или арсеналотти. И первые, и вторые могли пригласить его только на одну прогулку – по краю бездны в один конец!

– Прошу прощения за столь поздний визит, – отчеканил гость, – но дело крайне важное! Вас незамедлительно ждут во дворце!

В высшем обществе давно ходили слухи, что во дворце полным-полно шпионов, а приходящие к дожу письма, даже от собственных детей, вскрывать он мог лишь в присутствии членов Малого Совета. Именно по этой причине самые важные сообщения он передавал в устной форме через самых доверенных арсеналотти. Фалди, конечно же, был осведомлен об этих правилах игры. Он без лишних вопросов облачился в свой парадный камзол и отплыл во дворец в сопровождении гонца.

Гондола с ночными путниками неслышно заскользила по зеркальной глади венецианских каналов. Время от времени они встречались с другими лодками, которые, как призраки, бесшумно выскакивали из тумана им навстречу. При этом пассажиры обеих гондол, поравнявшихся бортами, одновременно отворачивались и прикрывали лица, опуская края шляп. Все ночные венецианские «прохожие» предпочитали путешествовать инкогнито.

Фалди бывал во дворце дожей неоднократно и много раз участвовал в заседаниях Большого Совета. Но сейчас он понимал, что в такой поздний час и при такой таинственности его вряд ли поведут по парадной лестнице прямиком в приемную дожа. Когда гондола выплыла с севера на дворцовый канал и через некоторое время начала сбавлять ход, Фалди понял, что не ошибся в своих предположениях. Проникать во дворец с «черного хода» ему еще не доводилось…

Гондола остановилась возле неприметной каменной лестницы под Мостом Вздохов, который соединял два самых важных здания Венеции: дворец дожей и тюрьму. «Вот дьявол! Я же добровольно явился в тюрьму!» – содрогнувшись, подумал Фалди, поднимаясь по ступеням. Перед ним отворилась массивная дверь, и через мгновение он оказался внутри темного помещения. В нескольких шагах от него, словно паря в воздухе, трепетал слабый огонек свечи. При этом человека, державшего ее, видно не было.

– Не задавайте лишних вопросов и следуйте, пожалуйста, за мной, – раздался низкий мужской голос.

Пламя свечи заколыхалось и вдруг исчезло. Но через мгновение свет выхватил из темноты полукруглый свод низкого коридора и очертания фигуры, неторопливо удаляющейся от Фалди. На дрожащих ногах он засеменил за провожатым, ежеминутно оглядываясь назад.

Низкий длинный коридор сменила узкая винтовая лестница, поднявшись по которой, Фалди оказался в круглом помещении без окон, но с двумя дверями. Сопровождающий его человек подошел к одной из них, трижды в нее постучал и задул свечу, растворившись во мраке. Темнота, мгновенно окутавшая маэстро, оказалась настолько плотной, что сначала он решил, что ослеп. Он несколько раз закрыл и открыл глаза, но ничего вокруг не изменилось. И в тот момент, когда его лицо исказила гримаса ужаса, а рот открылся для крика, дверь широко распахнулась, обжигая его светом и теплом.

– Прошу вас! Смелее! – пригласил войти очень знакомый волевой голос.

Фалди сделал несколько шагов вперед и очутился в небольшом кабинете. Дверь тихо закрылась за его спиной, повинуясь какому-то скрытому механизму.

В первую очередь он поднял голову вверх и взглянул на единственную двухъярусную люстру, свисающую с потолка. Это была профессиональная привычка старого мастера. Дело в том, что в Венеции не оставалось, пожалуй, ни одного дворца, потолок которого не украшала бы люстра, изготовленная руками Фалди…

Вот теперь он знал на сто процентов, где находится и кто его пригласил! Перед ним, возле огромного камина со львами, сидел в резном кресле дож Венеции – Андреа Гритти! Этот великий человек был уже на склоне лет. Но несмотря на многочисленные болезни и кажущуюся старческую немощь, в его колючих глазах по-прежнему горело пламя борьбы, а пальцы рук, изуродованные подагрой, все еще держались за власть стальной хваткой! Это был настоящий лев!..

Его путь к власти был долгим и тернистым. Свою карьеру он начинал в европейском дипломатическом корпусе в Османской империи, где рьяно отстаивал интересы Венеции. Был арестован в Константинополе по анонимному доносу и провел в тюрьме около четырех лет. После благополучного освобождения вернулся в республику, где сделал головокружительную военную карьеру, венцом которой был долгожданный мир и военный союз с Францией!

В 1509 году Андреа Гритти был избран прокуратором Базилики Сан-Марко. Это назначение являлось привилегией, которой обладало ограниченное число венецианской знати, и показателем успешной политической карьеры. Но, добравшись в 1523 году до олимпа власти, как и большинство его предшественников, Андреа Гритти стал заложником коварной политической системы республики. Вместо активной политической деятельности, направленной на укрепление величия и могущества Венеции, он был вынужден отчаянно бороться одновременно за свою жизнь, власть и свободу. Впрочем, последнюю он потерял безвозвратно уже несколько лет назад, когда особым декретом ему было запрещено покидать город.

– Присаживайтесь! – произнес дож, небрежно взмахнув рукой в сторону соседнего кресла. – Надеюсь, вы меня узнали.

– Да, конечно! Вы – великий…

– Здесь не принято называть имен. И говорите, пожалуйста, тише. Тише…

Обо всем, что делал Гритти, тайные шпионы тут же докладывали Малому Совету, в котором было очень много его недругов. Около трех лет назад, во время большого ремонта, в личных апартаментах дожа за одной из стен был обнаружен тайный коридор, который вел к месту прослушивания непосредственно за его кроватью в спальне. Это помещение было незамедлительно замуровано, но Гритти прекрасно понимал, что подобных шпионских лазов во дворце было еще много.

– Признаюсь честно, – медленно произнес Гритти, – я долго выбирал, к кому обратиться за поддержкой. В столь трудный для меня час мне практически не на кого опереться. Враги и шпионы окружили меня.

– Но чем я, ничтожный ремесленник, могу помочь такой могущественной фигуре?

– Я давно наблюдаю за вами. Во всей республике не найдется мастера, равного вам по таланту. К тому же лучшая гарантия от предательства – это страх казни. Верно? Ведь дьявольское зеркало, которое вы изготовили для несчастной дочери некоего герцога, – это настоящее окно в преисподнюю!

Произнося последние слова, дож поднял правую руку вверх, указывая перстом в потолок, и наклонился в своем кресле в сторону Фалди, прожигая его пронзительным взглядом. Маэстро словно уменьшился вдвое. Его пробил озноб, на лбу выступила испарина. Он онемел и почти физически почувствовал холод кандалов на своих запястьях…

Удовлетворенный произведенным эффектом, Гритти спокойно продолжил:

– Кстати, оно теперь у меня. Ведь это к лучшему, если такая вещь будет храниться у вашего друга, нежели у врага. Верно? Ведь мы друзья?

– Я всю жизнь по мере сил служу процветанию нашей республики, – пролепетал Фалди. – И служить вам – высшая награда, о которой только может мечтать простой гражданин.

– Вполне благоразумное решение. Позвольте теперь объяснить, какая именно услуга мне от вас требуется. Как я говорил ранее, у меня много недругов. И бороться с ними в открытую я не имею возможности. Моя власть сейчас сильно ограничена. Но мне все равно, кто там восседает в Совете с умным напыщенным лицом. Мне нужно, чтобы вы сделали для меня оружие правосудия. Инструмент справедливого воздаяния, если хотите.