– Захар, ты умеешь быть верным… я это ценю.

– Я не смог тогда помочь Вам и Вашему батюшке. Была драка, меня ударили сзади. Но с Вами я буду… пока буду нужен.

При упоминании об отце на глаза Лидии невольно навернулись слезы. Она сама не заметила, как разрыдалась прямо на широкой груди Захара. Как же ей хотелось наконец почувствовать себя защищённой!

– Не стоит сейчас плакать. Наверное, у каждого свои грехи перед господом нашим. Мне показалось, или Вы узнали кого-то из нападавших?

– Не показалось. Беглый крепак Назар беспалый, и ещё один… у него была дочь, Матрёна. Ты ведь прав, слезами тут не поможешь. Но так я этого не оставлю… Только месть, – слезы ее мгновенно исчезли, даже голос стал сухим и жестким, опомнившись, она резко отстранилась от Захара.

Минутная слабость прошла, и сейчас взгляд ее больше всего напоминал Шеффера-старшего.

– Мне срочно надо в Нежин, в полицию…

– Воля Ваша, панночка, но, осмелюсь предложить сначала все же в имение. Вам надо быть осторожной – у них могут быть сообщники.

– Да, ты прав. Мы можем идти дальше, я в порядке.

Лидочка не помнила, как она и ее спутник добрались до имения Шеффер. Когда оно показалось за деревьями, на небе уже занимался рассвет…

4.

Первое, что бросилось Лидии в глаза во дворе теперь ее собственного имения – тот самый столб… И крепостная девица в цепях. Когда-то давным – давно, словно в другой жизни, а на самом деле – только вчера, жалость закрадывалась в сердце Лиды при одном взгляде на нее. Сейчас, взглянув на несчастную крепачку, Лидия вновь увидела мозолистые руки крепостного Назара без двух пальцев… сжимающиеся на горле ее отца. Ощутила тяжесть навалившегося на нее немытого тела… И в голове ее ясно прозвучал родной голос:

"Крестьяне – это скоты, животные, они понимают только один язык – язык кнута. По другому с ними нельзя, беды не оберешься. Так и только так можно заставить их быть покорными твоей воле, рабами. Иначе никто тебя слушать не будет, тотчас на вилы вздёрнут".

Голову молодой панны словно сдавило ледяным обручем… Она подошла к столбу вплотную, случайно задев тихо звякнувшие цепи. Девушка неожиданно открыла воспалённые глаза.

"Надо же, жива… Она жива, а папА…" – мелькнула мысль, но вслух Лидия спросила:

"Ты Олеся?"

"Да, пани," – едва пошевелила губами несчастная.

"Так вот из-за кого… Нет, ты – тварь! Это из-за тебя у меня теперь нет отца, никого неееет!" – не выдержав нахлынувших эмоций, хозяйка хлестанула ее по щеке с такой силой, что на бледной коже появились царапины и выступила кровь…

Не помня себя, со звериным воем Лидия вцепилась ногтями ей в лицо.

"Уничтожу, дрянь!" – от этих слов, казалось, немного отступала боль, обжигавшая сердце. – Запорю насмерть… Сгною… на каторге…"

Но сил для крика уже на оставалось. Сама грязная и оборванная, тут же, возле столба, Лидия опустилась на землю.

– Пани… – негромкий голос сзади вывел из оцепенения. Обернулась. Захар.

– Идемте в дом, пани, она никуда не денется…

– Отвяжи ее… И уведи прочь с моих глаз… – слова падали с губ тяжёлыми камнями, но хозяйка наконец позволила провести себя к дому.

*****

– Пани, Вам сейчас надо бы успокоиться… – голос постучавшегося к ней Захара был глухим и каким-то монотонным. – Сказать, чтобы служанки принесли травяного чаю?

– Наверное… – Лидия, как вошла полчаса назад в свою комнату и обессиленно опустилась на диван, так и осталась там сидеть неподвижно, не имея сил даже на то, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Сейчас она ощущала только безграничную усталость. На смену злости пришло непонятное безразличие и апатия ко всему.

– Ты хотел о чем-то поговорить, Захар? – Да, пани Лидия… Я отвёл Олесю в комнату прислуги, но она совсем плоха.

От этих слов девушка вся напряглась, отступившая было ярость вновь накатилась ледяной волной.

– Все из-за этой дряни… Отец… – хрупкие кисти Лидии невольно сжались в кулаки.

– Осмелюсь сказать, пани, Олеся все же не убивала Вашего батюшку, она даже ничего не знала об этом…

– Замолчи!.. – голос Лидии сорвался на крик.

– Но и среди бандитов нашелся человек со светлой душой, благодаря которому мы сейчас живы. Простите мои слова, но неужели эти люди будут для Вас примером, пани Лидия?

Для традиционно немногословного Захара сказанное было просто верхом красноречия. Лидия молча закрыла лицо руками, как бы отгораживаясь от всего произошедшего и полностью замыкаясь в себе. Некоторое время слышалось только ее тяжёлое прерывистое дыхание, и Захар, медленно развернулся к выходу, чувствуя, что продолжения у этого разговора не будет. Но, будучи уже в дверях, он услышал показавшийся ему чужим надтреснутый голос пани Шеффер:

– Что ж, раз я теперь здесь хозяйка, то должна позаботиться о своем имуществе. Пригласи к ней доктора…

"Может, хоть так я смогу помочь Вашей душе обрести вечный покой, папА"…

*****

Однако, прибывший в тот же день из Нежина врач уже мало чем мог помочь. Ближе к вечеру Лидии сообщили, что ее крепостная скончалась.

5.

Шел третий день после возвращения Лидии в имение…

На сегодня были назначены похороны Ивана Ивановича Шеффера, тело которого в первый же день привез Захар, направленный Лидией на то самое, жуткое для нее место. Сама она не смогла заставить себя с ним поехать, леденящий страх сковывал ее при одной мысли о возвращении туда, где было столько пережито.

С трудом подавляя то и дело подступавшие к горлу слёзы, осиротевшая дочь занималась организацией похорон отца. Когда становилось совсем невмоготу, вспоминала его слова:

"Никаких эмоций на людях, твоя искренность никому не интересна, она сделает тебя уязвимой для всех. Что бы не творилось в твоей душе – пусть лучше об этом никто не догадывается".

"Спасибо, папА, Вы дали мне хороший урок", – вздыхала девушка, пряча эмоции как можно глубже внутрь, и оставляя на лице лишь непроницаемую маску.

Времени побыть наедине с собой и все обдумать практически не оставалось, что, впрочем, было к лучшему – как только Лидия оставалась одна в покоях – воспоминания наваливались на нее, одно чернее другого, затягивая в пучину, увлекая за собой в свой собственный мир, мало что общего имевший с реальностью. Хотя для всех она оставалась здесь же – двигалась, говорила, распоряжалась, но в то же время это была как будто пустая оболочка, мыслями сама она была далеко, снова и снова переживая те страшные мгновения, разделившие ее жизнь на до и после.

Особенно тяжело далась ей беседа с полицейским урядником, долго и нудно расспрашивавшим ее об обстоятельствах смерти отца… Лидия указала на тех беглых шефферовских крестьян, которые были участниками нападения. Отец утопившейся пять лет назад Матрены до своего побега жил одиноким на хуторе, в нескольких верстах от Шеферовки, его жена не пережила гибели дочери и в тот же год умерла. Поэтому о его побеге узнали далеко не сразу. Никого из их семьи в Шеферовке не осталось. Приметы его, а также Назара беспалого, были подробно описаны в полиции, и Лидия Ивановна знала – раньше или позже, но они свое получат.

Но о ком не смогла ни словом заикнуться полицейским – так это о своем таинственном благородном спасителе, невесть как оказавшемся в столь не подходящей для него компании. Его синие глаза тогда заглянули, казалось, в самую ее душу, и в голове не укладывалось, как вообще стала возможной эта встреча при таких обстоятельствах. В конце концов, Лидия заставила себя пока позабыть об этой необъяснимой для нее ситуации – других проблем более чем хватало.

На похоронах собралось множество людей – практически вся местная нежинская знать, купцы из гильдии, приехали и Александр Александрович Дорошенко с дочерью. Как ни странно, Лидию не обидело отсутствие Косачей – Федор Васильевич по прежнему болел, и семья никуда не выезжала из имения, направив лишь свои соболезнования. В какой то момент у Лидии мелькнула мысль, что ее вряд ли бы тронуло, даже если бы Алексей вздумал появиться выразить их лично.