— Семья — это термин, который сочетает в себе гораздо большее.

— Ну а я применяю его к любой компании, в которой уважают друг друга. Не имеет значения, что не все члены люди. У меня на Статен-Айленде живёт котёнок, и я часто с ней разговариваю. Иногда она так смотрит, что складывается впечатление, будто понимает меня.

— Вот снова разновидность твоей патетики. Я создал впечатление, что заинтересован историей твоей жизни?

— Если я задаю тебе вопросы, ты обзываешь меня любопытной журналисткой. Если рассказываю о себе, то становлюсь пафосной. Что я должна делать?

— Держать-рот-закрытым. Разве ты не болеешь? Ты спала на чёртовом полу, истекаешь кровью и ещё болтаешь?

— Я часто разговариваю в одиночестве. Иногда… я боюсь звука тишины. Она накрывает меня воспоминаниями, которые мне неприятны, поэтому наполняю её своим голосом. Я разговариваю с животными и иногда пою. Я люблю Нью-Йорк, потому что он никогда не молчит.

— А я ненавижу его по этой же причине.

При виде хижины Майи, Харрисон ускорился ещё больше. Какого дьявола он отвечал этой идиотке? Почему вместо того, чтобы возвести между ними свою молчаливую стену, он позволил вовлечь себя в беседу, хоть и превратившуюся в пререкания.

Если он хотел уложить девушку в постель, то было бы лучше притвориться, что она его не раздражает. Сделать вид, что слушает её. Прикинуться более утончённым, чем свинья.

Обращаясь с Леонорой как с идиоткой, он не сможет многого достигнуть: на самом деле, чтобы её трахнуть, такая тактика не станет выигрышной. Будучи деревенщиной, Харрисон не был насильником.

Причина этого словесного поноса, хоть и саркастического, видимо кроется в другом. Девушка заставляла его нервничать, и у Дьюка возникало желание ей противоречить.

След дыма просачивался из дымохода деревянного дома Майи, почти такого же спартанского, как и его собственный. На задворках виднелись очертания огорода, о котором хозяйка заботилась почти с маниакальным вниманием. У неё так же имелось несколько кур и собака.

И именно собака, старый молоссо с очень медленными рефлексами, заметил их первым. Встав перед дверью, он тявкнул, и этот лай выглядел смехотворным, будучи не чем иным как попыткой старичка доказать себе, что он ещё остаётся в строю.

Харрисон ему свистнул, что-то достал из кармана и бросил, а пёс подобрал, нежно виляя хвостом.

Когда к нему приблизился Принц, они оба друг друга обнюхали с взаимным удовлетворением, словно были не собакой и свиньёй, а четвероногими одного вида. Леонора разразилась смехом.

Если б девушка не имела аппетитную грудь и зад, похожий на тот, что на картине Рубенса «Венера с зеркалом», Харрисон сказал бы — она выглядела как маленькая девочка. Но она, твою мать, обладала таким телом, что для его исследования необходимо больше времени, чем для быстрого перепихона. И Дьюк не мог думать ни о чём другом, кроме о разочаровании. Проклятье, она ему даже не нравилась, и всё же у него больше не получалось смотреть на неё и не представлять обнажённой. Появление в дверях Майи прервало эту похотливую тоску. Она ему не улыбнулась (никогда не улыбалась), а он и не претендовал. Они были двумя мирными медведями, которые время от времени встречались, иногда помогали друг другу, но симпатии в полной мере не испытывали.

Однако на лице пожилой женщины отразился испуг. Она была высокой, худой и морщинистой, лицо выглядело как кора дерева. И обычно она ничему не удивлялась, но присутствие Леоноры вызвало у неё скрытую ответную реакцию, похожую на отдачу при стрельбе из винтовки, когда ты не готов к силе удара.

— Кто, чёрт возьми, она такая? — спросила женщина у Харрисона без лишней болтовни.

— Была на экскурсии и застряла из-за непогоды.

Леонора протянула Майе руку, чтобы поздороваться, но была вынуждена опустить её; пожилая женщина не протянула свою в ответ. Женщина затачивала какой-то инструмент в форме полумесяца, который держала в руках вместе с полоской кожи и не выглядела заинтересованной освободить руки в соответствии с правилами этикета гостеприимного хозяина.

Тем не менее, после долгого рассматривания Леоноры, она пригласила девушку войти.

— Только она, — подчеркнула Майя, указывая на Дьюка пальцем. — Ты останешься здесь.

— Я не настаиваю, — ответил ей взглядом того, кто не имеет ни малейшего намерения о чём-то заботиться, и напротив, мысль о том, что его считают обеспокоенным, оскорбила мужчину.

Он остался снаружи в одиночестве, пока Принц и Титан, собака Майи, продолжали обнюхивать и играть между собой. В этот момент гром заставил содрогнуться небо.

— Твою мать, — пробормотал Харрисон. Эта гроза вскоре принесёт с собой революцию. Кем, чёрт возьми, была эта девушка — посланницей бури? С момента её появления Вайоминг превратился в болото!

Дождь начался раньше ожидаемого, вынуждая мужчину войти в дом, несмотря на предупреждение Майи.

Леонора сначала стояла перед камином и грела спину. Потом села за стол на кухне, перед ней стояла чашка, из которой струился пар, а внутри плавали непонятные листья. На лице девушки растянулась улыбка, из чего Харрисон сделал вывод, что эта нелепая экспедиция дала какие-то результаты.

Майя даже не обернулась, лишь сказала ему впустить поросёнка и собаку, прежде чем те перемажутся в грязи, и закрыть дверь. Она собиралась что-то приготовить на плите, загромождённой утварью, похожей больше на перегонные аппараты, чем кастрюли.

— Вы не сможете уйти, пока не успокоится дождь, — постановила она.

— Грёбанная жизнь, — жёстко отреагировал Харрисон.

— Вот, выпей, — вновь приказала ему Майя тоном генеральши, которая не опускается до розовых соплей. Она указала мужчине на стул рядом со столом и напротив поставила чашку, такую же, как у Леоноры.

— Это отвар из хмеля и ромашки. В основном оказывает спазмолитический эффект, но может успокоить и дурные головы. Мне кажется тебе это необходимо.

— Я больше не сумасшедший как раньше, — огрызнулся Харрисон.

— О да, ты именно такой. С такой красотой, гуляющей по дому, ты должен быть очень возбуждённым, — заметила пожилая женщина, и её вид не вызвал ощущения, что она хочет пошутить.

Харрисон должен был воздать должное Леоноре, которая выглядела удивлённой, как и он сам. У неё в руках задрожала чашка, пока девушка, вытаращив глаза, смотрела на Майю взглядом, в котором виднелось больше, чем простое недоумение. Она ничего не сказала, но порядочно покраснела. Если Леонора была не слепой, то не могла считать себя красивой. И факт, что он хотел её трахнуть, не имел отношения к внешним данным девушки, а вызывался только его голодом.

— Принц крутится вокруг меня месяцы, но со всей своей доброй волей не могу назвать его красавчиком, — последовал злой ответ Харрисона.

Он не смотрел на Леонору, не напрямую. Но натренированный замечать краем глаза скрытые детали, заметил изменение в выражении её лица. От первоначального удивления, до ярости в кавычках, и к серой тени печали.

— Не очень остроумно, — обрезала его Майя. — И не прикидывайся, что не понимаешь о чём говорю. Выпей, ты перевозбуждён. Мне показалось бы странным обратное. А ты, моя дорогая, не волнуйся. Он кажется монстром, но на самом деле имеет только раненную душу. Как все мы.

— Если ты такая милая, — сказал Харрисон, — почему бы тебе не приютить её у себя вместо меня?

— Даже не подумаю. Мне нравиться жить в одиночестве, и я не поставлю подножку судьбе.

— Судьбе? Какую хрень ты несёшь? — рыкнул Харрисон с грубостью, не подобающей возрасту его собеседницы.

— Пей настойку и не загрязняй покой моих ушей своей грубостью, — властно повторила миссис. — А ты, дорогая, пойдём со мной. У меня кое-что есть, хочу тебе отдать.

— С удовольствием, — ответила Леонора, заговорив в первый раз.

— Звук голоса этого козла вызывает тошноту и у меня. Принц говорит более интересные вещи.

Обе женщины удалились в соседнюю комнату.

Спустя несколько минут Майя вернулась на кухню. Села напротив Харрисона и уставилась на него пристально, с оттенком угрозы.