Немного позже этого случая произошел еще один, который также запомнился мне. Только что прошел теплый, летний дождь и выглянуло яркое июльское солнышко. Я играл с ровесниками на улице и мы, как раз были на подъездном крыльце (вход в подъезд был под бетонной крышей, которая держалась на трубе и бетонной плите с другой стороны, а задом опиралась на дом – это стандартный, типовой подъезд во многих хрущевках). Играли в какие-то игры, и я всем говорил, что сейчас приедет мой дедушка – фронтовик (отец поехал встречать его на вокзал, и я ждал их). И вот из угла дома вышли и двинулись к нам на встречу папа и дедушка. Дед Ефим был в пиджаке с медалью (были еще маленькие соединённые и одна большая) и шляпе, медаль на солнце переливалась, и он был необыкновенно красив, меня наполняла гордость, и я всем сказал: «Вот он!» и побежал обнимать и целовать деда. Потом мы пошли домой и там произошел интересный эпизод, который я вспоминаю и в зависимости от возраста все больше понимаю. Мы находились в зале, я и папа были на диване, диван был обыкновенный, двуспальный и в этот момент был разложен. Дедушка сидел за журнальным столиком на деревянном кресле. У меня возникло, помню, непреодолимое желание спровоцировать отца, чтобы дедушка за меня заступился, потому что после того случая у умывальника мне хотелось в живую ощутить поддержку и «одержать победу» над папой. Потому что когда мы с отцом баловались, играли, то он побеждал, и хотелось алаверды. Получилось неожиданно для меня по-другому. Я не знал, как спровоцировать отца на применение, каких либо действий против меня, потому что они вели непринуждённую беседу с дедом. И тут мне пришел в голову план: я начну папу пощекотать, а он станет щекотать меня, а я заплачу, и дедушка заступиться и папа снова получит. То, что я решил заплакать, казалось мне, что взрослые поймут «правильно», мне до этого соседские девочки сказали, когда я с ними играл в «щекоталки», что если сильно расщекотать ребенка, то он может умереть и я принял эту гипотезу за чистую монету. В общем, в момент, когда я придумал этот план, я был уверен в его 100% действительности и все произойдет именно так, как я запланировал. Первые 80% процентов моего заранее запланированного дела прошла именно так, как я и хотел: я стал щекотать папу он меня и потом я захныкал, но потом пошло не по моему сценарию. Мое поведение расстроило папу и самое главное дедушку. У деда на его лице и интонации я тогда прочел, казалось какое-то полное разочарование и самое главное его слова в этот момент, как констатация приговора показались мне: « Гена, ты смотри – , небольшая пауза и медленное, небольшое мотание головой и строгим, тихим и каким-то даже метастатическим голосом,– не балуй, второго такого не будет!». И всё! Мой план провалился и ситуация уже где-то в другой галактике и я там просто умираю от стыда. На диване было какое-то покрывало, и я забрался под него и от стыда не вылезал, мне было в этот момент и жаль, что так получилось, и я понимал, что и извинятся уже поздно, да и никто и не послушает, что я это все специально задумал совсем для другого безобидного эффекта. Так я пробыл под покрывалом пока они не ушли на кухню. А слова эти я помню и теперь, и понимаю, как в них было много зарыто смысла. Ну, а с теми эмоциями показало, как дед любил и меня и своего сына и не просто переживал за наше будущее, а давал как будто наказ нам, чтобы мы более ответственно относились каждый не только к своей роли в жизни – я сына, а он отца. Для папы он хотел, скорее всего, донести, что в вопросе воспитания меня нужно быть по серьёзнее и «не упустил», как говорят меня. Самое главное еще и серьезней были вообще, и бережнее, и правдивее друг другу. Ведь сама моя авантюра прочиталась легко и по идее была уже не честной к самому дорогому человеку, к отцу, с самого начала задуманная на обмане и подставе какой-то. Не надо стремиться обманывать близких людей – это подло не только к ним, но и к самому себе. Все начинается с малого и если сразу это не понять, то потом будет только хуже для всех, а к себе, к своей любви, а значит и к своим любимым нужно всегда относиться ответственно и даже более ответственно, чем к чему-либо вообще. Спасибо любимому деду за урок!
Помню, к 20.03.1987 года мой брат купил электрическую бритву в магазине, чтобы вместе со мной подарить отцу на День Рождения. Отец тогда должен был прийти с ночной смены, он приходил в 09:15 всегда и мы его ждали, готовили сюрприз, чтобы, как только он войдет в дверь, мы выйдем из комнаты и поздравим его с Днем Рождения. Когда отец вошел в дом мы, не дожидаясь пока он разденется, выскочили из комнаты, мама из зала и принялись радостно поздравлять, целовать папу, подарили ему бритву. Он обрадовался подарку и был в этот момент счастлив, его глаза говорили об этом. Вдруг в дверь позвонили, отец открыл дверь, и женщина в костюме почтальона сказала: «Вам срочная телеграмма!». Папа расписался в получении и ему передали телеграмму. Мы радостно спросили: «Что, кто-то еще поздравляет?!». Отец развернул и прочитал телеграмму и вдруг изменился в лице, радостный блеск сразу пропал куда-то из его глаз. Мы, уже видя его реакцию, осторожно спросили: «Что там…?» На что он выдохнул и сказал: «Люба собирайся, отец умер, поехали». Вот такой неожиданный и печальный сюрприз произошел на День Рождение отца, когда ему исполнилось 32 года. Он даже не раздевался, мама быстро собралась, спросила только: «Ромку будем брать с собой?» – «Нет, не надо, пусть дома остается, в школу пусть идет» – что-то в этом роде, уже тихим, расстроенным голосом ответил папа. Я попробовал напроситься, но понял, что в этом случае лучше не капризничать и в итоге остался дома. Родители взяли документы, самое необходимое и тут же уехали на Алтай хоронить деда Ефима. Это была первая моя потеря близкого мне человека в моей жизни. Я, помню, взял в школу конфет одноклассникам помянуть дедушку, тогда я уже понимал, что значит, человек умер и больше его не будет в моей жизни, мне действительно тогда было грустно до слез.
В том возрасте где-то, наверное, я стал бояться, детский страх смерти, воображение у меня всегда нормально работало, поэтому я мог самостоятельно довести до трясучки от страха. Поэтому я спал с бабушкой (Екатериной), которая научила меня детскую молитву от страха:
Идет Иисус Христос
Через Калиновый мост
Калиновый мост угибается
От Романа испуг унимается
Нужно было перед сном прочитать ее три раза, и бояться не будешь! Я естественно старался верить, и потихоньку получалось не бояться. Но страх смерти брал свое, и тогда она научила еще одной:
Ангел мой!
На всю ночь со мной.
Одрия моя!
Не ведите меня во гробие,
Во страшный суд!
Также нужно было прочитать на ночь три раза. После чего нужно было перекреститься три раза со словами: «Господи Суси Хрести, Сыне Божий помилуй нас!». Позже она меня научила главной молитве, с которой нужно начинать обращение свое к Господу – это «Отче Наш». В общем для преодоления страха и для жизненного спокойствия научила меня таким молитвам – хрестьянским мантрам, которые действительно помогали мне преодолевать жизненные страхи. За что огромное спасибо моей любимой бабушке! Да и всем бабушкам и дедушкам, и родителям, и ушедшим родственникам спасибо за участие в моей жизни и Царствие Небесное им! Аминь! Если приснился плохой сон нужно просто сказать: «куда ночь туда и сон» или «пусть все плохое останется в ночи, а хорошее ждет нас впереди».
В школу я пошел с шести лет. Не то что меня заставили, а совсем даже наоборот. Было примерно так. У меня была соседка – ровесница, с которой мы с ранних лет общались, так как жили в одном подъезде, она на первом этаже, а я на втором. Она была старше меня на 10 месяцев, а для меня в столь юном возрасте было тяжело принять, что она старше и пойдет в школу, а я только на следующий год. Я не хотел отставать от нее. Тем более даже представить не мог из-за упрямого характера, что она быстрее меня научиться и будет опережать меня по школе, во все школьные годы я буду для нее малолеткой. Взрослые, а это мои и ее родители, сначала не воспринимали это в серьез и говорили мне, что «наоборот отдохнешь подольше», «успеешь еще поучишься». Но они даже и не подозревали, что у меня получиться пойти в школу. Тогда было строго в школу с семи лет. Меня не было даже в списках и учитель, что брала детей с нашей округи наотрез не хотела меня брать, ведь остальные в классе будут старше меня и от этого могут быть только проблеммы. В общем, я со слезами упросил родителей купить мне школьный костюм. На перекличку мои родители даже не пошли со мной, думая, что у меня не получиться напроситься, чтобы меня взяли, и я пошел с соседкой и ее мамой. После официальной церемонии «перклички» я с тетей Любой, мамой Лены Полторыхиной, моей соседки, подошел к учительнице – Музолевской Галине Михайловне, прославившейся во всей округе, как самый строгий учитель. Галина Михайловна пригласила нас в класс и мы поднялись на третий этаж в ее кабинет. Там она уже беседовала только со мной (то есть даже в школу чтобы попасть мне пришлось пройти серьезное собеседование). Естественно она также как и остальные взрослые говорила мне, что мне не зачем торопиться и можно еще отдохнуть годик, а потом уже идти с ровесниками в школу. Но я был упрям и сказал, что уже умею читать, знаю цифры, умею складывать, чуть-чуть умножения, знаю время. Она тут же провела мне экзамен по моим знаниям, спросила, сколько времени, показывая на часы над доской, я ответил. Рассказал алфавит, прочитал что-то, что она попросила, показав на доске. В общем, через полчаса собеседования, не смотря на всю ее строгость, она сдалась, но при одном условии, я первые полгода не числился официально среди учащихся и при любом случае, плохом поведении или учебе мог быть изгнан и взят уже тогда только на следующий год в школу уже с ровесниками. Дома все были удивлены, что у меня получилось, и я принят в первый класс. Поздравили и поддержали меня все, но остались на своем, что мне лучше было идти через год, может быть они были правы по своему, но я о своем первом, наверное, серьезном решении не жалею.
