Я вдруг понимаю, что у меня в банке целый мир. Я могу сделать с ним всё, что захочу. Могу выменять на всё, что угодно. И, кажется, я понимаю, что мне нужно.

– Папу, – говорю я. – Я тебе ящерицу. Насовсем забирай. А ты мне – папу.

– Это как?

– Ну как. Вот у тебя есть папа. А у меня нет. Пусть твой папа будет как будто мой папа.

Катька молчит.

Кажется, сделка не удастся.

– Ну, хотя бы на выходные, – пытаюсь как-то спасти ситуацию я. – Например… по субботам. По воскресеньям это будет твой папа. А по субботам – мой.

Катька молчит.

Молчит.

Молчит.

Потом поднимает глаза и говорит неожиданно серьёзно, без тени обычной насмешки: «Так не получится. Папа у каждого свой должен быть. Мой папа тебе дядя».

Это правда. Катькин папа мне дядя, потому что он брат мамы. Это я знаю. Но, может, это ещё можно как-то поменять?

Ящерица забыта. Я вдруг задумалась о том, откуда люди берут пап.

– Кать, а ты как узнала, что это твой папа?, – спрашиваю я

– Ну как-как, – говорит она. – Он к нам вечером домой приходит и там спит. Ещё со мной играет иногда. И говорит «веди себя хорошо».

Я перебираю в голове всех знакомых, которые когда-то вечером бывали у нас дома. Кто из них оставался дома спать? Я не помню. Обычно я ложусь спать раньше, чем взрослые. Кто из них со мной играл? Кажется, никто. Иногда они приводят с собой своих детей и тогда мы играем вместе. Кто говорил «веди себя хорошо»? Да все так говорят. Особенно когда день рождения.

Вечером, когда Катька уже сопит за стенкой, я решаю написать письмо. Никогда не видела, как взрослые пишут письма, но точно знаю, что для этого нужна специальная бумажка. Взрослая такая.

Я выбираюсь из кровати и роюсь в дедушкином письменном столе. Вот какие-то бумажки, выглядят серьёзно. Я подношу один такой листок к окну – снаружи ещё светло – и разбираю маленькие напечатанные буквы: ТЕ ЛЕ ГРА…. Наверное, подойдёт.

Зелёным фломастером, не умещаясь в напечатанные строчки, я вывожу: ДА РА ГОЙ ПА ПА ЧКА. Больше места на бланке нет. Я переворачиваю его, но «ПА» и «ЧКА» просвечивают с другой стороны, так что больше ничего написать не получится.

Взять второй бланк я не решаюсь. Дедушка не любит, когда мы роемся в его столе.

Я забираюсь в кровать и складываю листок в четыре раза. Прячу его под подушку и закрываю глаза. Я не дописала до конца, но это не страшно, потому что он всё равно всё поймёт. Я ведь только хотела сказать: «Дорогой папочка, приходи, пожалуйста. Я буду вести себя хорошо».

Наутро листок оказывается всё там же – под подушкой. Это не страшно. Если папа приходит вечером, то, наверное, он уже приходил и всё прочитал. И скоро придёт.

Я прячу письмо поглубже в свои игрушки и иду будить Катьку.

Бланк телеграммы я найду через много лет во время переезда.

Тогда я уже выясню, кто папа. Догадаюсь, что моё письмо он не получил.

И буду рада тому, что изобрели WhatsApp.

Правда, в нём иногда всего и не напишешь.

А тогда, давно, на следующее утро мы обнаруживаем, что беременная ящерица из банки пропала. Это уже не первый раз. Мне кажется, дедушка их втихаря выпускает; но он, конечно, не признаётся.

Мы снова идём ловить ящериц, но за весь день Катьке попадается только одна (а мне – ни одной). Мы решаем выяснить, умеет ли Катькина добыча плавать, но после минуты в поилке для коз ящерица не хочет открывать глаза. «Давай искусственное дыхание сделаем», – с энтузиазмом предлагаю я. Каждый вечер я подслушиваю через стенку бабушкин сериал про скорую помощь и давно уже хочу применить знания на практике.

Я дышу, дышу в маленький ящеркин рот, который Катька держит открытым, но ничего не происходит.

«Наверное, заснула», – говорит Катька. – «Не будем мешать».

«Значит, так, – сегодня за завтраком бабушка очень разговорчива и это по умолчанию не сулит ничего хорошего, – будете липу собирать. Две полные корзины чтоб собрали, ясно? И даже не начинайте спорить».

Мы и не пытались. Спорить с бабушкой бесполезно. Загубленный день замаячил на горизонте. Вы знаете, каково это – собирать липу? Ещё и две полные корзины?

Стоишь на эстакаде. Это такие ржавые железные штуки, они стоят у нас перед домом. На них машину можно загонять для того, чтобы ремонтировать. Бабушка говорит, дедушка их у себя на заводе стащил. Я не представляю, как такие огромные железки можно было, во-первых, стащить незаметно, а во-вторых – привезти из Москвы за триста километров к нам в деревню; но подробностями взрослые делиться не хотят.

Стоишь на эстакаде. Лучше всего босиком. Если в сандалиях стоять, в них муравьи заползают и начинают кусаться, не выловишь их оттуда. Босиком на тёплом металле стоять приятно – если с утра успеть. После полудня эстакада нагревается и мы постоянно подпрыгиваем, остужая ноги.

Стоишь на эстакаде. Сверху солнце печёт, жарко. Сбоку соседские козы пристают, им нравится на эстакаду запрыгивать, когда там мы. «А ну пошла», – пищит Катька. «Пошла, пошла!», – подхватываю я. Козы слушаются только соседа дядю Володю, который их пасёт. К сожалению, он обычно либо курит, либо спит; наши проблемы с козами его не особо интересуют. Одна слишком любопытная коза подцепляет рогом подол Катькиного платья. «Дядьволодяяяя!», – кричит она. «Что? – из-за старой ветлы в отдалении появляется лохматая голова Дядьволоди. – А ну пошла!».

Козы слушаются, но этого хватит ненадолго; скоро всё повторится.

Стоишь на эстакаде. Сверху солнце. Сбоку козы. Вокруг комары – сколько мазью не мажься, всё равно искусают, чешись потом. И липа. Эта огромная бесконечная липа, и её крохотные цветки, которых даже не видно на широком тёмном дне корзины. А таких корзин нужно две.

Мы в деревне постоянно что-то собирали. Липу. Ромашку: это ещё хуже – её велено обстригать ножницами; от ножниц на пальцах мозоли. Календулу – ноготки. Лепестки роз. Шиповник. Зверобой. Чёрную смородину. Сливы. Яблоки. Созревание этих трав, ягод и плодов делило лето на куски, отмечало его серединку (ноготки) или близость скорого конца (яблоки).

Если бабушка за завтраком говорила «значит, так» – что-то опять созрело и нам предстоит приниматься за работу.

«Как древние люди, – бурчу я. – Как дурацкие древние люди!».

«Мели, Емеля, твоя неделя, чего ещё выдумала».

Бабушке невдомёк, что в груде макулатуры на растопку у печки я недавно нашла старый учебник истории для пятого класса. Теперь я знаю всё про феодалов и про то, что древние люди занимались охотой (как дедушка) и собирательством (как мы). Но от липы это нас не спасёт.