–– Нормально. Но ружья у меня не было. Стрелять стрелял.
–– Стрелял, говоришь. На-ка, собери!
В углу рубки стоял металлический ящик под замком. Оттуда капитан достал ружьё в чехле. Оно было в разобранном состоянии.
Иван покрутил его и с третьей попытки собрал в единое целое. Переломил, посмотрел в стволы. Потом защёлкнул замок, взвел курки, нажал на спусковые крючки. Оба сухо щёлкнули. Прицелился на верхушку дерева, проверил, не сбит ли прицел и мушка. Передал ружьё Егоровичу.
–– Так?
–– Так. Вот тебе 4 патрона. Заряды береги. Мелкая дробь на птицу водоплавающую. Пошли! – он махнул рукой на выход. Потом достал большую связку ключей и запер все двери на судне. Спустились на берег.
–– Михалыч! Михалыч! Ты здесь? – крикнул Егорович.
–– Да здесь я! Кому не спится? – Михалыч вышел из-за штабеля досок.
–– Михалыч! Я возьму у тебя лодку?
–– Далече?
–– Километров пять вниз, в заводь на утю.
–– Бери! Бензина потом заправишь. – Михалыч махнул рукой и пошёл вновь за штабель.
–– Пошли! Помогай!
Иван с Егорычем подошли к одной из лодок, в большом количестве вытащенных на берег.
–– Вот его «Казанка». Давай на воду спускай!
Вдвоём они быстро столкнули на воду лодку. Веслом оттолкнули от берега. С третьего раза завёлся мотор. Пошли вниз по течению.
Перекрывая шум мотора и ветра, Иван прокричал:
–– А за судном кто посмотрит? Всё в порядке?
–– Всё в порядке. Михалыч и посмотрит. Он раньше был капитаном. Лютый был капитан. Баржи таскал по Енисею. Звериное чутьё. Ночью идёт. Где топляк, где «маломерка» с браконьерами чует. Обойдёт или по ГГС так обматерит, что те улетали на скорости от него. В какой-то год Ангара обмелела. Вода упала. Камни торчат. Никто не пошёл. А он провёл и туда, и назад. Даже не царапнул. Сам у штурвала стоял. «Синька» его сгубила. – Егорыч для наглядности шлёпнул себя тыльной стороной ладони по горлу. – Списали его вчистую на берег. Навсегда. Семья и распалась. Он всё оставил в Красноярске и сюда перебрался. Вот в порту и околачивается. Не может без реки и пароходов. Но на борт не поднимается. Вообще. Никогда. Я сам его звал и в гости и хотел в команду взять. Ни в какую. Стакан бросил. Только чай. Но от реки отойти не может ни на шаг. Браконьерничает по-тихому. За судном посмотрит. Его тут слушают. Кулак – что веслом огреет. Он и свою команду в своё время держал в узде. Никто чихнуть без его разрешения не мог. Все рвались к нему. Зазря никого не обижал, но чтобы был порядок флотский, и в деньгах не жадный был. Заработал – получи. Вот и у меня никто не будет пить в навигацию. Хозяину деньги нужны. И мне тоже. Только успевай, оборачивайся в рейсе. Зимой на ремонте отдыхать буду. Сейчас прибудем.
Показался плёс в небольшой заводи. Егорыч аккуратно, легко вывел лодку на песчаный берег. Выскочили, вытащили на берег. Он отдал Ивану ружьё, четыре патрона, сам тоже с ружьём.
–– Значит, так. Ты – налево, я – направо. Встречаемся здесь через два часа. Если кто-то не вышел, ждёт час и идёт искать второго. Ступай вдоль берега. Не шуми. Смотри, что под ногой. Увидел утку – не бей на воде. В кустах может быть другой охотник. Поднимай её в воздух, влёт бей. Понял?
–– Угу! – Ивану не терпелось пойти на охоту и проявить себя, принести добычу, доказать, что он достойный член команды Егорыча.
Через два часа Егорович вернулся к лодке, нёс двух селезней. Иван сидел за лодкой и что-то стирал в реке.
–– Ты чего стираешь? Кровь застирываешь или грязь?
–– Да, тут такое дело… – оторвался от стирки Иван.
Капитан увидел, что Иван ниже пояса голый и босиком.
–– Иду я тихо. По берегу. Высматриваю уток. Готов стрелять. Тут слышу треск, шум, хрип. Утки взлетели, но далеко. Я вскинул, стал выцеливать. Сам думаю, что за злодей шумит. И сам смотрю краем глаза, что какая-то серо-коричневая масса в мою сторону ломится. Именно ломится. Деревья сухие валятся, живые деревья гнутся.
–– Медведь? – капитан вскинул голову.
–– Он самый.
–– Забыл тебя предупредить. Они сейчас из спячки зимней выходят. Страшные. Голодные. И пробку из зада выдавить не могут. Экскременты у них в прямой кишке каменеют за зиму. Вот они давят из себя. Злые. Хоть и ослабли за зиму, но страшный зверь. И чего ты?
–– Чего-чего! На дерево полез от него. Ветер от него шёл, он меня не учуял. Или учуял, но ему не до меня было. Залез повыше. А он в мою сторону идёт. И под моим деревом и присел…
–– И чо?
–– Чо-чо! Ничего! Один внизу просраться не может, а другой наверху остановиться!
Капитан стал смеяться, пополам сложился.
–– И долго сидел?
–– Пока он не ушёл. Чего ржать-то! Страшно же!
–– У медведя получилось?
–– Подо мной – нет. Он дальше пошёл. Я за двоих постарался. Потом сполз с дерева и сюда. Вот. Стираю. Немного осталось. В машинном отделении просушу.
Егорыч смахнул слёзы от смеха:
–– Ладно, верхолаз, пошли на судно! Штаны одень! Не стрелял?
–– Бекасиной дробью? В медведя? Не идиот. Ружьё в лодке, рядом патроны.
Против течения лодка шла натужно. Подошли к заправочному танкеру.
–– Эй, живые есть на борту? Мармуда, ты там?
–– Кто спрашивает? Дешевого топлива нет! – послышался голос на палубе.
–– А у тебя никто и не спрашивает дешевого. Качественного отпусти!
Через леер перевесилась голова.
–– Ой! Егорыч! Ты же вроде как с утра на своей посудине был, а сейчас на «маломерку» пересел? Махнул что ли?
–– Ага. Не глядя. Ключ в ключ. Чего зубы сушишь? Конец кидай. Пару канистр зальёшь.
С борта свесился канат. Егорыч мастерски завязал его вокруг ручки канистры, дёрнул.
–– Вира!
Канистра поднялась наверх. Через пять минут спустилась вниз. Капитан перелил бензин из канистры в бак двигателя, потом снова отправил на заправку канистру.
–– На мой счёт запиши. Домой пойду – заправлюсь и эти две канистры оплачу.
–– Сделаю! Лишнего тебе не запишу. Михалычу наше с кисточкой! А это что за парень у тебя?
–– Моторист мой новый.
–– А штаны чего мокрые? Обделался с испугу-то?
–– Неудачно лодку от берега отталкивал вот и в воду оступился.
–– Вона оно чо! Понятно. Бывает! Покедова!
–– И тебе не кашлять!
Когда отошли на приличное расстояние, Иван спросил:
–– Отчего Вы не рассказали про меня, что я… это… медведя встретил.
–– Зачем? Чтобы потом всё пароходство потешалось? И тебя называли «гадким утёнком»?
–-Почему «утёнком»?
–– Пошёл на утку охотиться и обгадился. Поэтому и «гадкий утёнок». Прозвища в армии и на флоте приживаются навсегда. Вон, на танкере Мармуда заправляет. А почему он Мармуда? Никто уже и не помнит. Но посмотришь на него и понимаешь, что иначе и не могла назвать его. Мармуда он и есть Мармуда. И откликается он на неё.
Вернули лодку. Поднялись на борт своего судна. Оставшееся время Егорыч обучал Ивана теории судовождения и жизни на судне. Гонял по всему судну, заставлял запоминать многочисленные названия, как действовать в аварийной обстановке.
Затем началась погрузка груза. Это были контейнера. Под замком, опечатанные. Сверху на контейнеры поставили два новых автомобиля. Оставшееся пространство на корме было забито коробками с консервами.
Егорыч лично смотрел, как опускали портовые докеры контейнеры. Крепил к палубе. Автомобили также лично крепил. Ворчал, что центр тяжести высок. Осадка низкая. На советы, чтобы убрал балласт с киля, посылал советников так далеко и виртуозно, что Иван поневоле пополнил свой словарный запас новыми идиоматическими выражениями.
Погрузка окончена. На очереди выстроилась уже вереница судов.
–– По местам стоять согласно вахтенному расписанию! Отдать швартовы! Ну, с Богом! – капитан широко перекрестился и крутанул штурвал.
Иван принял канаты, которые сняли с портовых кнехтов, уложил на палубе, как его учил Егорыч. Потом бегом спустился в машинное отделение. Первым делом проверил, задраены ли иллюминаторы. Капитан строго-настрого запретил открывать. Никогда! Рассказал, как несколько судов на Байкале затонуло из-за открытых иллюминаторов, да и «Булгария» на Волге с людьми ушла на дно из-за этих открытых «окошек».
