И от этого ситуация становится ещё более некрасивой. Какой-то пошлой и скабрезной.

– Тогда почему?

– Так получилось…

Я так и не расскажу им как так. Пусть это будет только между мной и Сашкой.

В тот вечер было много всего сказано. Потом папа уйдёт провожать бабулю домой, а я буду лежать на том самом диване, молясь о том, чтобы этот длинный день просто закончился. Мама сядет рядом, и просидит так долго, не проронив ни слова. И лишь когда отец позвонит в дверь, спросит:

– Мы рожаем?

И от этого «мы» мне вдруг станет настолько легче, что я даже не сразу вспомню, что мне сейчас надо говорить.

– Рожаем.

– Так тому и быть…

На следующей день, наплевав на школу, мы поедем к гинекологу, к той же серьёзной женщине в годах. Я так буду бояться того, что она спросит, почему я не пришла на аборт, но врач промолчит, а мама так никогда и не узнает, о том, что чуть не произошло. Ещё мне назначат кучу анализов и всего остального. И в школе я не буду появляться ещё неделю. А когда приду, узнаю, что Алёнка перевелась в параллельный класс. Обидно.

Сашка заглянет к нам в класс на втором уроке, шокировав всех окружающих своим вопросом:

– Любовь Николаевна, можно Быстрицкую на пять минут?

Классный руководитель недовольно поморщится.

– А на перемене нельзя? Она и так много пропустила.

– Никак нельзя, вопрос жизни и смерти.

Окинув меня оценивающим взглядом, она всё-таки кивнёт мне в сторону двери. Идти я буду на негнущихся ногах, особенно когда наткнусь взглядом на возмущённую Сомову. Ой, я же совсем забыла про Каринку и Сашу. Вот кто точно свернёт мне шею, если узнает. Выйдя из кабинета и плотно закрыв за собой дверь, натыкаюсь на сердитый взгляд Чернова. Это что-то новое для меня.

Сашка хватает меня за руку, и ведёт куда-то под лестницу, где нас никто не увидит и не услышит.

– Ты где была?!

– На физике.

– Я не про это! Тебя неделю найти не мог, в школе не было, телефона вашего у меня нет, у бабушки ты не живёшь теперь. Уже хотел к родителям твоим идти…

Его напор меня слегка пугает, есть в этом что-то властное, подавляющее. Ещё понимаю, что совсем не подумала, что он может волноваться.

– Мы в больнице были…

Сашка бледнеет, хотя если учесть, что он и так по жизни не сильно ярким был, то даже скорее белеет. И лицо становится каким-то жёстким и непроницаемым.

– И что?

– Что, что?

– В больнице!

Я не могу понять его реакцию – злится, вот только на что?

– Анализы сдавала, по врачам прогнали. Сказали в августе рожать.

– Рожать? – глупо уточняет он.

– Ну да… А ты сейчас вообще о чём?

– Аааааааааааа, – тянет Сашка, запуская пыльцы в свою голову и взлохмачивая волосы. – Точно рожать?

– Сказали, что да. Мама спрашивала про кесарево, но ей ответили, что по всем показателям пока должна сама справиться.

– Саня, так ты ещё беременна?

Ну, вот приплыли. Он что за неделю с ума сошёл, или решил так на попятную пойти? Типа ничего не знаю, не было никакого ребёнка.

– Даааааа, – отвечаю я осторожно.

Сашка даже засмеялся. Истерика? А потом вдруг резко прижимает меня к себе.

– Я думал, что ты аборт делала.

– Мы же решили…

– Это мы решили. А родители могли переубедить.

– Да нет, они вполне стойко восприняли информацию. Шокированы, конечно, но пока держатся. А твои? Ты своим сказал?

Он мнётся, и я понимаю, что ответ мне сейчас не понравится.

– Им сложно это принять… Пока что они недовольны.

По тону чувствую, что он смягчает, чувства мои бережёт. Я тогда думаю, что совсем не хочу встречаться с его родителями как можно дольше. Но кто ж мог подумать, что они сами придут к нам домой этим же вечером.

Слава Богу, мама будет дома, и мне не придётся быть с ними одной. Под одним только взглядом Надежды Викторовны, мне захочется пойти и вскрыть вены линейкой. Она будет смотреть холодно и с отвращением. Дмитрий Александрович будет сдержанней, но тоже не будет скрывать, что я – всего лишь жалкая проблема на их пути.

Мама усадит Черновых на кухне, и они долго будут спорить. Я не буду подслушивать специально, просто под конец они орать будут так, что по моим подсчётам нас услышит весь подъезд.

Надежда Викторовна будет настаивать на прерывании беременности, будет кричать о том, что не позволит какой-то девице испортить великое будущее их сына. Мама, конечно, спуску им не даст, послав куда подальше.

Когда придёт папа, на кухне воцарится относительный мир – все будут сидеть и нервно молчать. Правда, придёт папа не один, а с Сашкой. И где они только друг друга нашли? Атмосфера на кухне настолько будет натянутой, что папа попытается пошутить, крикнув:

– Санька, встречай, жених пришёл!

Откуда он мог знать, что слово «жених» послужит красной тряпкой для матери Сашки.

– Какой жених! Вы нам свою малолетнюю шалаву в родственники не навязывайте! Её и замуж-то никто ещё не звал…

Слушать это было невозможно, поэтому, я, как была в тапках и домашнем платье, так и вылетела в подъезд. Саша поймал меня уже почти в самом низу, где-то между первым и вторым этажом.

– Саня, Саня, да подожди ты…

Он хватает меня поперёк живота, но я начинаю вырываться.

– Да не слушай ты мою мать! Она не со зла, просто не знает, что делать…

– Как раз-то она знает!

– Да, Саня… Успокойся, прошу тебя.

– Пусти! Пусти! – Я больно пинаю его, поэтому Сашке приходится меня отпустить, иначе мы просто полетим с лестницы.

Но я уже не убегаю, поэтому держать меня нет больше необходимости.

– Если ты из-за замужества, то я…. Я согласен.

Но говорит он это так обречённо, что лучше б он меня просто ударил.

– Да не нужно мне твоё замуж! И вся твоя семья мне не нужна! Я сама рожу! И воспитаю, если надо будет одна! Я никогда, слышишь, никогда, не выйду за тебя!

Глава 21.

Отправляю Стаса обратно в постель, а сама хватаюсь за телефон.

– Да?

– Если ты сейчас же не придёшь к нам, я тебя…

– Я в лифте, открывай.

Быстро убираю мясо в холодильник, не судьба мне сегодня обед приготовить. Хватаю за ошейник пса и уже из прихожей кричу сыну:

– Я с собакой гулять!

– Хорошо! Мам, а купи мороженку.

И что мне с ним делать?! Вот как так, вчера он напивается в хлам, а сегодня просит мороженое. Какой же он ребёнок!

За дверью меня уже ждёт Чернов. Сегодня он одет в джинсы, футболку-поло и лёгкую спортивную куртку. А ещё на нём солнечные очки, которые я из любопытства поднимаю ему на лоб. Под ними обнаруживается нехилый такой фингал – вчерашняя работа Стаса. Я довольно хмыкаю.

– Не злорадствуй, тебе не идёт.

– Я б тебе вообще голову открутила, если бы она мне сейчас не нужна была.

– Так значит нужна?

– Не обольщайся…

Мы долго можем препираться, но забота о сыне берёт вверх.

– Как Стас?

– Живой. С похмельем и сушняками, но мороженое купить просит, значит в себя приходит.

– Ну и славно, – говорит Сашка вроде спокойно, но вот ни разу не радостно. Да, то что Стас очухался – это замечательно, но ведь его вчерашних слов никто не отменял. И как бы я сама не злилась на Чернова, мирить их мне, хотя бы ради сына.

– Он думает, что всё что случилось с нами, из-за того, что он был плохим сыном…

– Что?! – Сашка от удивления даже рот открывает. – Саня, что за бред, он-то тут причём?

– А при том, что всё что происходит между нами, так или иначе, отражается на них! И он нашёл для себя такие объяснения, какие смог! – я вспоминаю наш разговор со Стасом и начинаю злиться на себя и Чернова из-за того, через что приходиться проходить детям. – Поэтому ты сейчас пойдёшь к нему, и будешь его всеми правдами и неправдами убеждать в том, что он самый лучший сын на этой земле!

Я знаю, что Сашку обычно бесит, когда ему пытаются указывать, что делать, но сейчас он сносит мои слова стойко, может быть ещё не всё потеряно?