Иногда мне кажется, что вся моя жизнь – огромная ошибка. Словно окружающая реальность – не более чем иллюзия. Эти мысли порой приходят ко мне перед сном. Но как только я засыпаю, страх и сомнения отступают, и тогда я понимаю: в мире есть и другая правда, но моя является единственно верной для такого человека, как я.

Случается, я подолгу не могу уснуть, а затем сон обволакивает тело, подобно лианам в джунглях, и я проваливаюсь куда-то далеко-далеко вниз, во тьму. Проваливаюсь туда, где нет места ни единому лучику света. Я падаю на что-то мягкое и долго привыкаю к густой вязкой тьме, заполнившей собой все пространство. Постепенно глаза начинают привыкать к темноте. Я понимаю, что упал на чью-то огромную ладонь. И тут появляется страх, что великан раздавит меня, как муху, но этого не происходит. Обладатель огромной руки бережно опускает меня на землю. Я изо всех сил вглядываюсь ввысь, пытаясь разглядеть его лицо, но оно скрыто в тумане. Тогда я бегу со всех ног по узкой дороге, вдоль которой стоят все те, кого мне посчастливилось встретить на жизненном пути.

Дорога заканчивается обрывом, но это не останавливает меня, и я падаю вновь. Все повторяется сначала.

Каждый раз я просыпаюсь в холодном поту и подолгу лежу, глядя в потолок. Наверное, меня мучает совесть, которая напоминает о том, что я бросил родных или не смог помочь многим пациентам из-за своей слабости и нерешительности.

В этой жизни можно исправить многое, но только не то, что осталось далеко в прошлом. Оно будет терзать душу снова и снова до самой смерти, пока земля не приютит страдающее сердце. Некоторые люди умеют прощать себя и других. С одной стороны, это великое достоинство, но с другой – недостаток, так как они слишком поверхностно относятся ко многим вещам.

Безумные сюжеты наших снов, порождаемые подсознанием, отражают все, что творится в душе человека. Иногда во сне мы можем увидеть будущее, с которым нам предстоит столкнуться, хотя многие в это и не верят.

Несколько раз в жизни я просыпался с чувством, будто вижу чужие сны, предназначавшиеся не мне, а какому-то другому человеку. Но, возможно, это лишь иллюзия.

В этот раз я даже не помнил, как заснул. После встречи с Марией в кафе стоило поехать домой и отдохнуть, однако я вернулся в больницу, где успел принять нескольких пациентов. Все-таки работа хорошо помогает отвлечься от неприятных мыслей и немного расслабиться. Под вечер, когда я вышел на улицу и понял, что из источников света остались только фонари и горящие окна, появилось желание как следует напиться. Чтобы сомнения не подкосили столь неожиданный порыв, я потеплее укутался в пальто и быстрыми шагами направился в бар, находившийся в конце улицы. Что было дальше? Все, что я могу вспомнить из происходившего в баре, ограничивается пятой или, может быть, седьмой рюмкой русской водки.

Как долго я пробыл в баре? Сколько еще успел выпить? Как добрался домой? Ответы на эти вопросы растворились в крови, смешанной с алкоголем.

Однако я прекрасно помню сон, который увидел ночью.

Я оказался на какой-то городской площади среди бушующей толпы. Если исходить из внешнего вида людей и зданий, дело происходило в начале двадцатого века. Народ кричал и размахивал руками. Брызгая слюной, люди отчаянно требовали немедленно казнить каких-то «ублюдков». У каждого из них в глазах было столько ярости, что на секунду мне показалось, будто бы это вовсе и не люди.

Тем временем на трибуну, расположенную в центре площади, в сопровождении охраны поднялся человек в строгом костюме, цилиндре и белых перчатках. Кивком головы он позволил своей охране отойти подальше, а затем с радостной улыбкой оглядел собравшуюся толпу. В нем соединялись отталкивающие черты напыщенного магната и важного политикана. Вдоволь налюбовавшись на беснующийся народ, он достал из кармана монокль и сложенный в несколько раз лист бумаги. Толпа разом замерла – на площади воцарилась тишина. Тысячи глаз устремились в сторону мужчины, стоявшего на трибуне и неспешно разворачивавшего загадочный листок.

– Приказ номер двадцать три! – его громкий голос пронесся над городом. – В связи с требованием народа казнить тех, кто ворует урожай, тормозит развитие нашего общества, оскорбляет ближних своих, встает на пути чужого счастья, не подчиняется справедливым законам, советом города было принято решение удовлетворить пожелания людей! Завтра на рассвете все жители без исключения будут расстреляны на городской площади! Просьба ко всем явиться в назначенный час и не опаздывать.

Толпа начала ликовать. Все были счастливы. Откуда-то раздался звук оркестра, высоко в небо взмыли десятки фейерверков, а на самой площади появилось множество праздничных столов, уставленных едой и напитками.

Помню, как я зажмурился так сильно, как только мог. Мне хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, подальше от этого безумия, но у меня ничего не вышло. Когда я открыл глаза, то увидел площадь, усеянную трупами. Мертвые изувеченные тела были повсюду, но у каждого из них на лице застыла улыбка. Кровь лилась по улицам ручьем.

– Вот так вот. Вот и чудесно, – услышал я голос позади себя.

Обернувшись, я увидел того самого мужчину в цилиндре и с моноклем. Он стоял возле дымящегося английского пулемета «Виккерс» и потирал руки. Перчатки, перепачканные маслом, утратили былую белизну, но это его нисколько не смущало.

– Вот почти все и готово. Оп-оп-оп! Вот почти все и готово, – напевал он, пританцовывая. Не успел я и глазом моргнуть, как из внутреннего кармана пиджака мужчина извлек блестящий револьвер и с размаху, выбив себе зубы, засунул дуло в рот. Кровь хлынула по его лицу, а он сам разразился безумным хохотом. Спустя секунду его палец нажал на курок. Выстрел практически целиком разорвал голову несчастного, но обезглавленное тело и не думало падать, а его хохот все еще продолжал летать над городом.

– Мы творцы собственной смерти, – с горечью подумал я.

– Саймон, пора вставать! Ты просил разбудить тебя, – сквозь сон услышал я чей-то писклявый голос. – Саймон, просыпайся же в конце концов!

Я нехотя открыл глаза. В голове жутко гудело. Изучив старый обшарпанный потолок, я снова закрыл глаза и начал проваливаться в сон. Но кто-то решил растормошить меня.

– Отстань! Что тебе нужно? – не узнавая собственного голоса, воспротивился я.

– Ты просил тебя разбудить!

Сон рассеялся. Я снова открыл глаза и увидел обнаженную девушку, сидящую прямо на мне. У нее были короткие светлые волосы и ярко-голубые глаза. Попытавшись вспомнить, кто она такая, я наткнулся на стену, выстроенную алкогольным опьянением.

– А кто ты? – поинтересовался я.

– Как кто? – воскликнула она тоненьким голоском. – Я Лилия! Ты что, не помнишь меня?

Я зажмурился и помотал головой.

– Лилия, я себя-то сейчас с трудом помню.

Девушка недовольно ударила меня в грудь и поспешила слезть с кровати. Освободившись от ее веса, я с трудом поднялся, осмотрел комнату, ощущая сильную головную боль, и пошел в ванную в надежде привести себя в порядок. Сколько же я вчера выпил, что меня так бросает из стороны в сторону? В зеркале я увидел небритое опухшее лицо с мешками под глазами.

– Послушай, Линда, а что вчера было? – крикнул я и пожалел об этом, так как мозг в черепе буквально завибрировал от ужаса.

– Я – Лилия, а не Линда!

– Да хоть Сюзанна, – прошептал я. – Ты мне лучше расскажи, что произошло?

Мне нужно было скорее умыться, побриться и попытаться хотя бы немного придать человеческий вид физиономии. Сегодня нужно было быть в больнице в пять утра. Не знаю, зачем так рано, но приказ главврача есть приказ.

Нащупав над раковиной небольшую аптечку, я достал сильное обезболивающее и принял сразу две таблетки. Если повезет, через несколько минут должно подействовать.