Часть первая
Колотые орехи
Глава 1
Если бы те, кто всю жизнь посвящает тому, чтобы унести с собой в могилу тайны, знали бы, в каком омерзительном и жутком виде эти тайны станут явными… Они бы всю жизнь потратили на то, чтобы эти тайны надоели всем до чертиков, до смеха, до… Они сами писали бы про себя сенсационные репортажи, публиковали бы результаты расследований, проводили бы семейные пресс-конференции, чтобы в малейших деталях и подробностях разобрать то, что раньше тщательно скрывалось. И единое информационное пространство с большой благодарностью приняло бы такую работу и сменило бы страх разоблачения волнительным ожиданием новых, более приятных событий.
Ведь скелеты в шкафу иногда на свету оказываются просто игрушечными, забавными, если их вовремя вытащить, конечно. Да и вообще – самое главное вытащить… Скелет страшен именно оттого, что его прячут в шкафу. Скелет в шкафу – это источник негатива по отношению к самому себе. А из-за наличия этого скелета непременно возникает перенос негатива на близких. И вот это страшно! Гораздо страшнее, чем вытащить скелет. Источником негатива может оказаться какая-то очень давняя, порой незначительная история. Мысль, ощущение, скоропалительный вывод. Поиск виноватого, перенос вины…
Вот, например, мать двоих дочерей, которые уже выросли, собирает их на девичник. Накрывает на стол, может видеосъемку организовать, главным образом для себя.
И дочерям, заинтригованным странным маминым поведением, сообщает следующее. Допустим, старшую будут звать Дуся, а младшую будут звать Фрося.
– Вот что, девчонки. Должна вам о себе кое-что рассказать. Был в моей жизни мужчина, я его очень любила. Он был из крутой дипломатической семьи, уехал на стажировку, а я очень тяжело переносила разлуку. Шло время, мне было страшно. Я была очень неуверена в себе, в нашем с ним счастливом будущем… И тут ваш отец… В общем, вышла замуж. Тут ты, Дуся, родилась. И вот везу я тебя в коляске по улице, вся такая гордая – мол все у меня в порядке, как у всех… И тут он навстречу! Да как набросился на меня: да что же ты наделала, да я же за тобой приехал, а с чужим ребенком – да, так и сказал…
– Гад, однозначно, – перебивает Дуся.
– Так вот, с чужим ребенком нам теперь никак. Да ты подумала, спрашивает он, что вы из нее вырастите в этой стране? А у нашего ребенка могло быть блестящее будущее… И так мне захотелось в ту минуту все назад обратно отыграть. Прости меня, Дуся, но я тогда подумала, если бы тебя не было – я бы за ним на край света побежала… И еще, со злостью тогда подумала, что выращу тебя настоящим и очень успешным человеком, во что бы то ни стало!
– Вот почему ты меня всегда только дрессировала, – мрачно цедит сквозь зубы Дуся.
– Да, наверное, и поэтому тоже. Прости меня за эти мысли и намерения.
– Ну, и чего дальше? – страдает от дефицита внимания к собственной персоне Фрося.
– А через несколько лет ты, Фрося родилась…
– Тоже назло кому-нибудь? – вредничает Дуся.
– Да нет. Фрося родилась во спасение брака. Все не без греха, девочки. И папаша ваш – тихоня тихоней, а уходить от меня собрался. Но как про беременность узнал, как теперь говорят, закрыли тему… И родилась ты, Фрося…
– И миссию свою выполнила, брак сохранила, за что мама тебя любит больше, чем меня… – Дуся еле сдерживает слезы.
– Злыдня, – привычно огрызается Фрося и вопросительно смотрит на маму, ожидая, когда та привычно скажет: девочки, не ссорьтесь, мне главное, чтобы вы были вместе…
Но мама непривычно молчит.
– Конечно, – продолжает Дуся, – я тебе, получается, блестящую перспективу загубила…
– Нет, – отвечает мама, – никто мне ничего не губил. Я сама все решала. Сама жила, и сейчас вполне довольна. И вами, и своей жизнью…
– Мам, – напряженно спрашивает Дуся, – а ты зачем сейчас все это рассказала?
– Так просто. Захотелось все вам рассказать. Чтобы вы сами все за себя решали…
– И я могу перестать делать то, что ты решила за меня? – удивленно спрашивает Дуся.
– Можешь, – отвечает мама и с огромным трудом глотает «только не бросай институт, не забеременей, не…» Господи, как же много этих «не» мы старательно навешиваем нашим близким…
Дуся плачет, мама плачет. Фрося напряженно думает, не начнет ли мама теперь больше цепляться к ней… А может, просто молчит…
М-да… Отношения… Закостенелые обиды, разрушительные комплексы… Вечное стремление решить за близких, что именно им нужно в жизни, прежде всего для того, чтобы покрыть наши собственные неудачи и обиды…
Колотые орехи… Кругом колотые орехи… Лежит кучка колотых орехов, потому что, когда орех расколот, ему гораздо приятнее находиться среди таких же расколотых орехов… Но колотые орехи не могут являть собой единое целое – обломки, голые ядра, болезненность, ранимость, гниение…
… Как трудно собрать в единое целое собственное ядро и скорлупу… Для этого ореху надо выбраться из общей кучи, восстановить свое ядро, скорлупу. Заменить утраченные осколки новыми, срастить все вместе. А из кучи будут недовольно вопить вслед другие расколотые орехи… Они ведь где-то в глубине своей ореховой души понимают, что орех, ставший снова целым, вряд ли вернется в общую кучу расколотых… Он будет стремиться выполнить свою ореховую судьбу – быть съеденным или попасть в благоприятные условия и стать новым кустом или деревом, на котором вырастет много новых целых орехов…
Но ведь все возможно, пока все живы – все возможно, было бы желание. А так…
Глава 2
Опять эту идиотскую музыку включила! Хорошо, хоть сама ничего не напевает и не бормочет… А то ведь… Достала! Сама говорит, что вредно держать обиды внутри себя. Лучше высказаться. Прямо сразу взять и высказаться. Вперед!
– Мам, ты иногда такая бываешь противная и нудная, – с порога кухни выпалила Настя.
– И что я успела тебе сказать такого противного и нудного? – парировала Соня, с досадой разглядывая пятно на шелковом халате.
– Позавчера ты сказала, что я не умею планировать время, вчера ты сказала, что я не умею радоваться, сегодня…
– Сегодня только «с добрым утром» и «иди скорее завтракать, а то все стынет», – закончила Соня. – В принципе, если ты считаешь это противным и нудным тоже, можем с утра молчать. Молчать – дело полезное…
«Вот и заткнись!» – зло подумала Настя и закрылась в ванной.
Соня продолжала разглядывать пятно. Очень полезная для организма смесь овсяных хлопьев, меда, лимона и оливкового масла вряд ли окажется такой же полезной для шелка. Интересно, что это означает? Что халат теперь станет любимым и можно перестать его беречь или то, что он будет безжалостно выброшен и появится новый? Или это просто пятно и хватит искать во всем смысл…
Дверь в ванную хлопнула слишком громко.
– На-аасть!
Тишина, снова полилась вода.
– Настя, – Соня стучала в дверь, – извини, мне надо пятно замыть срочно.
– Тебе все время что-нибудь надо, – огрызнулась Настя и быстро прошмыгнула на кухню. Пока Соня замывала пятно, она впопыхах затолкала в себя омлет. Потом чуть не сбила с ног Соню, выходящую из ванной.
– Мам, посмотри на часы, я опаздываю, – на всякий случай прокричала она из коридора, – все воспитание вечером.
Соня молча уселась за стол и принялась ковырять вилкой омлет.
– Все, мам, пока, – Настя стояла в дверях, демонстративно опустив джинсы так, что непонятно было, как они вообще держались. Сейчас мама скажет: ты сдурела на таком ветру ходить с голым пузом? Как ты потом рожать будешь? Пиши расписку, что я тебя предупреждала.
Но Соня молчала, опустив голову.
– Мам, – Настя сняла рюкзак и села рядом, – мам, ну ты чего?
– Иди, ты опаздываешь. Мне просто противно и мокро от этого пятна. Как раз в районе сердца. Холодно и некомфортно.
– Так сними халат!
– Точно, – кивнула Соня, – беги, пока.
