Батя наш, когда выпивал с мужиками, тоже постоянно участвовал в драках, да и вообще был задиристым. Хоть и не огромного телосложения, но спуску никому не давал. Молодёжь тоже устраивала свои бои, но там всё было из-за девок. Нашим парням нужны были невесты из соседних деревень, так как все в нашей деревне, так, или иначе, были родственниками, а в других деревнях присутствовала своя конкуренция, но я тогда этого ещё, естественно, не понимал. Нам, пацанам, было интересно смотреть, как наши парни справляются с другими, и девчата с удовольствием гуляли с ними, как бы приветствуя победителей.

Перед тем, как уехать, отец приказал мне смотреть за малышами, да приглядывать за домом и свиньями, которые копошились в грязи недалеко от дома, и укатили. Ксенья с Иваном побежали к малым, которые игрались в песочнице, да по очереди катались на качелях. Клён, на котором были прикреплены качели, был очень старым. Поговаривали, что ему уже больше ста лет. Макушка клёна была обуглена от попавшей в него молнии, помешав ей поразить дом наших родственников. В этом доме проживали Мурашки, они были родственниками по материнской линии, рядом с ними тоже жили Мурашки, а чуть дальше Гирды. Но таких семей в нашей деревне было всего шесть, все остальные были Песни. Преобладали родичи именно по отцовской линии, это у него были и братья, и сёстры, а уже у них были свои семьи. Клён наш был виден далеко от деревни, он был единственным таким деревом в самой деревне, остальные были плодовыми. Можно сказать сплошной сад, который укрывал деревню весной своими цветами. Было у нас всё: и яблони, и груши, и сливы, и вишни, которые росли повсеместно. Возле нашего дома даже росло дерево, на котором созревали грецкие орехи, но, правда, не каждый год. Ближе к косогору стояли несколько каштанов, а на погосте сплошь росли берёзы.

После попадания молнии, клён лишился макушки, а та трещина, которая образовалась после удара, затянулась с годами, образовав огромный, уродливый шрам на теле клёна. По весне мы собирали с него сок, и пили кружками. Мне всегда нравился именно кленовый сок, потому что он был сладким, ни то, что у берёз, хотя берёзового сока мы все тоже собирали очень много, а затем родители делали из него квас, который пили от жажды почти весь год.

Во времена гражданской войны, на этом клёне было повешено несколько человек. Сначала вешали красных, а потом красные вешали белых, до сих пор не могут разобраться, кто из них был больше виноват, но самое интересное, из нашей деревни никого не повесили. Это были или комиссары, как их называли белые, или белогвардейцы, как тех называли красные. Когда мне было около трёх лет, я помнил, как повесили одного такого белогвардейца, после чего я больше года боялся подходить к тому месту, но время лечит всех, лечит и такие раны.

Присев на лавку, стоящую под окнами нашего дома, стал ковырять палкой землю, рисуя всякие фигуры на сырой земле. Идти в своё убежище я боялся, чтобы потерять из вида сестрёнку и брата, особенно сестрёнку, которая была шкодливой и вечно залезала в разные истории. Достаточно было того, что бабки не усмотрели за ней в прошлом году, и она упала в колодец. Хорошо хоть дядя Ваня Гирда проходил мимо и увидел, как она юркнула вниз головой. Если чуть упустишь, залезет в крыжовник и вся исцарапается, или начнёт разбивать яички прямо там, где курочки неслись. Однажды, ей захотелось узнать, к чему крепятся ножки у цыплят, и оторвала у одного из них одну ножку, после чего курица и индюки чуть её не заклевали.

Вот такая была моя сестричка. Ванька всегда был спокойным, как и Александр, поэтому я за него был спокоен.

Немного позёвывая после сытного обеда, я увидел, как ко мне стал приближаться один индюк. Он был у нас среди всех самый здоровый, и всегда старался клюнуть меня, когда я проходил рядом с ним. Вероятно, любовь у нас с ним была обоюдной, вернее ненависть. То, что я его ненавидел, было понятно, но за что он ко мне всегда цеплялся, было непонятно. Я его не трогал, да и обходил всегда стороной.

Моё сонливое настроение испарилось, я взял лежащую воле меня палку, и решил его проучить, но этот хищник бросился на меня, не обращая внимания на палку. Огреть я его всё-таки успел, но он всё равно долбанул меня прямо в бедро, да так сильно, что мгновенно на этом месте, образовалось тёмное пятно. От обиды я даже заплакал и, забравшись на лавку с ногами, стал махать палкой, не подпуская к себе, а дети, игравшие на той стороне улицы, возле беседки и в ней, хохотали, показывая на меня пальцами. Этот агрессор не желал отступать, но и мне не хотелось покидать поле боя поверженным. Стиснув зубы, я стал наотмашь бить индюка, одновременно наступая на него, и он убежал. И убежал не просто в сторонку, а рванул прямо в сарай, откуда и раздалось его кудахтанье. Я победил, и от счастья весь засиял. Наконец-то я смог справиться с этим злодеем!

В тот момент, когда я закончил сражения, прибежали мои одногодки звать меня на речку, но я, показав на детей возле качелей, развёл руками.

– Да ладно тебе, Паша! – воскликнул Женька. – Вон бабули посмотрят, чего тебе здесь торчать?

– Ага! А то в не знаете нашу Ксюху! – отозвался я недовольно. – Отец засечёт меня, если не дай Бог, что случится!

– Павлик! – услышал я, как меня окликнула бабушка Маруся. – Беги с мальчиками, я присмотрю, всё равно делать нечего!

– Ага! – пробурчал я. – Меня батя засечёт плёткой, если ослушаюсь, баб Маш! Вы же знаете, как он лупит!

– Да не бойся, дитятко! – прошамкала бабка Маша и добавила. – Что я Харитона не знаю! Он только с виду грозный, а на самом деле всех жалеет! Сам же знаешь, что скотину резать так моего Ивана зовёт! Осподи! Да он курице голову не отрубит, а тут сына засечёт! Ну, шлёпнет разок-другой, так вас и надо гонять, а то совсем от рук отбились! Я, когда такой была, то у помещика, в Балыках, чуть ли не сутками маялась, а вы вон днями, где зря бегаете! Нет на вас управы!

– Бабуля! Так, а зачем меня отпускаешь гулять? – спросил я усмехнувшись.

– Дык маешься же! – недовольно воскликнула бабушка Маша. – Беги уже, сорванец! Не бойся!

И мы сорвались, прихватив с собой и Ваньку, который тут же увязался за мной. Вообще-то погода явно портилась, и было непонятно, чего нас понесло на речку. Купаться я точно не хотел, да и среди ребят желающих не было. Бежали просто по привычке, хотя у нас там, у кручи, были сои места, где мы частенько прятались от дождя, да играли в казаков-разбойников. Однажды, посмотрев фильм в Беловске об индейцах Америки, мы стали наряжаться в индейцев, и воевать против подлых бледнолицых.

Перебежав через платину, мы направились к круче и залезли в своё укрытие, напоминающее блиндаж. Данила достал карты и мы стали играть в подкидного. Откуда он взял карты, для нас было загадкой, наверное, спёр у старшего брата Никиты. Это он был заядлым картёжником в нашей деревне, и мало кто у него смог выиграть. Сам он играл на деньги, а для этого уходил в какие-то злачные места в других деревнях, и пропадал там, иногда сутками. Один раз за ним приезжала милиция, но не застала дома, и ему потом пришлось ехать в город, где его продержали больше недели. А там кто его знает! Может, сидел на какой хате да играл, но приехал весь побитый. С тех пор он перестал играть на деньги, но в дурочка с мужиками играл охотно.

Время явно подходило к вечеру, когда мы услышали, как меня звал Александр. Погода в конец испортилась и мы, выбравшись из своего укрытия, припустили к дамбе. Летом мы конечно не бегали на дамбу, а переплывали это место, чтобы добраться до нашего убежища, или поднимались выше по реке, и переходили вброд, если кто не умел ещё плавать.

Солнце уже хоть и было скрыто плотным слоем облаков, но было заметно, что собиралось на покой. Заметив нас, Сашка погрозил нам кулаком, и вместе с другими парнями и девчатами стали гнать гусей, да уток домой, отчего поднялся переполох среди них. По округе нёсся гогот гусей и крики уток, но все они, огромной массой, потянулись вверх по косогору в сторону деревни.