Вообще картинка была интересная, и глядеть на него, да и на остальных после гулянки было интересно. Большинство ходили с синяками и ссадинами. Утром выходили встречать коней, или выпроваживать коров, и, тыча друг в друга пальцами, ржали, как те лошади на всю округу, а бабы только качали головами, да крутили возле виска пальцем.
В детстве мне даже нравилось наблюдать за родителями, скрывшись в своём укрытии на чердаке сеновала, как они управлялись во дворе со скотиной, да и прочими домашними делами, коих в деревне всегда в избытке. Перебраниваясь между собой, они, в тоже время, как-то с любовью посматривали друг на дружку, а отец непременно шлёпал мать по мягкому месту, когда она проходила рядом с ним. Больше всего мне доставалось, когда надо было матери стирать, и она тогда заставляла таскать воду. У нас в деревне было два колодце, а не один, как я говорил раньше. Один ещё находился в небольшом проулке, по которому гнали лошадей из ночного, и вёл он в сторону Городца. В этом проулке было несколько и домов, но оттуда было неудобно носить воду, так как надо было идти в подъём с вёдрами, поэтому мы и бегали за водой в тот, который был по ходу. Если возле колодца образовывалась очередь, тогда бежали в проулок.
Размечтавшись, вспоминая своё детство, я незаметно уснул, и проснулся лишь тогда, когда меня разбудила Аня, чтобы обедать, да собираться на работу во вторую смену. Моё детство тут же закончилось, перебросив меня в действительность.
Пообедав, мы собрались с Аней, и отправились на труд, оставив сына на попечение матери и сестёр Ани, которые с удовольствием игрались с ним, представляя себя матерями.
Заработки наши были не очень большими, чтобы насобирать на дом за одну зиму, но главное надо было закупить лес, вот к этому я и стремился. Понемногу откладывали, но мать постоянно бурчала, что не хватает денег, намекая на то, чтобы Аня отдавала ей все деньги на хозяйство, но я не позволил ей этого сделать, в результате чего мы смогли собрать необходимую сумму.
У нас на фабрике можно было выписать лес молодым семьям, у которых имеются участки под строительство. Чем мы и воспользовались, в результате мы к апрелю месяцу привезли лес и разгрузили его возле дома родителей Ани. За апрель я ошкурил все брёвна и, уложив их на толстые прокладки, увязал проволокой, и оббил гвоздями. Привёз я также и пару дубков под фундаментные опоры, на которые и будет собираться сруб.
Весной, вернее уже к лету, к нам стал наведываться брат Ани Митя, который проживал в Смолевичах у бабушки. Я его видел несколько раз, когда с Аней приезжали, или приходили на речку покупаться. Непонятно почему, но он жил у бабушки, ходил там в школу. Слышал, что бабушка не отпустила его жить в город, из-за того, что он был слабеньким, и постоянно болел. Ему было лет тринадцать не больше, но смотрелся действительно лет на десять, хотя был жизнерадостным и шустрым. Он упросил мать остаться в городе, чтобы мне помогать, вот с ним мы и ошкуривали лес, да укладывали его.
Второго июня нашему Сашке исполнился годик, но он ещё не мог ходить. Вернее он ходил, но очень немного, и то боялся ступить хоть шажок без мамы, или бабушки. Только к концу июня он побежал, и для всех начались проблемы, потому что хватал всё, что попадало под руку, и куда зря относил. После каждого такого движения, в доме начинался скандал, который иногда грозил перерасти в серьёзную ссору, а нам ну никак нельзя было сейчас портить отношения с родителями. Осень не за горами, а там моя армия и куда Ане было деваться с ребёнком.
Когда наступал выходной, мы с ней забирали с собой Сашку и шли на наш участок и проводили там всё свободное время, давая, таким образом, остыть напряжению, которое накапливалось в течение недели. Потом мы стали уходить с ночёвкой в субботу, и возвращались только в понедельник, когда нам было идти на работу во вторую, или ночную смену.
Мы за весну разработали весь участок и посадили там картошку, а также бурак, так называлась свекла в наших местах. Кроме этого Аня посадила сук, морковь и капусту, и ухаживала за этими грядками, а я пытался пристраивать хоть какой-то сарайчик, в котором планировал выкопать что-то типа небольшого погреба. Перекрыв его толстым горбылём, чтобы хранить в нём семенную картошку, укрыв его на зиму шигалью из-под сосен вместе с шишками, чтобы на следующий год Ане не таскать семена.
Так, в трудах и заботах, незаметно пролетело и лето. Матвей так и не приехал с Дусей, написав мне в письме, что приедут на следующий год.
– Какой следующий год? – писал я ему в ответном письме. – Меня осенью забирают в армию, и когда я появлюсь не понятно!
К сентябрю месяца стало понятно, что Аня снова забеременела, и это уже было не до смеха. В военкомате мне отказались давать отсрочку, и даже накричали на меня, сказав, что у каждого есть дети, и ничего, служат.
На сей раз, отец приехал с матерью сразу после её дня рождения, в начале октября. Он спешил, понимая, что может уже не застать меня дома. Привезли снова мяса, просоленного в большой кадке, а также килограмм семьдесят свежего, хорошо просоленного сала, с десяток живых гусей и целую корзину яиц. По поводу картошки и овощей я им писал, чтобы не везли, так как вырастили свой урожай.
Пробыв у нас два дня, дав передохнуть лошадям, они уехали, заодно попрощавшись со мной. Повестка на призыв была у меня уже на руках, и в начале ноября я должен был явиться в военкомат, как говорится, с вещами.
В нашем распоряжении с Аней оставался всего один месяц, даже меньше, поэтому я старался как можно больше сделать для семьи, чтобы они ни так бедствовали, надеясь всё-таки на то, что мать не будет её терзать по пустякам.
14.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть седьмая!
День расставания настал, как всегда неожиданно, и как всегда не ко времени. Аня слегка надулась животом, и посему было видно, что уже весной у нас должен появиться ещё один ребёнок. А это значило то, что Ане будет чрезвычайно тяжело без меня, хотя, конечно же, родители должны ей помогать.
Призвали меня в армию двадцать пятого ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года. К этому времени уже установилась настоящая зима со своими сюрпризами.
Из Клинцов нас доставили в Орёл, где мы пробыли несколько дней, пока нашу группу сортировали кого куда. Я попал в артиллерию. Зачислили меня в двести шестьдесят пятый корпусной артиллерийский полк, сокращённо КАП, и отправили прямо из Орла в город Днепропетровск, что на Украине.
После призыва в армию, в моей жизни наступил свой разлом, перевернув всю мою жизнь, и все мои планы. Но ничего не поделаешь, поэтому я, стиснув зубы, отдался полностью служению своему Отечеству. Начал проявлять инициативу, чтобы не сойти с ума от переживаний об Ане и её беременности.
Меня заметили, и направили на учёбу в школу сержантов прямо там же, в Днепропетровске, откуда снова вернулся в свою часть. После этого меня назначили помощником командира взвода отдельной батареи.
Так как я был живой и инициативный, а также, будучи комсомольцем, меня, поставили комсоргом дивизиона, и ввели членом бюро полка ВЛКСМ. Моя учёба на педагогическом факультете сделали своё дело, в результате чего командование стало часто поручать мне определённые задачи, связанные с политической подготовкой бойцов.
В конце марта я получил письмо от Ани, в котором она сообщила мне, что родила дочь. По обоюдному согласию с ней, это мы оговаривали ещё до призыва в армию, что если родится дочь, то назовём её Аней, в честь самой Ани, а также дочери Василя, которая умерла от простуды.
В армии, в это время, начались реформы, создавались новые военные округа, армии, даже фронты, и нас, как и многих других, перевели в новый Одесский военный округ. Пока шла передислокация частей, менялись люди, командиры, да и рядовой состав, сменяя друг друга. Не успев ознакомиться с одними, как уже приходили совсем другие люди, и я бросил это занятия в поисках новых друзей, решив оставить это занятие, на то время, когда всё наладится.