Вспоминаю, что это имя упоминала Ада, учительница Айлин, когда говорила, что ее бабушка изменилась после поездки во Францию к некой Весте. А Ирма сказала, получила наследство от женщины с таким же именем.
— Простить можно, все, что угодно. Было бы желание, — возражаю я.
— Запомни — Ирма враг нашей семьи. Она все делает только ради своей выгоды, — с уверенностью говорит Дина. — И я с ней согласна только в одном пункте — ребенок Айлин не должен родиться. Но судя по твоему выражению лица, с ним все в порядке, и он такой же везучий, как его мамаша.
— Мне очень хочется верить, что ты не причем, — отпуская ее говорю я. Дина потирает руку. Поднимает рукав и увидев синяки, тихо вздыхает.
— Не соглашайся ни на какие предложение Ирмы, — молитвенно складывая ладони, просит меня Дина. — Однажды, ты уже ошибся и это стоило жизни одной из Савро. Не повторяй своих ошибок.
Она бросает взгляд на часы, ойкает и бежит в прихожую к близнецам. Судя по суете, они уже конкретно опаздывают. Устало потираю лоб и поднимаюсь на верх. Нужно привести себя в порядок и собрать вещи Айлин.
Пока я стою под душем, в памяти обрывками всплывают воспоминания о ночи, проведенной с Астрид. Каким будет ее следующий шаг? Будет ли она мстить мне, за то, что проиграла? Или прислушается к здравому смыслу и поймет, что я больше не позволю ей собой манипулировать? Пожалуй, еще никто не доводил меня до состояния такого бешенства, как она.
Отжимаю волосы и натягиваю на влажное тело махровый халат. Рана еще полностью не затянулась и кровоточит по краям. Придется наложить повязку. Захожу в комнату к Айлин и открываю шкаф. Вынимаю оттуда теплое серое платье и плотные колготки. Взгляд падает на зеленую папку, небрежно перевязанную лентой. Руки сами тянутся к ней.
Сажусь на пол, развязываю слабый узелок и достаю стопку рисунков, сделанных простым карандашом. Здесь фантазийные существа, которые прорисованы с такой детализацией и точностью, что кажутся живыми. Портреты близнецов. Вот Петра стоит перед зеркалом и заплетает косы. Фео лежит на полу и, подперев рукой щеку, что-то читает. Арсен в вальяжной позе развалившийся на диване. На следующих десяти рисунках вижу Америго. Вот он курит, привалившись к изгороди; закован в цепи; задумчиво смотрит в даль; сидит на берегу моря; сражается с кем-то. Господи, сколько же их тут?!
Наконец рисунки с моим братом заканчиваются. Вот Бариново, дом, в котором мы жили. Рита с вязаньем в руках. Дина с Арсеном. Я, стоящий в одиночестве посреди леса. Склад и я распятый, с торсом утыканным, кинжалами. Жутковато это выглядело со стороны. И снова я. В одних джинсах стою возле зеркала и чищу зубы.
Добираюсь до последнего. На этом рисунке я и Айлин. Смотрю и не верю своим глазам. Мы занимаемся любовью. Нарисовано небрежно, но очень откровенно, со страстью. Никогда бы не подумал, что у нее есть подобные желания. Удивленный своим открытием, складываю рисунки обратно в папку, перевязываю лентой, возвращаю на место. Надеюсь, она ничего не заметит. Кладу ее одежду в пакет и отправляюсь в больницу.
Прежде чем пойти в палату к Айлин, ищу ее лечащего врача. Мне хочется узнать, почему у нее открылось кровотечение. Для этого мне приходится побегать по этажам и поприставать к симпатичным медсестра с вопросами. Нахожу его возле кофе-автомата. Парень выглядит усталым и изможденным. Похоже, дежурство выдалось тяжелым. Он хмуро смотрит на меня — словно спрашивая; — чего тебе? Потом что-то вспоминает и его взгляд становится теплее и приветливее.
— Что ж, все достаточно неплохо, — говорит он. — Кровотечение удалось быстро остановить. Ни матери, ни ребенку ничего не угрожает. Айлин может отправляться домой.
— А по какой причине оно вообще случилось? — спрашиваю я. Парень пожимает плечами. Задерживаю взгляд на его бейджике. Армандо Клавель.
— На ранних сроках такое часто бывает, — отвечает он. — Причины могут быть разные. Нервы, усталость, какой-то сбой в организме. Не всегда можно понять почему такое произошло.
— А какой у нее срок?
— Десять недель, — отвечает доктор. И вот здесь концы перестают сходится с концами. Если она забеременела от кого-то из оборотней, то должно быть не больше пяти недель. Потому что десять недель назад мы были в Бариново. Вывод напрашивается сам собой, но этого в принципе не может быть. Невозможно, чтобы отцом ее ребенка был Америго.
— Вы уверены? — на всякий случай спрашиваю я.
— Абсолютно, — спокойно отвечает парень.
Черт возьми, ну как это могло случиться?!
— И он…Нормальный? В смысле, развивается без отклонений? — все еще не в силах принять услышанное, уточняю я. — Без странностей?
— На данном этапе — да, — запрашивая у автомата вторую чашку кофе, отвечает Армандо. — Поверьте, вам не о чем беспокоиться. Все идет так, как задумано природой. Выпейте кофе, возьмите себя в руки. Что вы так волнуетесь? Не вам же его рожать.
Айлин лежит на больничной койке свернувшись калачиком. Оделяло сбилось, сквозь прорези на рубашке видна голая спина. Услышав шаги, не оборачивается. Тихо зову ее по имени. Вздрагивает и садится. Обхватывает руками колени и с укором смотрит на меня.
— Как ты мог бросить меня здесь одну? — дрожащим голосом спрашивает Айлин и тут же закрывает лицо руками. Беру стул, двигаю его к кровати, сажусь верхом.
— Так вышло, — это все, что приходит мне на ум.
— Конечно, — с горечью произносит Айлин. — Ты оставил меня истекать здесь кровью в одиночестве, а сам уехал развлекаться со своей подружкой! Спасибо, что принял душ, побеспокоился о моей нервной системе, но я все равно чувствую этот чертов запах! Он смешан с мылом и шампунем, но никуда не делся… Меня тошнит от него. И от тебя тоже!
В глазах моей подопечной столько боли и отчаянья, что мне становится стыдно. Но я не могу объяснить ей, что поступил так, только для того, чтобы обеспечить ей безопасность.
— Как ты чувствуешь себя сейчас? — спрашиваю я.
— Ты даже не извинишься, хотя бы из вежливости? — удивляется она моей реакции.
— А ты поверишь в мое искреннее раскаянье? — пожимаю плечами я. — У меня не было намерения причинить тебе боль, просто так сложилось.
— Конечно, — нервно говорит Айлин. — Ведь куда приятней ублажать какую-то сучку, чем быть хорошим другом!
— Не перегибай палку, — осаживаю ее я. — Сама же потом будешь жалеть о своих словах. Кстати, я говорил с твоим врачом…
Айлин шумно выдыхает, закрывает лицо руками, потом резко поднимается с кровати и идет к окну. У нее кружится голова и она хватается за край подоконника, чтобы не упасть.
— Как такое возможно? — шепчет девушка. — Ты когда-нибудь о подобном слышал, чтобы смертная забеременела от вампира?
— Нет, не слышал. Потому что это за гранью фантастики. И никто не услышит. Потому что ты прервешь эту дурацкую беременность, — раздраженно говорю я.
Айлин молчит, уставившись в одну точку.
— Нет, — тихо, но решительно произносит она.
— Да. И я не хочу слышать никаких возражений! Ты — человек, Америго — вампир. Ваши виды не совместимы. Подумай о том, кого ты родишь. Каким он будет? С какими мутациями? Болезнями? Как ты его будешь выкармливать? Молоком, кровью? С какой скоростью плод будет развиваться? Хватит ли у тебя здоровья его выносить? Сможешь ли его вообще родить? Я отвечаю за твою жизнь и не могу тебе позволить так рисковать.
— Ты же убил меня… Какая теперь разница? — говорит Айлин, прижимая руки к животу. — А у него… У него уже бьется сердце. Сам ведь слышишь.
— Не дави на жалость, — поднимаясь вслед за ней, говорю я. — Ты сделаешь аборт и забудешь обо всем, как о страшном сне. И если тебе тяжело на это решиться, я возьму эту смерть на себя.
— То есть, мое молчаливое согласие как бы избавит меня от ответственности?! — негодует Айлин. — А не пошел бы ты к черту! Ты не имеешь никакого права принимать решения за меня! Это мое тело, моя жизнь и я вольна делать с ней все, что мне вздумается! Ты ведь даже не отец этого ребенка, чтобы распоряжаться его судьбой!
