– Она уже три года ничего не хочет, – холодно отреагировал Веров, – Елена умерла. Родители скрыли этот факт. Считай, что ты своим появлением выручила их.

– Как? – удивилась я. – Почему скрыли?

Его светлость посмотрел на меня как на дурочку, пожал плечами и сказал:

– Женщине под сорок нелегко решиться на второго ребёнка.

Демонстрируя нежелание продолжать разговор, его сиятельство развернулся на каблуках и пошагал к дому. Подскочивший Дормидонт, одетый на этот раз в скромный дорожный костюм, распахнул дверь экипажа и вытащил подножку. Мы с Алиной находились под впечатлением от прощания с мнимым родственником и не сразу отреагировали на приглашение слуги усаживаться. Что за мир? Что за правила? Ничегошеньки непонятно!

На этот раз в карете было не так просторно. Хотя сундуки поместили в багажное отделение, рядом с нами стояли саквояжи, а на противоположном диване лежали упакованные в чехлы шубы и пальто. Дормидонту остался кусочек сидения в углу кареты. Дедуля ничем не выдал неудовольствия, притулился к стенке и задремал сразу, как мы отъехали. Нам оставалось лишь надеяться, что старик правильно запрограммировал таймер и не ошибся с заклинанием.

Первое время мы помалкивали, но когда наш спутник начал посапывать во сне, стали перешёптываться.

– Лен, – начала разговор Алина, – что это было вообще?

– Что конкретно?

– Почему он велел нам проваливать навсегда?

Это как раз было понятно: зачем графу видеться с посторонними девицами? А вот почему они с сестрой скрывают смерть Елены Морковиной и бегство Полины?

– Ты за принца замуж собираешься, граф тебе даром не нужен. Меня больше беспокоит, что будет, если Полина вернётся.

– Не вернётся, – без тени сомнений заявила Прилучная. – Думаю, она с любовником сбежала. Из простых. Отец бы за такого не отдал, вот и… – Она встрепенулась: – А мамаша, кстати, где?

– Ну ты даёшь! – возмутилась я и полезла в саквояж за блокнотом. – Я же тебе зачитывала. Умерла графиня восемь лет назад.

– Блин! Ленка! – отмахнулась подруга. – На словах расскажи. Меня от этих записей в дрожь бросает. Заколдовал он их, что ли?!

– Меня не бросает, – пожала я плечами, но спорить не стала, убрала блокнот и принялась пересказывать мнимой леди Веровой её семейную историю…

***

За разговором время шло быстро. Где-то около полудня мы покинули плотно заселённые места. Дорога по-прежнему была гладкой и широкой, но то взбиралось на холм, то спускалось в овраг. Магический интеллект работал безукоризненно: скорость увеличивалась при подъёме и уменьшалась при спуске. И всё-таки сердце ёкало каждый раз, будто мы катались на аттракционах.

Прилучная замолчала, зачарованно глядя в окно. Там открывался великолепный вид. Под высоким синим небом зеленели поля, поблёскивали серебром полноводные речушки, взбегали на вершины холмов белоствольные берёзы, ещё не нарядившиеся в сарафаны зелени. Из-за отсутствия шума двигателя мы хорошо слышали соловьиные трели, щебет щеглов и чижей, трели жаворонка, крики ворон и кукушек.

– Как же классно, Алин! – не удержалась я.

– Полин, – поправила она, – привыкай называть меня Полина.

– Хорошо, Полина, – сказала громко.

Дормидонт заворочался и разлепил глаза:

– Что, барышни, уже приехали?

– Пока нет, – ответила Прилучная.

Старик прилип носом к оконному стеклу и пробормотал:

– Приехали! Сейчас покажется!

– Вы здесь бывали? – спросила я.

Дормидонт откинулся на спинку дивана и указал подбородком на мою соседку:

– Мамку её вёз отсюда, когда его сиятельство сосватал.

Мы с Алиной переглянулись, недоумевая: старик не знает, что она не леди Верова, или так хорошо притворяется?

Прилучная прищурилась и спросила:

– Они любили друг друга?

– Любили? – Глаза старика расширились от удивления. – Кто ж нынче про любовь мечтает! – Немного помолчав, он сокрушённо вздохнул: – Сперва всё хорошо было, а как дочь родилась… Запер его светлость жену в башне на десять лет. До самой смерти. Мы их не видели. Немудрено, что сбежала, сердечная… – Он посмотрел на Полину-Алину, и в глазах у него сверкнули крупные слезинки.

Вот, значит, как… Очередная наша теория провалилась. Сбежала леди Верова вовсе не к любимому, а от самодура-папаши. Теперь понятно, почему он не хочет нас видеть. Никто его светлости не нужен.

Экипаж свернул с основной дороги на узкую, мощёную булыжником, и стал подниматься на пригорок. В правое окно поверх верхушек растущих в низине деревьев мы увидели остроконечные крыши. Башни замка контрастным негативом выделялись на фоне неба, освещённого закатными лучами.

– Хогвартс? – удивилась Прилучная. – Мы там будем учиться?

Дормидонт наклонился и тоже взглянул в окно:

– Нет. Школа чуть дальше, а это Чёрный замок, – сказал с придыханием и поспешно спрятался в свой уголок.

Я успела заметить пробежавшую по его лицу тень мистического страха и спросила:

– Кто там живёт?

Старик поморгал, глядя на меня, потом всё-таки проговорил:

– Это, можно сказать, надгробье.

Алина, довольно чувствительно опершись на моё колено, подалась вперёд и уставилась на уползавший назад чёрный силуэт замка.

– Склеп? Такой огромный! Или мавзолей? Кого же хоронят с такими почестями?

– Здесь похоронена любовь, – хрипло сообщил старик и суетливо завозился, оправляя костюм. – Подъезжаем, барышни!

Действительно, тряска прекратилась, колёса нашей кареты выкатились на площадку, засыпанную гравийной крошкой, и, прошуршав по ней, замерли. Экипаж остановился около широкого крыльца с мраморными ступенями и белоснежными статуями по краям: по одной стороне красовались нимфы, грации или музы, смотревшиеся довольно эротично, по другой – античные герои или боги, едва прикрытые мраморными одеждами и поражающими рельефными мускулами. Меня грызли сомнения: чему тут учат? Ладно бы это была школа искусств, тогда парадное крыльцо вполне бы соответствовало статусу учебного заведения. Но где заклинания, и где – полуобнажённые памятники?!

Пока мы с подругой тормозили, рассматривая открывшийся вид, Дормидонт успел опустить подножку, выбраться из кареты и уже руководил подоспевшими грузчиками. Шесть крепких парней, ничуть не уступавшие накаченными фигурами каменным «Гераклам», грузили наши сундуки на тележки. Верхняя одежда из салона переместилась туда же. Я, захватив саквояж, спустилась по ступенькам и остановилась, переступая на месте на мягкой, поскрипывавшей под подошвами ботинок крошке. Прилучная пристроилась рядом, и мы синхронно вертели головами, разглядывая новое пристанище.

По бокам от основного здания с колоннами пристроены два невзрачных двухэтажных корпуса. Смотрелось это так, будто рядом с эффектной модницей идут скромные служанки. Я предположила, что некто отдал под Школу заклятий свой великолепный дворец, а позже к нему прилепили необходимые помещения, не имея достаточных средств, чтобы выдержать все в едином стиле.

Обсудить мы ничего не успели – из-за колонн показалась дама, одетая в фиолетовый сарафан до середины голени и сиреневую блузку. Судя по опыту в этом мире, это была служащая в форменной одежде. Пока женщина спускалась, Дормидонт успел завершить разгрузку и подошёл к двери кареты:

– Счастливо оставаться, барышни, – обратился он к нам, – поспешу. Мне ещё в трактир надо устроиться до ночи. А уж на зорьке домой отправлюсь.

Мы дружно попрощались с добрым дедулей и, проводив взглядами отъехавшую карету, обернулись к подошедшей даме.

– Добро пожаловать в Школу заклятий, девы! – заговорила она дребезжащим голосом. – Назовите свои имена.

Мы уже привыкли к тому, что все женщины здесь – что насельницы монастыря, что служанки графа Верова – имели отталкивающую внешность. Встречавшей нас представительнице администрации школы не повезло особенно. Складывалось впечатление, что в младенчестве её саданули по скуле боксёрской перчаткой: лицо было перекошено, правый глаз почти прикрывало нависшее веко, а левый, наоборот, казался выпученным, да и нос искривился тонким горбиком. Мы оторопело пялились на даму, она же, ничуть не смущаясь, представилась: