Да, какой-то уровень удобств он себе уже обеспечил. Какой-то. Однако бесконечно далекий от того, какой был у него там… в прошлом, ну, то есть в будущем. Только окунувшись по самую маковку в древность, Ярослав смог понять, что там, в XXI веке, несмотря на все проблемы, был настоящий золотой век человечества. А здесь… все еще царствовали темные века…

Ярослав только здесь, в разгар IX века, и сумел повзрослеть, отбросив флер того романтичного бреда, которым жил раньше. Избавившись от инфантилизма и нерешительности. Здесь закон – твой топор и верное копье. И каким бы душевным человеком ты ни был, но выжить, не замаравшись в крови, можно было только прозябая в самом ничтожестве. А если ты жаждал себе хлеба с икрой, то извольте и резать, и убивать, и грабить, и прочими непотребствами заниматься. Потому как ресурсов крайне мало, а желающих их отжать – толпа.

Да, кто-то скажет, что мы все умрем. И он будет прав. Когда-нибудь, как-нибудь, где-нибудь мы точно умрем. Но до смерти еще нужно дожить… И Ярослав планировал жить долго и с максимальным комфортом. Ради чего и развивал бурную деятельность.

861 год, 6 июня, Гнездо

Беседы с женой не дали, в сущности, ничего. Жрица Макоши совершенно ничего не смыслила в делах организации труда и прочих «фишках», опережающих ее уровень бытия. Нет, конечно, она старалась. Рассказывала все, что знала. Думала. Но ее парадигма мышления находилась в рамках известного ей поля вариантов. Да, на фоне остальных местных она была недурно развита. Да и в целом – девчонкой была толковой. Но задача эта выглядела для нее слишком сложной. Поэтому Ярославу пришлось самому выкручиваться.

Поначалу, в прошлом году, он думал начать строить «развитой феодализм в отдельно взятом болоте». Это, несмотря на странность задумки, было достаточно просто, легко и в целом шло в тренде мирового развития. То есть каких-либо значимых препятствий не имело.

Да и система в целом устойчивая. Не говоря уже о том, что передовая по меркам IX века и в целом перспективная, хоть и до крайности нетипичная для этих земель. Во всяком случае, такой на Руси так и не сумели построить. Сначала пошли по скандинавскому пути развития, практически не тронутого феодальными концепциями. Потом при Иване III решили все перестроить, откатившись к моделям раннего, архаичного феодализма. А потом, при Алексее Михайловиче и Петре Великом, начали строить новое государство по схеме административной монархии. Не без нюансов. Но не суть. Главное, что никакого развитого феодализма на Руси не было и она даже не приближалась к нему никогда.

Такая схема была удобна именно в плане захвата власти. Поставил всюду своих ярлов да бонов. Потихоньку. А потом внезапно оказалось, что у тебя в руках прослойка до зубов вооруженных людей, готовых отстаивать твои интересы против толпы, старейшин и так далее. Удобно. Просто. Доступно. И в целом с минимальным количеством усилий.

Но так было в прошлом году.

В этом же Ярослав пришел к выводу, что такой вариант ему совершенно не подходит. Просто потому, что ведет к децентрализации ресурсов, как военных, так и трудовых. А чем меньше плотность населения и беднее живет народ, тем больше проблем приносит децентрализация. То есть нужно делать строго наоборот, собирая и концентрируя ресурсы в один кулак. Пусть и в целом не очень большой, но совершенно непреодолимый в любом конкретном месте.

Поэтому, поразмыслив, он решил пойти проторенным путем. Благо, что немало о нем знал. Увлечение европейским варварством требовало от него ясного и четкого понимания того, с кем эти самые варвары воевали. С кем сражались. Как. А главное, чем эти противники жили. И, как несложно догадаться, традиции IX–XI веков в Европе имели очень длинные ножки, уходившие в глубокую Античность. Со всеми вытекающими последствиями…

Оформив свои мысли и план в собственной голове, Ярослав решился собрать тинг[5] Гнезда. То есть общее собрание всех взрослых и лично свободных обитателей.

– Многие из вас видели – в последние годы беда все чаще и чаще обрушивалась на наши благословенные земли, – начал Ярослав издалека. – Чем лучше мы начинали жить, тем чаще к нам старались заглянуть ближние или дальние соседи, жаждущие отнять все нажитое непосильным трудом…

– Ярослав Васильевич, – усмехнувшись, произнес кузнец Мал. – Мы ведь все ценим тебя и уважаем. Ты, как мы все знаем, умеешь говорить. Хорошо. Красиво. Но у нас дела есть. Сказывай сразу, чего предложить хочешь.

– Да, – поддержали его некоторые из обитателей Гнезда.

– А что? Пусть говорит, как разумеет! – возразил лодочник. – Чай, ромеец. А мы послушаем. Все веселее.

– Я тебе дам веселье! – рявкнула на него жена и огрела коромыслом по спине. – К тебе Свен уже третий раз приходит. Стыдно уже перед людьми!

– Да я что?

– Тихо! – рявкнул кузнец Мал, останавливая эту извечную перепалку. – Всем известно, что Баламут бездельник.

– Гордая птица! – хохотнул кто-то. – Пока не пнешь, не полетит.

– И это верно, – подняв руку, произнес Мал. – Но дело свое крепко знает. И то, что Свен третий раз приходит, – его беда. Кто знает Баламута – над душой у него стоит и не подносит чарочку до окончания дела. И все на этом! Нас Ярослав Васильевич собрал. Видно, не просто так. Вот и послушаем.

– Мое предложение просто… – начал говорить Ярослав и, приосанившись, начал долго, вдумчиво и неспешно излагать свои мысли. Неспешно, потому что местные думали медленно. Иной раз очень медленно. Громко, чтобы все услышали. А вдумчиво… так многие вещи им были совершенно непонятны, и приходилось буквально разжевывать.

Общую идею он предложил какую?

В Гнезде уже живет много людей. И будет жить еще больше. А порядка – нет. И с этим нужно что-то делать, дабы не дожить до беды.

Перво-наперво он, как человек, отвечающий за защиту поселения, предлагал ввести право голоса только для тех, кто состоит в ополчении.

– Можешь защищать город и голос имеешь! – произнес Ярослав.

– А коли не можешь? Что, и сказать нельзя?

– Сказать? Отчего нельзя. Можно сказать, – кивнул наш герой. – Но тут что же выходит? За прошлые пару лет сколько было нападений на Гнездо? И каких нападений! И что же получается? Кто-то будет город защищать, а кто-то мнение высказывать? Это разве правильно?

И Ярослава поддержали.

Ведь большая часть присутствующих на тинге и были те самые ребята, которые становились в строй. И им вообще не понравилась идея, когда они дерутся, а им кто-то там что-то из-за спины указывает. В общем – проголосовали. И приговорили.

Что резко подняло влияние Ярослава. Не явно, но все же. Ведь он был хоть и не простой военный вождь, а конунг, но и не верховный правитель. А отличие между ними немалое…

Военный вождь – это, считай, военный специалист на службе у общины. Он командует племенным ополчением общины только в походе. И все. В остальном – обычный обыватель. Конунг получает в бонус к этой функции еще и право судить, разводя споры. Но, как и военный вождь, он даже ополчение собрать не имеет права. Он может предложить это дело общине, но только община решает – поступать так или нет.

Военная власть в походе и право судить в мирной жизни – это солидно. Для архаичного общества – это просто огромная концентрация власти и чрезвычайное уважение. Но это не правитель. Пока еще не правитель.

Вот Ярослав и пытался дальше, шаг за шагом отжимать себе не только военной, но и гражданской власти. Ведь тинг, ставший впоследствии вече, был высшим источников власти в этом городском поселении. И он постарался трансформировать его таким образом, чтобы в нем находились только лояльные ему люди. Он отвечает за войну, а значит, там должны быть только те, кто, так или иначе, состоит под его началом. Ведь общий сход и совет старейшин еще раньше утвердили необходимость тренировки ополчения Гнезда. То есть, считай, весь этот народный парламент регулярно оказывается под его прямым подчинением и хочешь не хочешь привыкает к этому. Привыкает считать его главным и выполнять его приказы.