Кости в сундучке зашевелились и начали выползать из-под украшений. Крошечная ручка скелета ухватила Блоди за запястье. Вампирэсса попыталась отцепить когтистые пальчики, но те крепко впились. Тогда вампирэсса отложила сундук, но маленький скелетик с короной Исиды на голове остался у неё в руках, повиснув в воздухе. Он щёлкал острыми зубками, а коготки цеплялись за одежду.

– Какой забавный, – улыбнулась Блоди скелетику. – Так и хочется потискать. Ути-пути! Ты ж моя доходяга.

– И нипочём вам не избавиться от проклятия! – пригрозил дух.

– А можно забрать его с собой? – спросила вампирэсса у духа. – Кажется, я ему нравлюсь. Смотрите как ловко кусается? Кусает, значит любит.

– Что? – удивился дух. – Вы что совсем ничего не поняли? Это и есть страшное проклятие фараона! Лучшие маги Египта призвали его с севера. Это – дух самой смерти! Её вездесущее воплощение.

– Так это же замечательно. – легко согласилась Блоди. – Такой милый скелетик. Грозненький. Всегда хотела такого завести. Но у людей не продаю, а в клане мама не разрешала. Теперь я сама мужу могу что-то не разрешать. Но мне никто уже запретить не может. Да, мой маленький мальчик!

Даймон сразу и не понял, что случилось. Но губки демонёнка поджались. Прищурился, пытаясь понять, что там вообще в темноте происходит. Теплового излучения не было ни от кого, кроме медведя.

– Никакой это не скелетик. Это… это… – дух на миг запнулся. – это, вообще-то, девочка.

– Ещё лучше! Всегда мечтала о дочери, – с улыбкой проговорила Блоди, поглаживая черепушку с остатками золотистых локонов. – Ты ж моя красавица. Людей пугать вместе будем, да?

Скелетик кивнул.

– А-а! Да ну вас! – обронил дух в негодовании и замахал бесплотными руками, как итальянец над пиццей при готовке. – Никакого уважения к старине, проклятьям, и долгому сроку вынужденной службы.

Стена впереди вдруг отъехала в сторону, открывая лестницу.

– Уходите! И чтобы больше покой мой не вздумали нарушать!

– А можно я… – Михаэль хоть и спросил, но уже держал подмышками по паре глиняных сосудов с мёдом. – парочку с собой прихвачу… Трофейный мёд сладок, знаете ли. Он же так хорошо настоялся! С душком. Медведи любят все с душком.

– Берите, что хотите, – совсем расстроился дух. – только уходите уже!

Блоди взяла за руку Даймона и, проговорив:

– Познакомься с сестрёнкой, – направилась вверх по лестнице.

– И это… – крикнул дух им вслед, – кормить её не забывайте.

– Чем? – буркнул Михаэль. Осознав, что по паре сосудов мало, он накидал себе на руки уже с десяток сосудов.

– Мясом!

– А как её зовут? – переспросила Блоди.

– Мара… воплощение Мараны – богини смерти. – дух вяло добавил. – бла-бла, она пришла к нам с севера… бла-бла и сеяла смерть, пока мы… бла-бла…. не заточили её с дарами севера вместе с погребённым фараоном. Изрядным любителем мёда, надо сказать.

– Какое милое имя для ребёнка. – расхохоталась Блоди. – Идем, Мара. Никто тебя больше держать взаперти не собирается.

Скелетик оскалился. Будь у него губы, это могло походить на улыбку.

Глава 5

«Опека»

Дети не могут быть государственной собственностью.

Только достоянием. Так что чека у них нет.

Из размышлений чердачного Топота.

Наше время.

Из-за старой двери с недвусмысленной надписью: «Не стучать. Никого нет дома» доносился невнятный шум. Вроде стучали по дереву. А если прислушаться, то и просто громко топали. Или вовсе дрались. В доме определенно кто-то был. Табличка нагло врала.

Эльвира Гавриловна нервно поджала тонкие губы, приложив ухо к двери. Когда-то она поступала так, прежде чем войти в класс. Профдеформация. Прислушивалась, чтобы по голосу вычислить самого невоспитанного ученика и непременно наказать.

Работать учительницей ей нравилось в былые годы, особенно нравилось это самое «наказать». Но пришлось сменить профессию, потому что зловредные детишки никак не могли правильно произнести ее имя и отчество. Они постоянно называли её то Громила Лавиновна, то Полмира Годзиловна. Как угодно, только не как положено. А когда она об этом докладывалась начальству, то директор – Фёдор Андреевич, лишь пожимал плечами, а его вечная прихлебательница Дарья Сергеевна добавляла «ну это же дети, какой с них спрос?»

С тех пор Эльвира невзлюбила детей. Впрочем, взрослые ей тоже не нравились. И не только директора с коллегами. Она вообще не любила людей в целом. Особенно тех, кто не выказывал ей свое уважение. А уважение могло прийти только из-за высокого чина.

Статус – вот что было важно в жизни. Потому новая работа Эльвире нравилась. Она могла войти в любой дом, найти нарушения и наказать. «Годзилла» была передовиком по выписанным предписаниям об устранении нарушений. В отделе ювенальной юстиции её ценили за высокие показатели. Быть инспектором опеки ей нравилось. А как точно замечает детали. Больше деталей – больше грамот. Ну а то, что разваливались семьи – не так уж и важно. «Инспектор» – вот что звучало серьёзно! Слово, вызывающее много уважения и страха.

Свою напарницу Эльвира Гавриловна по обыкновению дожидаться не стала. Пусть проверку всегда проводили одновременно два инспектора, но напарница часто припаздывала. И наличие на объекте ей всегда приписывали по умолчанию.

Эльвиру неблагополучные семьи не пугали. И заходить в любые квартиры и дома одной она давно не боялась. Вот и в этот день в очередной раз Годзилла решила первой всё проверить, а блондинку-коллегу вписать в часы посещений позже при отчёте. Всё равно ничего не докажут. А опоздавшая пусть протокол потом составляет. Эта бумажная работа никогда Эльвире не нравилась. Что в школе, что на новом месте. Вот власть, это серьезно. А бумаги – второстепенно. Жаль, что бумажки и власть часто сильно зависели друг от друга.

Поправив выкрашенные в смоляной цвет пряди, инспектор решительно постучала. И замерла в ожидании, готовясь по поводу и без разразиться гневной тирадой вроде «а чего это вы не открываете? Что скрываете? Есть что скрывать? А если найду?»

Скрипнув, дверь приоткрылась, но на пороге так никто и не появился.

– Эй, так вы гостей встречаете? Что за неблагополучная семейка.

Помявшись немного у двери, Эльвира всё же прошла в неприветливо-мрачный коридор. Здесь почти отсутствовало освещение, лишь под потолком неярко светились красноватые лампочки. На полке стоял цветочный горшок с давно иссохшим растением, опутанным паутиной. Инспектор осуждающе покачала головой. Растения ей нравились гораздо больше, чем люди, потому что вели себя тихо. Польёшь раз в неделю – и стоит себе, радует. Почему с людьми так не выходило?

Пройдя в комнату, Эльвира увидела маленькую девочку, худую и бледную. Та что-то напевала и рисовала мелом прямо на полу. Эльвира пригляделась внимательнее и поняла, что рисует ребёнок совершенно непонятные каракули.

– Совсем запущенный случай. – тихо пробормотала она. – Ребёнок в этом возрасте должен рисовать круги. А у тебя червяки какие-то. Мелкая моторика не развита. Это минус.

Бросив взор на незнакомку, Мара быстро очертила круг так, что древние символы-каракули оказались внутри него.

– Всё равно, – процедила Эльвира. – ребёнок тощий и голодный. Тебя хоть кормят, девочка? Мясо ешь? Сладкое дают? Много дают – плохо. Мало дают – всё равно плохо.

– Один человек отправился в лес. – пропела Мара, даже не думая слушать тёткин бред. У неё тут самой неплохое колдовство получалось. Будут ещё всякие тёти ритуал нарушать. – Его там с костями чудище съест.

– С кем ты разговариваешь? – раздался из кухни голос Блоди, что как раз учила тараканов выстраиваться в фигуры Эйфелевой башни и петь Марсельезу. С выражением. Сегодня у них был день Франции. Всё лучше, чем за кухонным гарнитуром прятаться.