– Завираешь?! – усомнился Тянуч, а его крупные уши нервно задёргались.
– Не пристать мне к этому месту! – поклялся Дурни, прикладывая пятку ко лбу, как это принято у шнырликов.
– Может, всё не так уж и плохо? – спросила Крутёна, заваривая ему чай, но её мелодичный голос прозвучал печальней и неувереннее, чем всегда. – Если быть плазменно-честной, у меня тоже есть некоторые небольшие… проблемки. – Она отвела глаза.
– Что с тобой, Крутя? – заволновался Тянуч. – Ты устала, присядь, отдохни.
– Да нет, не устала. Просто мне стало труднее прыгать, понимаешь? – Крутиция загадочно взглянула на мужа.
– У нас будет маа-ааленький шнырлик? – наивно предположил супруг, со свадьбы грезивший о потомстве.
– Будет, Нучик, обязательно будет, но не сейчас, – улыбнулась Крутёна. Вот, смотри. – Она протянула Нучу «Большую Книгу Мечтариков» и прочла: «Признаки недомечтаний: уменьшение прыгучести вплоть до её полной потери, посинение сначала пятнами…».
– Милая, читай дальше! – заторопил Нуч.
– А мне прочитай про пятна! – потребовал Дурни.
– Про пятна уж сам читай, с ними и так всё ясно, – оборвала гостя Крутёна. – Так, на чём я остановилась? А…, вот: «но главное, потеря липучести».
– Тягучести или тянучести? – пояснил Нуч и густо так покраснел, но она, погружённая в чтение, ничего не заметила, а только водила пальцем по тексту.
– Липучести, я говорю о липучести, – громко повторила мечтарочка, и прочитала дальше: «…делающая любого Ловца профнепригодным, с последующим его выходом на пенсию без содержания».
– Кстати, как у тебя с липучестью? – поинтересовался Дурни у друга.
– С чем? Ах, с этим? Да всё в порядке, – торопливо ответил Нуч, изобразив жалкое подобие улыбки.– Даже слишком в порядке. Часами могу летучей мышью висеть. – Он прилепился к стене, повис вниз головой и стал закручиваться, как кобра, выжимающая сама себя. – Мы же с тобой Ловцы.
Миссис Глэд просила мистера Глэда закрывать чердачное окно на задвижку. Только это окно потом каким-то непостижимым образом распахивалось как бы само собой. Был поздний беззвёздный вечер. Деревья загадочно подмигивали светлячками. На улице моросил дождь, и порывы нестрашного ветра сменяли друг друга. Иными словами, стояла шикарная для Нормвилля погода. Наши шнырлики любили такие вечера и оставляли окно раскрытым, чтобы не пропустить долгожданный сигнал ловли.
Скрипыш сладко спал в своей коробке из-под попкорна, а Гудёна с фиолетово-розовыми волосами, стянутыми в тугой боковой хвост, несла вахту на потолочной балке.
Неожиданно с первого этажа донёсся гнусавый голос.
– ХОЧУ! ХОЧУ!
Шнырлочка прислушалась и, играя сачком как нун-чакой, подкрутила датчик энергий.
– Николь-кап’ризуля! – прыснул Скрипыш, резво выпрыгивая из постели. Даже сквозь сон он сразу узнал голос старшей дочери Глэдов.
– Чем больше капризов, тем круче улов! – обрадовалась Гудёна.
Она сделала Скрипышу охотничий камуфляж, застёгнула пуговицы на лямках его жёлтых штанишек. Карманы шнырлика распирали скрипелки и прочая всячина, а в помытых с утра ушах красовались плазменные «подслушники». И всё-таки он был ещё маловат для такой работы.
– Щас увидишь, как я голыми «руками возьму и выловлю её мечталки! – пообещал Скрипыш.
– Не сглазь, братишка! – притворно испугалась Гудёна. – Да ладно, там обычные хотелки, а то и вовсе никчёмные пустышки…
– Смот’ри, не нака’ркай! – предупредил Скрипыш, но тут к чердачному окну серым дымком потянулись мутноватые шарики.
– Ко мне! Нет, ко мне! – наперебой закричали оба.
– ХОЧУ-ХОЧУ-ХОЧУ, – продолжало дразниться эхо.
Гудёна надела суперочки, настроила лузы. Скрипыш направил рюкзачный раструб навстречу шарикам.
– Чего, Николь? – этот резкий тембр мог принадлежать лишь Розалии Гдэд.
«Ну, где же вы, где? Она должна сказать, чего хочет, иначе ловле конец!» – подумала Гудёна, грациозно перелетая на край карниза. Там она прошлась колесом, не переставая махать сачком, как крылышками колибри. Вот уже в нём затрепетали бледные серые шарики, и шнырлочка бросила их в свой поясной кошелёк.
– Так не п’роз’рачно! Ты поймала, то есть, ты их сво’ровала! – Это были мои желанки! – моська Скрипыша изобразила жёстокое возмущение.
– Какая разница, кто их поймал? Пока это непонятное нечто, – повела плечами Гудёна, но Скрипыш уже надулся как шар. – Да возьми, ты, возьми, только не хнычь! – Девочка сунула свой трофей брату, подумав про Николь: «Хочет чего-то…, сама не знает чего». И вдруг они услыхали:
– Ты чего-то хотела? – это снова был голос миссис Глэд.
Тем временем на улице колотил дождь и усисливался ветер. Скрипыш встрепенулся, не заметив, как с его уха слетело подслушивающее устройство. А когда Николь ответила матери: «Да так, уже ничего…», он метнулся к захлопывающемуся окну и …ничего не услышал! Хлопок, и прозрачный прилип «лизуном» к стеклу. Гудёна нежно отклеила братишку от окна, вернув ему прежний вид. Именно тогда из кошелька Скрипыша и вылетели серые шарики, растворившиеся в тёплом осеннем воздухе. Гудёна как в воду глядела – все «ХОЧУ» Николь оказались пустышками, ведь за ними не последовало ни мечты, ни даже самого заурядненького желания. «Лучше ему об утере «желанок» пока не знать», – мелькнуло в голове девочки.
Так же неожиданно ветер стих, и юные ловцы распахнули окно. Дождь прошёл, а на небе зажглась первая звёздочка – яркая, как шарик заветной мечты! Скрипыш собрал все свои плазменные силёнки, и когда золотое облачко замерло рядом, прицелился, продавив кнопку пуска.
– Мои к’руче всех мечта’риковских на свете, не се’рые, п’ростые, а «радужные, золотые! – воскликнул он. Не успел Скрипыш договорить, как и это облачко рассыпалось в воздухе. Раскрыв полыхнувшие золотым ладошки, малыш увидел, как светлячки упорхнули к яркой звезде.
– Год-другой и, обещаю, ты станешь отличным крутым Ловцом! – твёрдо сказала Гудёна, провожая их взглядом. Она обняла брата, взъерошив его смешные, цыплячье-неоновые волосы. – Ну, спок но…, мой плазмик, а я ещё внизу половлю… насекомых, – прыснула шнырочка, легко выпрыгивая за окно.
И тут он, кажется, догадался, и полез в свой пустой кошелёк:
– А как же мои мечталки? А где же мои желанки?!
– Скрипышок! Где ты там залип? Быстро прыгай в кровать! – позвал сына Тянуч.
«Везёт Гудёнше, ей все как всегда сходит с «рук! И когда же я только вы’расту?» – с болью в голосе крикнул Скрипыш. Подумав немного, он утёр слёзки и забрался в свою кроватку.
Глава 2
НОРМВИЛЛЬ
Каждый день в шесть часов утра по улицам Нормвилля разносится жидкий звон единственного на всю округу колокольчика. Остальные давно заржавели от постоянной сырости. Это глухой молочник сквозь рассветный туман катит по Кленовой улице. Кстати, туман для Нормвилля, дело обычное. Городок просыпается. Закутанные в шарфы мечтарики спешат на работу. Одни едут на плечах людей, другие – на спинах собак. В их руках, сумках и рюкзачках – серые шарики желаний. Сквозь нормвильский туман они еле просвечивают, как закопчённые газовые фонари.
Но вот молочник заскрипел на велосипеде в сторону Старой Площади. На крыльце дома с высокими красивыми окнами появилась фигуристая дамочка в бигудях, между которыми пристроилась мать семейства прозрачных – Крутиция.
Фыркнув, Розалия забрала бутылочки и, хлопнув дверью, вернулась в дом. Её шнырлочка тоже вернулась, только на свой чердак.
– И когда уже ты станешь начальником? – неприятный голос миссис Глэд разнесся по всему дому: с дорогой аляповатой обивкой; заставленному мебелью и увешанному постерами «живописцев», и оттого больше похожему на декорацию, чем на дом.
– Ннне з-знаю, м-ммусик, – отозвался сонный голос её супруга.
– Я сама пойду к твоему начальнику и всё разрулю! – взвизгнула, выглянув из своего будуара, миссис Глэд, после чего дом снова погрузился в тишину.