– Что вы такое говорите? Где у вас тут телефон?

И Ниночка тут же вызвала «Скорую», которая приехала, к удивлению, без опоздания. Дочь плакала и понимала, что никто и ничем ей не может помочь.

Она решила, что не бросит мать в трудную минуту, и не важно, как это скажется на её личной жизни, хотя Василий не горел желанием совершать такие подвиги, и не очень поддержал в этом жену, когда услышал о произошедшем.

Врачи выдали заключение о том, что Валентине нужно серьёзное обследование, а оборудования для этого в их центре нет. Каждая минута была на счету, ведь это травма позвоночника.

Ниночка принимает решение везти мать в Тамбов. Когда упавшую доставили в город, ей стало хуже, поэтому в целях безопасности её пришлось оставить на квартире у дочери.

Уложили в зале на диван и госпитализацию отставили. А когда вызвали врача на дом, тот заверил, что пострадавшая долго не протянет. Но её всё равно через пару дней поместили в клинику.

Ниночка не собиралась отступать, опускать руки не в её правилах. Нашли лучшую больницу, уплатили нужным врачам, сколько указано было, и мать взяли, но через неделю после получения анализов врачи вызвали дочь и сказали, чтобы она забирала свою родственницу.

– Как же так? Вы же обязаны сражаться за жизнь человека…

– Мы ничем не можем помочь.

Но Ниночка сопротивлялась обстоятельствам, верила, что у матери крепкое сердце, и организм ещё поборется. Наняли медсестру. Та исправно ходила колоть уколы, которые рекомендовал врач. Дочь ухаживала за матерью, как за ребёнком. И год Валентина действительно протянула.

Сидели у изголовья её по очереди то дочь, то зять. Внучка жила своей жизнью. Первым сдался Василий. Не мог терпеть более такого равнодушия к своей персоне: завтраки не подаются, вещи его вообще неизвестно где. А постоянные слёзы жены, её занятость матерью просто добивали его, поэтому он пытался искать причины, чтобы домой прийти попозже: надоело жить чужой жизнью.

Понятно дело – зять. А Нина металась между сменами на заводе и больной матерью, которая всё понимала, и каждый день лежала недвижимо и мысленно лишь молила о смерти. «Ну сколько можно мучиться и мучить окружающих такой жизнью?» – думала она.

– Не обижайся, доченька, что добавила тебе дел, – бывало только и услышит Ниночка от неё. А потом и вовсе перестала разговаривать поникшая мать, лишь изредка скатывалась слеза из её глаз.

О чём она думала в эту минуту? Наверное, о Ниночке, которая ни на кого не обижалась, а всё брала на себя и считала, что так и должно быть: и стирку, и готовку, и покупки, и заработок она должна обеспечить на самом высшем уровне. «Лишь бы всем было хорошо», – повторяла про себя.

Василий же недвусмысленно и всё чаще и чаще стал намекать на то, что он тоже человек и имеет право на внимание, личную жизнь, которую давно и в глаза не видывал. А тут придёшь домой и только слышишь: возьми, подай, принеси, помоги… «Это ведь моя квартира, а я будто гость», – частенько обижался он, высказывая своё недовольство. Мол, обстоятельства, сложившиеся на данный момент, только рушат жизнь. «Это наша семья, а я должен ухаживать за твоей матерью», – упрекал он, делая акцент на слове «твоей».

Горьки упрёки со стороны родных людей, но что же с этим было делать? Если человек упрекнул тебя в неблагодарности, выясни, сколько стоит его услуга, рассчитайся и больше не имей с ним дело. Да уж! Но Василий – это же часть её семьи. Тот самый человек, с которым она по молодости всегда ходила за руку, и не иначе. Он и голоса на неё повысить не мог, только смотрел в глаза, да всё рядом с ней в любом деле рядом. А что теперь?!

Чтобы создать семью, достаточно одной любви, а чтобы её сохранить, нужно уметь терпеть и прощать. Вот и сносила терпеливо Ниночка теперешние упрёки мужа, крики без повода, острые слова в её адрес. Прощала его за чёрствость и думала: куда подевался тот Василий, которого она любила?

Что же касается его, то однажды он вообще не явился домой на ночь, а под утро заявил по телефону, что больше не хочет с ней жить, трёхкомнатную кооперативную квартиру оставляет, претензий не имеет. Но не прошло и недели, как Василий снова переступил порог их дома, но уже с предложением о разводе и разменом квартиры.

Нина уже даже не нервничала по этому поводу, понимала, что переключившись на здоровье матери, совсем забыла о муже. В этот самый момент другая его и подсмотрела. А он и не сопротивлялся.

Квартиру разменяли. Нине и дочери досталась двухкомнатная, а Василию – однушка в этом же доме, но только соседнем подъезде. Всяческое общение близких ранее людей сошло на минимум, но каково было жить в одном дворе?!

Сложности переезда и транспортировка лежачей матери никого, кроме Ниночки, не интересовали. А самое обидное было то, что Василий даже не посмотрел на тот факт, что мать её в таком состоянии. На всё плюнул. Развод – и точка. Своя же рубашка ближе к телу. Вот как человек перестаёт быть человеком: сразу.

Через месяц мать умерла. А Нина, чтобы покрыть долги, образовавшиеся после лечения мамы, стала брать подработки, ни от чего не отказываясь. Несмотря на то, что её очень унижало положение, в котором она оказалась, всё равно ловилась за соломинку, карабкалась по лестнице жизни и верила, что настанет час и всё изменится в этой жизни, её жизни.

А пока каждое утро выходила мыть полы в своём подъезде, где все её знали. Она с методической точностью в одно и то же время, усердно и тщательно это делала.

На лестнице всегда были и окурки, и плевки, и конфетные обёртки, и кошачий помёт – всего насмотрелась в своей безысходности Ниночка. Бывало, в пять утра выйдет, одевшись поневзрачнее, чтобы никто не узнал, до шести уберёт всё на площадке и бегом на завод. Вытирает пот со лба и благодарит Бога, что никого не вынесло из знакомых в момент её трудолюбивого приступа. Да и хорошая добавка к зарплате за такой труд не вредила, а наоборот, весьма укрепляла дырявый бюджет и придавала уверенности каждому её шагу.

Работала до потери пульса ради того, чтобы дочь не чувствовала нужды ни в чём, не была обделённой ничем. Винила себя за то, что оставила её без отца, хотя это была его инициатива. Но что ни думай, а семья совсем расклеивалась.

Всякий раз, идя со смены домой, она мечтала повернуть ход стоп в обратном направлении, потому что там, в доме, который должен был стать крепостью, её никто не ждал. На заводе были приятели, во дворе – подруги, но она всё равно была одна, брошенная и никому не нужная. Вот и приходила в пустую квартиру только на ночь.

Валентина понемногу обозлилась на свою судьбу за то, что не оставила та ей выбора, лишив женского счастья. От этого радость только уходила всё дальше. А сознание намекало, что она лишь доживает свою жизнь, что невезучая, и что нет возможности уже на что-то надеяться. Попытка начать всё сначала, родившись заново, умирала на корню.

«Несчастье – вот мой удел», – думала она. Такие неприятные мысли портили настроение изо дня в день. Находясь в постоянном стрессе, когда нервы напряжены, Валентина волновалась даже без причины, потому что сама себе уже рисовала страшные картины того, что могло ещё произойти.

В этот момент жизни дочь её была предоставлена сама себе. В пятнадцать лет каждая девчонка мечтает утвердиться в обществе раз и навсегда, да так, чтобы никто не указ. Слова матери, за полночь открывающей дверь на стук пришедшей дочери: «Где была?» на гулёну не действовали, а лишь наоборот, разжигали аппетит.

– Я взрослая, делаю, что хочу.

– Смотри, а то хотения твои закончатся веселухой.

Так и случилось. Наталья, от природы девка нестандартная, красивая, взгляд не отвести. Глаза крупные, чёрные, как у цыганки, сама смуглая, будто только с пляжа в пик лета. Фигурка точёная, всегда по моде и вызывающе одетая, вся такая юркая, шустрая, додельная, по каждому вопросу высказывается, будто мнение её единственно верное, будто знает она всё и обо всём.

Однажды, возвращаясь с очередного загула, когда общественный транспорт уже не ходил, случайно поймала такси. Водитель оказался разговорчивым, но серьёзным, при этом молодым и симпатичным. Всю дорогу она с ним хихикала, флиртовала, и он был не против такого расклада. До дома довёз, денег не взял, что и требовалось доказать: парень запал на юную нимфетку.