Оставались ящики на помосте. Домотканов протиснулся сквозь маленькую дверь наружу и двинулся к ящикам. Те же гнилые верёвки и откидные крышки. Те же завернутые в рогожу шестерни. Зачем их столько? – снова сорвался Домотканов и швырнул очередную шестерню на пол. Рыжей крысой она обежала круг и юркнула под помост. Словно в ответ на справедливое возмущение, следующий ящик преподнёс уже не шестерни, а цепи, свёрнутые двумя аккуратными бухтами. Домотканов вытянул цепь из одной на метр – чем она могла помочь против коня? – и бросил назад. В следующем ящике находились чугунные шары. Бесспорно, вещь нужная для часов, но не для Домотканова в его отчаянном положении. Он что, будет бросаться ими в коня, чтобы отогнать того от двери? Внезапно новая мысль перебила все остальные: а зачем ему так наружу, в это совершенно чужое место, над которым даже звёзды чужие? Неужели лишь дело в том, что конь так старательно не выпускал? А раз куда-то не пускают, то только туда и нужно, хоть к чёрту на рога? Рука с силой захлопнула крышку. Домотканов поднял эту руку к виску и потёр его. Нет, нужно ему было туда не только по этой причине, а зачем-то ещё. Изо всех сил нужно. Но попробуй поймай и без того ускользающий ответ в такой свистопляске! Как удар в царь-колокол ударило копыто в железную дверь. Вздрогнув, Домотканов чуть не выколол себе глаз пальцем. Дверь завибрировала под посыпавшимися ударами, наполняя башню грохотом, как в грозу. Домотканов пнул ящик и ринулся к следующему. В нём были запасные стрелки. Тщательно завёрнутые в расползающуюся от долгого ожидания рогожу. Одна большая, другая маленькая. Впрочем, маленькой её назвать можно было лишь условно: не менее полуметра в длину. Домотканов взвесил на руках одну, другую. Руки предпочли ту, что подлиннее и потяжелее. Затем пальцы проверили остроту конца. Конечно, она была не такой, как у настоящей стрелы, но выбирать не приходилось. Домотканов, захватив в горсть рогожу, начал тщательно протирать будущее оружие, избавляя его по мере возможности от ржавчины. Когда и эта процедура была закончена, он взял стрелку покрепче в обе руки и потыкал перед собой как копьём или ружьём со штыком. Проводя проверку дальше, оставил стрелку в одной руке и попробовал фехтовать ею как мечом. Углы резали ладонь и пальцы, но ничего, на время можно потерпеть. Домотканов решительно направился к двери, понадёжнее сжимая в руке обретённое против ненавистного коня оружие. Так же решительно был отодвинут засов и распахнута дверь. С копьём наперевес – всё же такое использование стрелки оказалось более предпочтительным – Домотканов вышел из двери и поискал глазами врага. Вот он, как ни в чём не бывало щиплет травку возле яблонь, как будто случай с Домоткановым не заслуживает большого внимания. Но это мы сейчас посмотрим. Домотканов отошёл от двери подальше, взмахнул стрелкой.
– Что, струсил? – задорно обратился он к коню.
Тот спокойно прервал обед, как бы сделал деловой человек, которого, к примеру, позвали по неотложному вопросу, развернулся и потрусил к Домотканову. Видимо, стрелка не произвела на коня никакого впечатления. Даже скорости не сбавил. Белая туша надвигалась на Домотканова, как снежная лавина, становясь всё больше и больше, застилая окружающее чуть не целиком. Что-то дрогнуло в вышедшем на бой, он невольно попятился, но вместо дверного проёма встретил спиной стенку: видимо, с перепугу ошибся направлением. Ну вот и всё, мелькнуло в голове. Домотканов машинально, как ребёнок, выставил перед собой свою железяку. Тупой конец с силой ударил Домотканову в грудь, притиснув к стене ещё плотней. А на другом был конь, его морда почти уткнулась в лицо Домотканова. Вдруг конь пронзительно заржал и встал на дыбы, вырывая стрелку из рук и унося её куда-то вверх. Если б можно было втиснуться в стенку дальше, Домотканов бы втиснулся, стремясь уйти от этих нависших над глазами копыт, оскаленной пасти и режущего уши, как бритвой, то ли ржанья, то ли воя.
Громадные копыта, не причинив Домотканову вреда, обрушились на землю вместе с упавшей назад, на спину, тушей. Разве кони когда-нибудь так падают? – подумал Домотканов, но дальше не продолжил. Бледная туша билась перед ним в агонии, почти не как животное, а как некое природное явление: кипение вулканической глины, снежный вихрь или что-нибудь в этом роде. Наконец явление пошло наубыль и прекратилось совсем. Перед Домоткановым снова лежал просто конь. Да, крупных размеров, но всего-навсего животное, мёртвое животное с железной палкой в истекающей кровью груди. И причиной этому был Домотканов. Он отлип от своей стены и подошёл поближе к коню. Фиолетовые глаза были закрыты, копыта, и в самом деле, чугунные, мирно, как отслужившие срок вагонные колёса, лежали на траве. «Что я наделал? – невольно возникло в нём раскаянье. – Как это всё…». Но тут же поднялась и защита: ведь он сам виноват, зачем не выпускал? И постепенно жалкое мёртвое животное вновь стало приобретать прежние отталкивающие черты. Да это же демон, а не конь! – то ли с облегчением, то ли с новой тревогой решил под конец зритель. Словно призывая на помощь от зловещего открытия весь мир, Домотканов оторвал взгляд от чугунных копыт и посмотрел вокруг себя. Но это был такой же чужой мир, как и демон с чугунными копытами – его порождение. Домотканов опустил голову и пошёл мимо трупа куда-то по зелёной траве.
У яблонь в красных яблоках он остановился, машинально сорвал ближайшее и, будто пытаясь заесть беду, откусил от него кусок. Оно было такое же сладкое, как и то, которое он достал вчера с верхней ветки. И, как ни странно, оно утоляло беду. Чем больше Домотканов ел, тем становилось легче, уверенней в чём-то, хотя было непонятно, в чём – ничего не давало повода. Но Домотканов всё ел и ел, второе яблоко, третье, пока во рту не запекло от сладкого и захотелось пить. Он кстати вспомнил об озере, виденном из окна. Такая же густая зелёная трава проводила его под гору к синему от ясного неба продолговатому озерку, будто сжатому ладонями двух зелёных склонов – его и соседнего холма.
Напившись, Домотканов расстегнул ветровку, рубаху и осмотрел полученное в бою повреждение: огромный сине-зелёный синяк в центре груди. Прощупывать было крайне болезненно, но, кажется, кость осталась цела, всё-таки он притормозил удар руками, которые крепко держали стрелку. Раздевшись до пояса, Домотканов вначале хорошенько умылся, а затем помочил прохладной водой грудь. Это немного смягчило боль. Одевшись, уже в более приемлемом состоянии духа и тела Домотканов двинулся назад к башне. Она каменным дозорным возвышалась над склоном, показалось, будто она вглядывается куда-то вдали, вглядывается пристально, возможно, различив там что-то интересное. Домотканов вдруг вспомнил то ли пригрезившийся, то ли реальный огонёк, когда ночью смотрел с крыши. Надо бы проверить. Мысль заставила прибавить шагу.
Миновав коня, Домотканов прямиком направился в дверь и через минуту так же пристально, как башня с холма, вглядывался вдаль, переходя от одного оконного проёма к другому. Но, по-видимому, у него не было такого острого зрения, как у неё, он не увидел ничего нового – ни в том месте, где , по его предположениям, горел вчера огонёк, ни в каком другом. Ничего, кроме всё тех же пустынных покатых холмов, обросших кое-где по склонам елями, березняка в долинах да серых каменных глыб, разбросанных повсюду, словно зерна щедрой рукой сеятеля. Значит, померещилось, никакого огонька не было, а было лишь большое желание его увидеть, как он и думал.
Домотканов спустился вниз и снова вышел во двор. Для начала извлечь из туши стрелку – единственную его защиту от подобных демонов, заточить её поострей об эти валяющиеся тут и там глыбы и… А что дальше? Домотканов понял, что у него на это нет ещё определённого ответа. Пойти? Но куда? Куда глаза глядят? Но это как-то уж чересчур. С другой стороны, не навек же оставаться здесь, надо исследовать страну. Следующая мысль мгновенно отвлекла от сомнительных планов: а не вернёт ли башня его назад домой? Как взяла, так и отдаст. Нужно лишь дождаться её решения. Зачем он ей, зачем он здесь, в этом чужом ему мире, сам чужой ему? Разлившееся по телу возбуждение заставило развернуться у туши коня, из которой он намеревался вытащить стрелку, и погнало снова в башню.