;)
Хakc (02:47 PM):
Да в самом отменном качестве, как ты понимаешь.
:)
###
Мило, мило…
Вера хмыкнула и решила покурить здесь, не отрываясь. Страх прошел.
Скажи, пожалуйста!
И за таким вот, простеньким, банальным разговорчиком, как-то совсем «между прочим» и довольно буднично, в середине серенького рабочего денька, обсуждались интереснейшие вещи. Да, весьма интересные – ей, Вере. Но откуда (чёрт его все-таки возьми, этого Жозефа!) ему знать, что они будут ей не только интересны, но уже и понятны.
Не во всём, конечно. Что за «парник» такой, она пока ума не приложила, хотя ясно, что к даче и огороду это отношения не имеет. Может, производное от «пары», и ударение на «а»?
Надо все же попытаться припомнить: может, ее когда-то знакомили с Жозефом? Может, из прошлой жизни персонаж, из очень давних, юношеских увлекательств Академией художеств, мастерскими, бдениями околомузового свойства?
Вера сама себя назвала тогда «околомузой» (и художники дружно поддержали): ее разок изобразили, на большущей дипломной работе (групповой портрет выпускников консерватории, Вера позировала исполнительницей на цимбалах-ах-ах!). И еще больше года после этого она была желанной гостьей, спасающей то булочками, то колбасой, то мелкой идеей или вдруг верным замечанием (чутьё и вкус) в одной из творческих мастерских аспирантов Академии.
Она потянула ноздрями воздух и даже удивилась, что он не пахнет смесью масляных красок, пыльноватых занавесей и растворителя – одним из самых любимых составных ароматов её жизни.
Нет, Жозеф был не оттуда – Верина память на лица была отличной (причем, с умением делать поправку на возраст).
А может, его подослали?!
Нет, это вряд ли: кто ты такая вообще, дорогуша, чтобы к тебе кого-то «подсылали», хе-хе…
Donna Es (04:07 PM):
А у тебя вообще – были такие экшены, совместные с кем-нибудь еще, Верхним?
Хakc (04:08 PM):
Да. Но не с моими нижними.
Donna Es (04:08 PM):
Т.е. ты Верховодил – над (сколькими) чужими (гм-м-м… «прокатными») нижними?
Хakc (04:10 PM):
И так было. Или, например, вместе со знакомой Верхней работал с её нижними.
Donna Es (04:11 PM):
В-о-она, вишь у тебя – опыт-то какой!
Хakc (04:20 PM):
Ладно, посмотрим. Только моя нижняя темноты боится. При этом в процессе глаза всегда закрыты, и повязки переносит хорошо. И очень боится чужих прикосновений.
Donna Es (04:22 PM):
Батюшки, какие мы все боязливые-то! А «прикосновения» чужого стека – как? Или – если чужие руки, но в тонких резиновых перчатках?
Хakc (04:24 PM):
Вообще. Но боится – это не значит, что не хочет. Боится.
Donna Es (04:24 PM):
Ах, во-о-он оно что… Хитрец!
В общем, вот что: для первого совместного чего угодно – лучше всё же мне тихохонько, в уголку (можно – за неплотно задёрнутой шторой) посидеть – поглядеть. Чтобы мне понять, ЧТО и главное, КАК между другими происходит. А уж потом – как-то участвовать. Хотя, можно сговориться, чтобы тот, кому захочется первому присоединиться, подал бы голос (или знак какой): готов/а/ы, дескать, а вы?
Как считаешь?
Хakc (04:36 PM):
Посидеть, посмотреть, понять – да. Штор никаких не надо – достаточно повязки на глазах нижней. Да, и имей в виду – в сабспейсе она вообще не может говорить. Зато стонет – заслушаешься!
Donna Es (04:39 PM):
Ах, это прекрасно!!! Обожаю! Дайте еще!
Хakc (04:40 PM):
Звуки?
Donna Es (04:41 PM):
Да, их, родимых. Я от многих поотказывалась только из-за их молчания в экшене (думали, партизаны фиговы, что это, блин, их ЗАСЛУГА!).
8-(((
Хakc (04:42 PM):
Не, там этого нет. Я сразу объяснил, что показывать передо мной свою «силу» – это непростительная слабость.
Donna Es (04:43 PM):
Во-во! Покажи-ка ее, силушку свою неванильную, в том, что не будешь меня раскачивать, когда я на тебе катаюсь, мой маленький пони: вот это – сила, а так – неа…
Хakc (04:43 PM):
Ну, то ж грубая физика.
Donna Es (04:47 PM):
А без нее тоже никак, извини!
###
Та-а-акс.
Значит, говорите, Хакс?
И некая Донна Эс?
Фу ты, буквально, ну ты!
Вера вдруг развеселилась. Приостановилась на пол-эмоции. И поняла, что давно уже не ощущала себя настолько просто, свободно и… понятно – для самой себя. Куда-то укатилось состояние тупой мути, которое в ней жило весь последний год, а то и дольше. Истаял толстый слой ванильного шоколада лжи, что грязевой плотностью стягивал всё её тело, мысли, недвижения души и разменную монету нелюбимых дел. Стало понятно, куда подевались «якобы друзья» и «вроде бы знакомые» – со всеми своими ничтожными заботками, холодными тушками и скучнейшими разговорами ни о чём.
«Ваниль, ваниль, сущая ваниль!» – вспомнила она, мелькнуло в одном из обсуждений на каком-то форуме. Тогда – сразу полезла в поисковики: что за «ваниль» такая? Оказалось, что так Тематический народ называет народ нетематический. Откуда такое название взялось? Оттуда, из заграниц: vanilla – самый простецкий сорт мороженого, ванильное. Без добавок. Примитивнее некуда. А мы, дескать, Тематическое сообщество, куда как сложнее – да еще с такими «добавками»! Вера тогда тоже иронически вскинула левую бровь: не слишком ли много они на себя берут?
Посмотрим дальше, почитаем, полистаем, подумаем.
Точка бифуркации, похоже, вырисовывалась в виде клавиши Enter. Или – в двойном мышьем клике.
Нет, здесь, в спальне, больше одной сигареты курить не надо: плотные шторы впитают запах, она не сможет спать. А свежий воздух – это для неё всё.
Свежий воздух…
– Свежий воздух! – воскликнула Вера, и тут же замолчала: еще не хватало – начать разговоры с самой собой. Но свежесть резко изменившего своё направление ветра уже проникла в её лёгкие, нашла же их нелёгкая!
А с кем ещё-то сейчас поговорить?
Проявилась и разрослась та прохладная и обширная пустота вокруг, которую она почуяла ещё тогда, ещё давно, ещё даже в невспоминаемые сознательно времена.
Ещё, возможно, там, в старой родительской квартире, когда она – в одиночестве, найдя прабабушкино рукоделие – крутила и разматывала толстенькие мотки мулине, связывая их в сложные и редко удающиеся узлы.
Но красивые же!
И снова распрямляла, распутывая – и снова сплетала, пока не добивалась, наконец, желаемого. Из разноцветных ниток, сплетённых в несколько «косичек» (не порвать!) получилась маленькая весёлая плёточка с твердой удобной ручкой (внутри сидела ручка шариковая, без стержня и со сломанной резьбой колпачка).
– Верочка, зачем тебе это? И отчего ты не учишься вышивать?
Прабабушка Александра Самсоновна («праша», как называла ее любимая и единственная правнучка) сроду не вязала и не шила. Для этого, как ей казалось, существовали дворовые девушки. Или белошвейки, специально нанятые. Она лишь вышивала. Да, это – позволительно. И не лишено изящества. («О, да, моя дорогая девочка, ma fille aimée et terrible»: Вера редко бывала непослушной, но упрямицей – всегда.).
– Прашечка, но это же красиво!
– Mon dieu! Ты будто бы готовишь себя к карьёре матроса. Absolument! И тренируешься в вязании морских узлов. К чему это? Тебе едва ли пригодится… – и снова раскладывала тонкими пальцами в тяжёлых кольцах один из бесконечных своих пасьянсов.
