По окончании школы Сергей заявил родителям: «Хочу быть артистом. Поеду в Москву поступать в театральное училище…» – «Куда-куда? В Москву?» – с иронией спросил отец. «Да, в Москву! При театре Революции есть училище. Театральное».

На некоторое время оставим семью Бондарчуков, чтобы понять положение театрального искусства в СССР. Социальные потрясения, пережитые страной, принесли большие изменения в художественную жизнь. Эмигрировали многие деятели искусства и литературы: И.А. Бунин, А.Н. Толстой, А.И. Куприн, М.И. Цветаева, Ф.И. Шаляпин, С.В. Рахманинов и другие могучие таланты. Но были и те, кто остался на Родине в надежде продолжить свою творческую жизнь. Советскую литературу в тридцатых годах создавали писатели М.А. Шолохов (вышли его «Донские рассказы», «Тихий Дон», которые читали в семье Бондарчуков), А.А. Фадеев (роман «Разгром»), М.И. Пришвин, поэты В.В. Маяковский, Н.Н. Асеев, М.А. Светлов. Все они боролись за преемственность современной культуры рабочего класса с отечественной и мировой классикой. Послереволюционные рабочие и народные театры устраивали антирелигиозные представления. Это были спектакли-карикатуры. Среди участников обязательно были: поп, купец, царь (все непременно с большими животами). Поощрялись рабочие, принёсшие из дома иконы, чтобы прилюдно их сжечь. Популярны стали театральные коллективы «Синяя блуза», или синеблузники. Они выступали в синих блузах, чёрных юбках или брюках, исполняя свои марши:

«Синяя блуза» породила тысячи последователей.

В 1934 году возник Союз писателей СССР под председательством Максима Горького. А.Н. Толстой вернулся на родину и стал работать над романом «Пётр Первый». Вышли фильмы: «Мы из Кронштадта» (реж. Е. Дзиган), «Депутат Балтики» (реж. А. Зархи и И. Хейфиц), «Человек с ружьём» (реж. С. Юткевич), комедии Александрова: «Весёлые ребята», «Цирк», «Волга-Волга». Культура тридцатых годов в СССР переживала своеобразный подъём. Произошла острая дифференциация: для одних, особенно для тех, кто жил в городах, были доступны серьёзные театры, для других – клуб с непременной самодеятельностью на долгие годы стал единственным очагом культуры. Так называемое элитарное искусство, которое было понятно людям достаточно образованным, стало доступным только жителям крупных городов. Учреждения культуры в маленьких городах носили на себе налёт провинциальности и отставали как в оснащении, так и в понимании культуры в целом. В тридцатые годы в театральной среде СССР сложилась особая ситуация. С началом НЭПа в стране началось сокращение числа театров за счёт любительских, непрофессиональных коллективов. Но как раз эти люди считали себя профессиональными актёрами. «Комедиантами», как их с презрением называл Фёдор Бондарчук, посетивший несколько раз ейский театр. Из таких людей состояло множество безработных актёров, любивших выпить и влачивших жалкое существование. Именно в тридцатые годы стали открываться театральные студии. Лидером левого театра стал В.Э. Мейерхольд, принявший революцию. В год рождения Сергея Бондарчука Мейерхольд основывает в Москве театр РСФСР, провозглашая лозунг «Театральный октябрь». Он ставит «Мистерию Буфф» В.В. Маяковского, где соединяет принципы конструктивизма в оформлении спектаклей и биомеханики в актёрском искусстве. Новые герои, через характер которых шло осознание революционных событий, постепенно завоёвывали сердца зрителей. В 1935 году Немирович-Данченко ставит «Врагов» Горького, где блистательно выступили великолепные мхатовские актёры: Н.П. Хмелёв, В.И. Качалов, О.Л. Книппер-Чехова, М.М. Тарханов, А.Н. Грибов. Период тридцатых годов связан с расцветом актёрских школ. Расширяется сеть театрального образования. Татьяна Васильевна Бондарчук любила не только романы, но и с удовольствием брала в ейской библиотеке журналы, среди которых были «Театральная декада» (выходил в 1934−1937 гг.), «Рабочий и театр» (выходил в 1924−1937 гг.) и другие. Именно в этих журналах юный Сергей Бондарчук читал рецензии на главные постановки и спектакли, которые в основном происходили в далёкой и манящей Москве. В журналах печатались популярные статьи о готовящихся постановках в ведущих театрах страны, творческие портреты знаменитых актёров, разбирались спектакли. Появлялись репортажи о работе гримёров, костюмеров. Сергей, помогавший разрисовывать доморощенные декорации в театрах Таганрога и Ейска, с замиранием сердца читал в театральном журнале: «В третьем акте “Спящей красавицы” в течение сорока пяти секунд заколдованный лес превращается во дворец с лестницами и волшебной меблировкой. Это “чудо” – результат специальной сноровки и выучки театральных рабочих». «В артисты хочу пойти, батя! В Москве буду учиться!» Фёдор Петрович настаивал на инженерной профессии, мотивируя это склонностью Сергея ко всякого рода поделкам… Но сын настаивал: «Я буду артистом!» Разъярённый, вспыльчивый до крайности Фёдор Петрович перестал разговаривать с сыном. «Господи, – думала бедная Татьяна Васильевна, – Господи, нашла коса на камень!» Все переживания, связанные с его решением ехать в Москву, Сергей изливал своей верной подруге Валентине Даниленко. Валюша призналась Сергею, что и за неё был сделан выбор родителями, о чём она ему и сообщила: «Я, Серёжа, буду поступать в Краснодарский мединститут. Мне уже и билет купили… Уезжаю я из Ейска». Сергей вглядывался в добрые и такие родные глаза Валентины: «Писать мне будешь?» – «А куда писать, Серёжа?» – «Я, как приеду в Москву, устроюсь… Напишу Тамарке, сестре. А она – тебе весточку подаст». Валентина грустно мотнула головой: «Я ждать буду. Весточки». – «А ты, Валюха, станешь доктором и приедешь ко мне в Москву. Будешь меня лечить… Ну, не только меня». Дети понимали, конечно, что расстаются навсегда, но продолжали верить, что дороги обязательно где-то, когда-то пересекутся. Забегая вперёд, скажу, что так и произошло, но очень не скоро.

«Мама, объясни отцу, что я не смогу без театра, – умолял Сергей Татьяну Васильевну, которая была на стороне сына… – Скажи ему, что если и не даст денег на дорогу, я уеду в Москву без них…» Убедившись, что намерение сына серьёзно, отец наконец смирился и благословил: «Только будь, Сергей, актёром, а не комедиантом!»

Сергей поехал в Москву с другом Толей. Они вместе готовились целый год к Москве: читали журналы, смотрели фильмы. Москва ошеломила. Толпы людей, переполненные трамваи. С Курского вокзала пришли ребята к Никитским Воротам, а потом и к театру Революции. Поглазели на афиши, на портреты вождя… Везде были очереди, длинные и безликие. Москвичи мчались по улицам, ни с кем не здороваясь, бросались в трамваи, суетясь повсюду. «Как мураши, – заметил Толя. – Куда бегут? Зачем?» Друзьям приходилось встать в очередь в общественный туалет и к колонке с водой, чтобы помыть руки. Только квас им понравился да мороженое в вафельном стаканчике. Три мучительных дня ходили они по улицам Москвы. И опять толпы куда-то спешащих людей, которым судьба двух юношей из Ейска была безразлична. И такими же чужими, негостеприимными казались друзьям улицы, огромные здания, украшенные огромными портретами вождя. Ночевали они на скамейках бульвара. В первый вечер, когда зажглись огни в окнах, на фонарях, почувствовали себя в какой-то сказке. Сказке, где не было для них ролей. Полуголодные, бесприютные, они так и не решились переступить порог театрального училища. «На порог училища даже ступить было страшно, – признавался позже Сергей Фёдорович. – Не от неуверенности в своих силах… Это сложнее. Это – от сопоставления себя, своих возможностей с идеалом… Это вечное моё “смогу ли?”». Но Сергей не мог вернуться в Ейск под грозные очи отца и признаться ему в своей трусости, а ведь придётся сказать ему правду.

Он простился с приятелем на перроне Ростовского вокзала и пошёл наниматься на работу в драматический театр. Не взяли, посоветовали пойти в театральную студию. Но там приём документов уже был закончен. Судьба загнала Сергея в угол. Им овладели злость, стыд, доходящий до отчаяния. И в этом состоянии он всё-таки настоял, чтобы его прослушали. На его счастье среди педагогов нашёлся один, который уступил желанию черноглазого парня из Ейска. Им оказался один из ведущих педагогов училища Алексей Матвеевич Максимов. Но перед ним Максимов решил прослушать ещё одного абитуриента. Молодой человек встал перед Максимовым и произнёс: «О, великое искусство, прими мои первые шаги!» Серёжа не мог удержаться от улыбки и вдруг, неожиданно для себя, признал в абитуриенте Николая Дупака, того самого, которому он старался подражать ещё в Таганроге. Максимов сумел разглядеть в Сергее Бондарчуке, несмотря на изрядную помятость брюк и рубашки абитуриента, огненные глаза, задушевность интонаций, словом – увидеть в нём артиста. Так Сергей оказался в числе студентов театрального училища в Ростове-на-Дону. Сергей Бондарчук сам подошёл к Николаю Дупаку и сказал: «О, великое искусство, давай с тобой объединяться. Будем и жить в одной комнате. Ты – артист Таганрогского театра, а я – артист Ейского театра». Так началась их студенческая дружба, продолжавшаяся всю их жизнь. Разве думал тогда юноша из Таганрога, что по прошествии многих лет станет директором легендарного Театра на Таганке. Сам Николай Дупак вспоминал о времени их студенчества: «Бондарчук курил. А сигарет не хватало. Вернее, не хватало денег на них. Он мог мне сказать: “Микола, пошли погуляем”. А “погулять” у нас называлось – пойти на автобусную остановку и пособирать бычки, которые не докурил кто-то. Мы их собирали, приходили домой, он всё это шелушил, подогревал на печке и цыгарки крутил. Потом курил. В конце марта к нам приехали два молодых человека, присмотрелись ко мне, сделали несколько фотографий и уехали. Через неделю получаю телеграмму: “Прошу срочно прибыть на пробы в роли Андрея для кинофильма “Тарас Бульба”. Александр Довженко”. В этот же день наша студенческая жизнь с Сергеем прервалась».