«Что вы! всё в порядке, это вы простите, что я не смогла вам помочь!»

«Пустяки… пустяки», – старичок тяжело и горестно вздохнул и ушёл, оставив Настю в неком смятении, не оставившем её весь последующий день, и, понятное дело, что в итоге никакого заказа так и не последовало, потому как старичок был явно не в себе и обратился совсем не по адресу, но это смятение, которое он зародил в душе Насти, заставило её сейчас взять ноутбук и ввести это имя в строку «поиск».

Всецелова Любовь Мирославовна.

Её пальцы застыли над клавиатурой, не решаясь напечатать то, что было нужно напечатать далее…

«Бред какой-то!» – подумала Анастасия, но всё же напечатала: пальцы как будто ожили и уже совсем не нуждались в участии разума, овладев своим собственным интеллектом: «Первый День Сотворения Мира» написала Настя в строке «возраст», и нажала «enter», ноутбук вновь отчаянно зашуршал своими схемами и цепями, пытаясь выудить из недр интернета нужную информацию, но в следующий миг в коридоре раздался звонок в дверь, Настя прислушалась – из соседней комнаты слышался телевизор, из которого раздавались отчаянные возгласы комментатора, комментирующего футбольный матч, рёв стадиона и папины выкрики, полные боли и разочарования, Настя вздохнула, отложила ноутбук и отправилась открывать дверь; на пороге стоял Костя, и вид имел весьма понурый, Настя улыбнулась ему и посторонилась, широким жестом предлагая войти.

– Ты чего такой кислый, словно весь день лимон ел?

Костя неуверенно вошёл.

– Да нет, нормальный…

– Чаю хочешь? – Настя уже почти закрыла за соседом дверь, но Костя остановил её.

– Может, пойдем, поиграем? Не хочешь? – с надеждой взглянул он на неё исподлобья; Настя несколько опешила от такого тона, неуверенно пожала плечами.

– Пошли, если хочешь, почему нет?..

Костя кивнул.

– Бери гитару, а я за Шуриками пока зайду.

– Хорошо, сейчас иду…

Костя вышел, оставив Настю одну удивляться его настроению, которое Настя не помнила, чтобы за ним водилось раньше, но так или иначе, а она вернулась к себе в комнату, взяла гитару и вышла, оставив ноутбук на диване, уже не думая ни о старичке, ни о его пропавшей дочери Любе, а на экране, тем временем, уже отобразилось, что Всецелова Любовь Мирославовна находится…

…Настя так и не узнала – где, потому что батарейка в компьютере после села, и он выключился, похоронив эту тайну во всемирной электронной паутине.

Через десять минут Костя, Настя и Оба Шурика сидели на лестнице и перебирали, настраиваясь, струны на двух стареньких гитарах, наполняя затхлый подъезд густыми приятными звуками, тёплыми и так завораживающими душу только здесь – в парадках.

– Ну, с чего начнём? – довольно потянулась Шурик, улыбаясь всем своим открытым симпатичным личиком, при этом смешные косички её подрагивали жёлтыми бантами.

– С «Алисы», – авторитетно заявил Шурик, подстраивая гитару.

– Да ну, тебя! – насупилась Шурик. – Вечно мы с этой твоей «Алисы» начинаем! Давайте лучше эту сыграем… «Моя правая нога с края соскользнула! Мне осталось только петь то, что ветром голову надуло!» – весело загорлопанила она.

– Во-во! Это как раз про тебя! Ты за подоконник держись, а то упадёшь! – насупился и Шурик.

Настя улыбнулась этой их распре и не спеша прошлась пальцами по струнам, родив первый аккорд и тихо запев своим чистым, глубоким и мелодичным голосом, от которого замирало сердце и затихала душа, она улыбнулась Костику, весело стреляя в него своими пятикалиберными лучистыми глазищами:

«После трудного дня

Приходит усталость,

И теперь только нужно

Чуть-чуть отдохнуть».

Костя с благодарностью в глазах, смущённо улыбнулся ей в ответ, а Шурик подхватил:

«Нам от прошлых побед

Ничего не осталось,

И ушедших обратно

Уже не вернуть».

Настя ещё раз толкнула Костю плечом, показывая глазами, мол, давай с нами, не грусти, и Костя подхватил припев:

«Мой друг никогда не грустит,

И пьёт эту ночь вместе со мной!»

В целом и в общем получилось душевненько, песня эта действительно подняла Косте настроение на высшую ступень блаженства: что может быть лучше вот такой вот душевной и чуткой заботы друзей, с которыми можно в безопасности скоротать непроглядную питерскую ночь! они помолчали немного, чтобы не разрушить нечаянным словом душевность момента, Костя и Шурик закурили.

– А ты чего, Шура, нам не подголосила? – взглянул на сестру Шурик, выпустив в потолок клуб сизого дыма.

– Я не люблю такие песни… – пожала плечами Шурик, не глядя на Шурика.

– Какие такие?..

– Написанные людьми, которые совершают не очень хорошие поступки… Публичные люди, как их сейчас называют, несут в мир радость и свободу, любовь и надежду, слово Божье! Так?

Шурик напряжённо кивнул.

– Так скажи мне, как человек сделавший гадость одному человеку, может после этого дарить любовь другому, нести в массы Свет Истины?? Как может лицемер петь о любви, а убийца и вор о доброте и сострадании?! Как пьяница и дебошир может воспевать героев и их доблесть?!

– Ты о чём?.. – не понял и Костя, пуская дым колечками.

– Об алиментах она, – подсказала Настя, недовольно отмахиваясь от дыма.

– А-а! – протянул Шурик. – Извечная женская солидарность! Шурочка, в твоём возрасте уже пора бы знать, что мир не делится на чёрное и белое! – пренебрежительно бросил он. – Не суди, Шурочка, не судима будешь! «Даже Небо любому простит его грех, так в праве ль упоминать о нём другие?!» – процитировал он ещё одного публичного человека. – Не лезь, как говорится, не в своё дело!

– А я и не лезу! – огрызнулась Шурик.

– Нет, правда, – кивнул и Костя, туша окурок в жестяной банке, стоящей на подоконнике, – если бы средства массовой информации не голосили об этом на каждом углу, то ты бы жила спокойно и в ус не дула, любила бы эти песни, не о чём не догадываясь! Всё относительно в этом Мире! Откуда ты знаешь, что там у других творческих людей, с которыми ты солидарна, за кулисами, когда они сидят дома в растянутых шароварах? Если они не засветились по телевизору со своими гнусностями, это не значит, что они их не делают, а между тем, творчество их радует миллионы! Да и можно ли, Сашка, верить всему, что написано в газетах и показано по телику! Девяносто процентов – полное враньё!

– Нет, Костичка, – всё предопределено! Раз нужно было всем узнать, что господин Кортник не видит ни зги, так все и узнали! Ты помнишь, что нам Летун говорил третьего дня?.. – взглянула Шура на близнеца.

– Что-что? – недовольно передразнил её брат. – Простую житейско-библейскую истину, никому ненужную и, следовательно, забытую за ненадобностью… Она просто не так красива и впечатляюща, а в наш век цифровых технологий и сумасшедших спецэффектов, это не маловажно!

– Повтори! – нахмурилась Шура.

– Да что ты! Помню я, сказал же! – отмахнулся Шурик.

– Повтори! – упрямо насупилась его сестра, сжав кулаки, и ему не осталось ничего другого, как покорно выполнить её наказ.

– Ничто не может быть превыше Любви! Только Любовь имеет вес и смысл! И подло предательство, и ничто не может его оправдать, ни искусство, ни другие цели, ибо есть они лишь предлог, и только чистосердечное прощение того, кого предали, снимет с совести предателя этот тяжкий груз, при условии, что он и вправду раскаялся! – недовольным тоном школяра, которого ректор заставляет повторять правило вновь и вновь, ответил Шурик, и тоже насупился, но тут же спохватился: – Все эти твои публичные люди и есть – публичные люди, это ты правильно заметила: ты же прекрасно знаешь, что от них ровным счётом ничего не зависит, хотя сами они и думают, что это они такие мудрые таланты и великие мудрецы, отмеченные Высшими Силами, которые избрали их, чтобы нести Свет в массы. Все эти творцы и таланты – просто провода, по которым Он пытается донести до нас подсказки и ответы, не более того, приёмники, транзисторы!