Умыться, одеться, позавтракать, сложить оставшиеся вещи и вперед на остановку. Отвезти на вокзал меня некому, а денег на такси нет. Но нужный троллейбус подъехал к остановке довольно быстро. Хоть в чем-то повезло. В общем-то, утро не было таким уж мрачным. В троллейбусе я быстро нашла место у окошка и села наблюдать за пролетающими мимо серыми угрюмыми улицами. Вокруг все было как-то слишком уж грязно, как и у меня на душе. Мне безумно хотелось поскорее покинуть этот город и оказаться на солнечном юге, догнав все время ускользающее от меня лето.

– Девушка, почему вы такая грустная? – раздался хрипловатый голос где-то сбоку. Я даже не заметила, что рядом со мной уже сидел какой-то мужчина.

– Я не грустная, – ответила я и попыталась улыбнуться.

– Грустная… Вы ведь на вокзал едете? – он кивнул в сторону моей сумки.

– Ну да.

– Зачем вам уезжать? Вы думаете, там вам будет веселее?

– Наверное…

– Зря вы так. Весело может быть и здесь. Такой красивой нельзя грустить.

Я отвернулась к окну, пытаясь закончить неприятный разговор. Красивая? Да верю ли я в это? У красивых не бывает все так плохо. Мне, наверно, на роду написано быть одной. И внешность тут ни причем.

– Пообещайте мне не грустить? – я вновь обернулась, увидев, что мужчина собирается выходить на остановку раньше меня.

– Обещаю, – сказала я и, наконец-то, улыбнулась.

Через две минуты троллейбус подъехал к зданию вокзала. До поезда оставалось чуть меньше получаса.

Орел.

Недавно я лежала в ванной и представляла, что чувствует человек, когда перерезает себе вены. Говорят, что раньше это был распространенный способ решить все проблемы сразу. Я держала в руках свою безопасную бритву и рисовала картинку, как разбираю ее, вытаскиваю лезвие и аккуратно провожу по запястью. Что почувствуешь? Наверно, только слабость. Ведь первое время от кровопотери ничего не происходит. А тут еще теплая вода, которая создает иллюзию восполнения утраченной жидкости. Но нет, я не сделаю этого. Я боюсь. Боюсь боли.

Боль недаром называют острой, ведь она похожа на нож. И этим ножом поражают твое сердце. Сначала лезвие осторожно надрезает кожу, и ты уже понимаешь, что что-то не так, но страха еще нет: просто непонятное ощущение и слабость. А потом ты чувствуешь, что тебя начинает покидать нечто важное, и ты понимаешь, это твоя кровь, и ее ничем уже не остановить. А лезвие, тем временем, погружается все глубже, и вот нож уже проскользнул между ребер и ворвался в самую глубину тебя, туда где пульсировал маленький насос, позволявший тебе прежде радоваться жизни. Но его работа нарушена и вот весь ужас перед тобой. Боль невыносима, а потом уже нет ничего. Нет даже боли. Ведь нет и тебя самой.

Я боюсь самоубийства, вдруг за этим моим поступком не будет ничего, я просто исчезну? А если Бог все-таки есть, и ад есть, и рай… Значит меня, как самоубийцу, ждут страшные муки? Не знаю… Не хочу проверять. Возможно, это не страх даже, а глупая надежда, что что-то изменится. И вся эта поездка в Крым затеяна с той же целью.

Я собирала вещи в дорогу. В одиночестве. Странно, непривычно. Всегда на курортах одинокие женщины вызывали у меня сочувствие. Хотя нет, это неправильное слово. Правильно будет сказать «презрение». Ведь им не хватило мозгов найти себе хоть какого-нибудь мужика, который свозил бы их на юг. И вот сама стала такая же. Как вообще, до этого дошло? Стоишь и выбираешь, какое платье взять. Никогда не было такой проблемы. Просто брала все, что хочется. Ведь всегда был рядом мужчина, и мне не нужно было бы самой таскать все эти чемоданы. Мне захотелось сесть на пол и расплакаться. Прямо рядом с этими платьями. Не хочу быть одна, не хочу этих презрительных взглядов от замужних дам. Хотя, наверно, их и не будет. Окраина Севастополя в сентябре не такой уж и курорт.

Плакать я не стала. А просто методично продолжила перекладывать вещи с гладильной доски в чемодан, стараясь сложить их так, чтобы они не помялись. Интересно, будет ли там утюг? Вполне возможно, что все мои труды напрасны и в Севастополе тоже найдется, где погладить одежду. Хотя, зачем все это? Ведь знаю же, что белье все равно будет мятым за время дороги. Может быть, просто нашла, чем заняться перед отъездом, дабы отвлечься от мыслей? Вся эта поездка нужна, чтобы не думать, иначе сойдешь с ума.

Из руки выскользнули носки, я обернулась, чтобы их поднять и невольно взглянула в зеркало. Никогда не смотрите на свое отражение, когда вы к этому не готовы. Ведь вы можете увидеть себя реального. Когда подходишь к зеркалу, всегда интуитивно готовишься к этому и надеваешь на себя маску, за которой прячется твое настоящее лицо. Сейчас же я не была готова к встрече со своим отражением. Из зеркала серванта, заставленного рядами сувениров, привезенных из заграничных поездок, на меня глядела уставшая тридцатилетняя женщина с жидкими волосами в бесформенном халате и затравленным взглядом из-под блеклых ресниц. Да, это была я. А ведь казалось, совсем недавно я с новой прической и в новом платье шла с мужем в ресторан. Сына мы отправляли к свекрови, а сами ужинали вместе, как во времена, когда он еще не сделал мне предложение, и я просто была счастлива. Сейчас сын снова был не со мной. Я хотела на время поездки оставить его у своей матери, но муж со своими родителями настояли, и я была вынуждена согласиться и отправить его к ним. Бывший муж. Я не могу пока произнести это словосочетание. Разве муж может быть бывшим? Разве бывшим может быть сын или отец! Смешно ведь – бывшая мать, а бывшая жена – это норма. Отражение в зеркале все-таки заплакало и я вместе с ним. Вещи были почти сложены. Я пошла в ванную, и холодная вода смыла мои слезы. Пора было приводить себя в порядок. До поезда полдня, но осталось еще много незаконченных дел.

Курск.

Холодная грязная вода. Кафель, забрызганный ошметками осенней грязи, отвратительный запах грязных людей, стоящих рядом. Я ненавижу ГРЯЗЬ! Я не хочу находиться здесь, на этом вокзале, но я должен, должен!!! Ждать. Я должен дождаться этого проклятого поезда. Он будет на станции ровно через 23 минуты. Он обязан прибыть вовремя, иначе я просто не выдержу. Я не выдержу еще несколько лишних минут в этом дерьме. Стоять сейчас в вокзальном туалете, в десятый раз моя руки, или вернуться в жуткое помещение, именуемое вокзалом, набитое людьми, источающими запах пота и немытого тела, который ничуть не лучше запаха мочи, стоящего в туалете. Все отвратительно. Все!

Я ненавижу поезда, автобусы, маршрутки. В них постоянно толчется грязное и вонючее быдло. Хочу сесть в машину и мчаться вперед. До Севастополя от Курска всего полторы тысячи километров. Точнее, тысяча пятьсот сорок восемь. Мать обещала купить мне новенький «БМВ», когда я вернусь назад. Ну почему не сейчас? Я мог бы нестись по трассе на скорости 250 километров. Это такой кайф. Ни один наркоман не испытывал ничего подобного. Ехать, ощущая сотни лошадиных сил под своими ногами. Вдавил педаль в пол и полетел. И ничего не страшно. Там ведь серпантины. В горах люди очень часто разбиваются насмерть. Смерть! Как щекочет нервы это слово. Я очень люблю с ней играть. Иногда мне кажется, что она несется за мной, но я еще сильнее прибавляю скорость и ей снова меня не догнать. Даже после той аварии. «Мазда» помята, а я целехонек. Наверно, у машинок есть собственная смерть, и она гоняет на самых быстрых моделях. Но новенькому «БМВ» даже она будет нипочем.

Я подошел к расписанию. На четвертой строке сверху написан мой маршрут. Поезд «Москва – Краснодар». Он отправлялся с третьего пути. В потом пересадка на автобус до Крыма. И на срочно сиденье наверняка окажется толстая потная тётка. Или ещё хуже: мамаша с маленьким сопливым дитем. Это будет ужасно!

Я оглянулся вокруг, ища проход по максимуму свободный от людей. Вокзал напоминал большой муравейник. Хотя нет. Это неправильное сравнение. Он напоминал навозную кучу, на которой сгрудились мухи. Они толкались и залезали друг на друга в бессмысленной попытке отхватить самый большой кусок от своего воняющего сокровища. Им было невдомек, что то, за что они борются – это куча экскрементов, оставленных другим разве что в разы большим, чем они сами, но таким же безмозглым животным. Я кое-что захватил с собой, чтобы уберечься от этих навозных жуков, если им вздумается прикоснуться ко мне. Пистолет спрятан глубоко в рюкзаке. Подарок к окончанию института. Я всегда о нем мечтал. Все-таки, мама-судья – это хорошо. У нее есть друзья везде. И много денег. После той истории она пыталась спрятать пистолет от меня. Боялась, что я выполню свою угрозу. Но я нашел. Я всегда нахожу. Как хочется его достать, подержать в руке, а может поднести к виску и нажать на курок. Мне уже не шестнадцать лет. Если я решусь, в этот раз я все сделаю, как надо. Я же врач, теперь я знаю, что две пачки таблеток ведут к луже блевотины и неделе лежания в грязной вонючей больнице. Пистолет гораздо надежнее. Но нет, не здесь. Слишком убогое место. Для своего финала я выберу другие декорации.