– И все же, какая кошка пробежала между вами? Я видела глаза Лавины в зале собрания. Да если бы не Марко с Ноем, она бы прикончила тебя!
– Может, причина в том, что я почти стал победителем, а она провела пять лет в коме? – пожимает он плечами. – Не уверен, что и дальше хочу обсуждать эту тему. Скажи лучше, что думаешь о новых игроках?
– Идиоты.
– Ответ в твоем духе. А если поподробнее?
Я вздыхаю. Если Алекс о чем-то не желает говорить, то совершенно бесполезно принуждать его к этому.
– Бабур, Триша и Диез – слабые звенья. Слишком мягкотелы, смотрят на мир через розовые очки и зациклены на общественном мнении.
– Мне кажется, ты недооцениваешь их. Бабур весьма смышленый малый, хотя ему стоило бы немного больше беспокоиться о собственном благополучии.
– Эльф, Марко, напротив, сильные противники, – игнорирую я его замечание, – самоуверенные и плюют на общественное мнение. Но для победы этого недостаточно.
– И что же нужно для победы? – с любопытством спрашивает Алекс.
– Поставить на себе крест, наплевать на собственную жизнь.
– Смеешься? Да я в жизни не видел большей эгоистки! Тебя никогда не волновало благополучие других. Ты всегда считала себя обделенной судьбой, и от всего сердца ненавидела всех за это, – его губы искривляются в усмешке.
– Не совсем так. Мне никогда не было наплевать на тебя! И я любила Энджела…
– Ненависть и любовь. Какой изысканный коктейль! Особенно когда медленно потягиваешь его через трубочку… – К Алексу вернулось бодрое расположение духа.
– Джастис и Ной для меня – темные лошадки, – продолжаю я, как ни в чем ни бывало. Обычный исход нашей обычной беседы.
***
Постепенно темный тоннель, освещаемый лишь светом наших фонарей, становится светлее. Мы идем все время вверх. С одной стороны, это дается мне тяжело, мышцы на ногах забились, легкие разрываются от напряжения. С другой стороны, перспектива наконец-то покинуть мрачное подземелье придает сил и гонит вперед, навстречу свету. Еще несколько минут, и мы выбираемся из пещеры.
Первое ощущение – это нестерпимая боль в глазах, которые успели отвыкнуть от дневного света. Закрыв лицо ладонями, я осторожно открываю веки, но тут же смыкаю их. Когда глаза, наконец, способны видеть сквозь пелену из слез, первое, что ловит мой взгляд – это буйная растительность. Тропический остров, ТОТ самый остров в очередной раз поражает своим ослепительным великолепием.
С детства я обожала природу во всех ее проявлениях – будь то обыкновенный зеленый кузнечик или пышная цветущая магнолия с пьянящим ароматом. Мне всегда казалось, что природа – это единственное искреннее явление на земле. Еще совсем малышкой я убегала из дома, когда мама напивалась или приводила домой очередного дружка, ложилась животом на луговую траву и с удивлением и восхищением рассматривала каждую травинку. Могла часами наблюдать за деловитыми муравьями и их внутренней организацией. Мне доставляло удовольствие смотреть на тонкую симметричную паутинку, мерцающую в лучах солнечного света. Иногда я лежала на гладком камне и вглядывалась в прозрачную речушку, которая протекала недалеко от нашего дома. Представляла себе, как в ней кипит жизнь. В этой жизни не было места пьянству и отвращению, потому что такой ее создала сама природа. В ее основе лежала гармония, в то время, как в человеческих отношениях царили лишь хаос и лицемерие.
Вот и сейчас я с упоением рассматриваю разнообразную растительность вокруг, вдыхаю полной грудью жаркий и влажный тропический воздух, слушаю стрекотание цикад.
– Кажется, все на месте? – прерывает очарование момента высокий голос Диеза. Запинаясь и краснея, он продолжает:
– Я бы хотел извиниться за недостойное поведение. Перепугался, как мальчишка…
– Не извиняйся, мы все были немного не в себе, – прерывает Джастис. – Дай-ка я лучше осмотрю твои раны. Крыса и вправду тебя укусила?
– Не беспокойтесь, – Диез вновь переходит с женщиной на вежливое «Вы». – Сейчас уже ничего не болит. Крысе тоже досталось от меня не на шутку.
– Ах, перестань говорить со мной, как с 80-летней старушкой! Да, два следа от укусов. Один поверхностный, зубки прошли по коже, не задев мышцы. Второй след хуже – кровь уже остановилась, остался огромный синяк. Надо бы обработать рану.
– Пустяки, не волнуйтесь за меня! Не волнуйся, я хотел сказать, – и Диез вежливо улыбается. По лицу парня заметно, насколько неловко ему демонстрировать свою волосатую, да еще и покусанную, щиколотку существу женского пола.
В это время Бабур бегает от игрока к игроку и участливо интересуется, не нужна ли кому его помощь. Наконец, этот назойливый тип добирается и до меня.
– Как ты себя чувствуешь?
– Отвали, – его христианская добросердечность раздражает меня. Но затем я беру себя в руки, вспоминая о придуманном образе простоватой и дружелюбной девчонки:
– Извини, спасибо, не нужно.
Внезапно он берет мои холодные пальцы в свои теплые ладони и шепчет:
– Лола, ты такая отважная! Спасибо тебе за это! – и отходит прочь. Странный маленький человечек.
В это время появляется Эльф и объявляет о том, что в двухстах метрах отсюда нашла склад.
***
Складом оказывается разбитая двухместная палатка со следующим содержимым: еще четырьмя двухместными палатками в собранном виде; десятью спальными мешками и комплектами сменной одежды в герметичных пакетах; десятью парами резиновых высоких сапог на шнуровке; длинной веревкой; метровой тубой и огромным яблочным пирогом. Организаторы на удивление щедры сегодня. Но Марко придерживается другого мнения:
– Могли бы положить аптечку, – неодобрительно мотает он головой. – В джунглях может случиться всякое. Диез, иди сюда. Я немного имею представление об оказании первой помощи.
С этими словами, мужчина вскрывает герметичный пакет с надписью «Марко» и молча отрывает оба рукава от своего костюма. Затем тщательно промывает рану музыканта водой из ручья, который протекает рядом с полянкой, и ловко фиксирует ее импровизированной повязкой.
– Так-то лучше. Надеюсь, инфекция не попала.
– Что Вы! Я чувствую себя превосходно! – искренне заверяет его Диез.
В тубе обнаруживается большой сверток бумаги с заданием от Маэстро. Но прежде чем приступить к его прочтению, мы единогласно голосуем за то, чтобы передохнуть и полакомиться ароматным пирогом.
Я расстелила свой спальник и полулежа уплетаю вкуснейшее лакомство. При этом чувствую себя почти хорошо. А ведь у меня присутствовали определенные опасения, что болезнь может вернуться…
С содроганием вспоминаю те дни, когда не могла смотреть на еду без отвращения. Пища вызывала во мне лишь тошноту и непонятную агрессию. Я могла несколько дней ничего не есть, и каждый такой приступ заканчивался неделей интенсивной терапии. Первый раз это случилось, когда мне было семь. Одна взрослая девочка в интернате назвала меня жирной уродиной и добавила: «поэтому тебя никто не любит, поэтому твоя родная мать предпочитала пить и гулять с мужиками, вместо того, чтобы смотреть на твою отвратительную разъевшуюся морду». Много позже я поняла, что причиной подобной жестокости послужила элементарная зависть. Но она сделала свое дело, кинула отравленное зерно на плодовитую почву. Туда, где и без того собрались все возможные комплексы и сомнения. Я сама справилась с болезнью и даже отучилась брать чужие вещи. Пока проклятые организаторы не запихнули меня в тот самолет и не вышибли на глазах мозги моему родному брату. После игры приступов не повторялось. Наверное, клин клином вышибают.
– Мне кажется, это было чересчур. Вдруг крысы действительно напали бы на нас? Совсем не смешно! – обиженно замечает Триша, жуя кусок яблочного пирога.
– Придите же в себя, наконец! – вдруг раздается полный холодного презрения голос Лавины. – На этом острове все серьезно. Опасность грозит каждому, и дальше будет становиться только хуже. Отбросьте наивные мечты об адреналине и выигрыше и боритесь за свои никчемные жизни!