– Ты можешь слышать нас?

На это Алекс отчаянно кивает головой. Все становится понятным. Вот оно, мое задание. Коммуникация. Я должна понять и передать другим игрокам ту информацию, что известна лишь ему одному. Браво организаторам! Они не перестают поражать своей изощренной жестокостью. Именно меня они выбрали для этого задания – поставить с глазу на глаз со злейшим врагом, заставить смотреть в его лживые, но столь выразительные глаза, читать по предательским, но таким чувственным губам, вглядываться в каждую складочку его лица, которое я сначала научилась любить, а затем ненавидеть… Организаторы не оставят нас в покое, они и дальше будут использовать наши самые закоренелые обиды, страхи и слабости.

– Уравнение совершенно понятно: «вода + крыса = ключ». Очередь Лолы. В ее комнате лежит спящая крыса, – голос принадлежит Эльф.

– Иди к черту! Ни за что не прикоснусь к ней, – с отвращением возражает Лола.

На это Алекс яростно мотает головой.

– Стойте! – командую я. – В моем зеркале появился Алекс, и, кажется, ему не терпится сообщить нам что-то важное.

Алекс сжимает губы в трубочку и произносит что-то очень медленно. Затем еще раз. Видя, что я все еще не понимаю, Алекс показывает руками цифру «8». Номер ячейки.

– Марко?!

Он кивает и продолжает свою пантомиму. Вокруг повисает гробовая тишина. Только он и я. И писки приближающихся крыс.

Алекс подходит к зеркалу и рисует беспорядочные линии с изгибами и поворотами.

– Лабиринт?

Он вновь усердно кивает и пишет пальцем что-то непонятное на зеркале. Я лишь развожу руками. Тогда Алекс обнажает передние верхние зубы, складывает ручки на животе, словно суслик, и начинает короткими шажками бегать по ячейке. Периодически он останавливается и смешно водит носом, словно обнюхивая что-то. Мне едва удается сдержать улыбку. Вместо этого я вкладываю в голос максимальное количество презрения:

– Крыса из тебя получилась отменная!

Он вновь кивает. Затем оглядывается по сторонам и, наконец, хватает маленький тюбик пасты, заботливо оставленный для нас организаторами. Рисует белой вязкой жидкостью маленькие цифры. Я вижу их в зеркальном отражении и все же понимаю:

– 4-1-1-2-3

– Да, это подобранная мной комбинация, – раздается бас Марко.

– Отлично, Алекс, ты видишь, мы справились и без тебя, – холодно бросаю я, на что он лишь отрицательно мотает головой. Подумав секунду, Алекс стирает первую цифру «4» и меняет ее на «2», после чего складывает руки уголком и открывает одну из них, словно дверцу. Внезапно до меня доходит смысл его жестов. И от этого осознания сначала кидает в жар, а затем в холод.

– Черт побери! Вот что Алекс пытается сказать: Марко нашел верный код, но прежде ему пришлось подбирать комбинации. Каждая неверная цифра открывала ту или иную дверку лабиринта, по которому сюда спешат крысы. А это значит…

– Что крысы доберутся до своей еды быстрее, – в ужасе заканчивает кто-то мою мысль.

– Мне жаль, что я отобрал у нас время, убрав преграды на пути грызунов, но других предложений не было, – оправдывается Марко.

Алекс вздыхает с облегчением и рисует на стекле остатками пасты маленькое сердечко. Молча я показываю ему средний палец. Ямочки на щеках и трясущиеся плечи Алекса свидетельствуют о приступе смеха. Но парень быстро берет себя в руки и с тревогой показывает на место, где обычно носят часы. Торопитесь! Времени в обрез! Вы сами украли его у себя.

– Лола, боюсь, у тебя нет выбора, – тороплю я девушку. – Крысы могут оказаться здесь в любую минуту.

– Я не прикоснусь к этой твари, ясно?

– Мне известно твое неравнодушное отношение ко всякого рода тварям. Рассматривай это как…ммм…научный интерес, – пытаясь я обратиться к профессионалу в ней.

– Лола, послушай! Раньше я до смерти боялся темноты, – вмешивается Бабур. Его еще не хватало!

– Не сравнивай. Темнота не отхватит тебе пол пальца и не заразит неизлечимой болезнью, – резко прерывает его Лола.

– Но я не мог этого знать, потому что был маленьким. Каждую ночь я часами лежал с открытыми глазами в уверенности, что злые духи придут за мной, стоит лишь сомкнуть веки. Братья издевались над моим страхом, а родители отказывались воспринимать «детскую чушь» всерьез. Позднее, когда у меня появился светильник, мама сказала: «Ты можешь оставить свет, но если вдруг лампа перегорит или ее кто-то случайно выключит, то темнота придет совсем неожиданно, без предупреждения. Ты уже не сможешь от нее отделаться или проигнорировать. Но стоит лишь в сумерках отказаться от света, то глаза привыкнут сами, и даже самая кромешная темнота покажется не такой уж темной».

– К чему ты клонишь? – Лола кажется раздраженной и высокомерной, но мне это нравится. Я узнаю в ней Блонду – сейчас, когда все маски сорваны перед лицом страха.

– Если ты сейчас не преодолеешь страх и не замочишь эту одну крысу, то скоро появятся сотни, и ты уже не сможешь от них отделаться или проигнорировать.

Лола

– Глупый неуместный пример, – огрызаюсь я на индуса. И все же, признаться, его слова меня впечатлили. Он прав, черт побери! Если я сейчас же не возьму себя в руки, то через пару минут кровожадная стая ворвется в ячейку, вонзит острые, как бритвы, и ядовитые, как чума, зубки в мои ноги, вцепится когтями в штанины, чтобы вскарабкаться выше к шее, груди, лицу. Меня передергивает от этого представления. Я давно сижу на кровати, обняв колени, и смотрю на серый комок у противоположной стены. Крыса мерно посапывает, периодически подергивает лапкой или попискивает, словно видит что-то во сне. Лавина пыталась разбудить во мне профессиональный интерес. Жалкая, неудачная попытка. Я знаю этих тварей, как никто. И именно по этой причине просто НЕ могу их не бояться. Змеи, пауки, носороги, львы интересны, как яркие представители фауны. Крокодилы, акулы, волки всегда были моей страстью – хотя встретиться с ними на узкой дорожке не решился бы даже самый отважный зоолог. Но крысы… Я не просто боюсь их. Они вызывают во мне священный ужас и завораживают своей уникальностью. Потому что это единственное существо, способное конкурировать с человеком, мыслить, совершать обдуманные поступки, выживать. Исходящая от этих тварей опасность умерена, пока человек находится с ними в нейтральных отношениях, обладает оружием, антибиотиками и превосходством в размерах. Но сейчас у нас нет ни того, ни другого, ни третьего. И что для армии оголодавших людоедов мой рост? Лишь способ раззадорить неуемный аппетит. На ум приходят обрывки знаний о мерзких грызунах. К примеру, научные факты об атолле Энджиби в Тихом океане, где французские военные проводили ядерные испытания, которые смели с лица земли все живое на этом острове. Кроме крыс – не больных и убогих, а сильных и разумных особей с огромной жаждой жизни. Или наблюдения одного ученого о том, как грызуны крадут куриные яйца, помещая их на брюшко особо жирной особи и оттаскивая ее в нору за хвост, чтобы не повредить хрупкую скорлупу, оберегающую драгоценное содержимое заветного лакомства. Если однажды случится противостояние человечества и крысиного рода, я не могу ручаться за его исход.

Как бы то ни было, подобные мысли мне не помогают, а лишь усугубляют ситуацию. Медленно, на ватных ногах, встаю с кровати и подхожу к спящей крысе. Словно почувствовав мое приближение, она вздрагивает. А я вместе с ней, на глазах при этом выступают слезы. Это просто сцена из кошмара! Включаю кран с водой и стягиваю простыню с кровати. С безграничным отвращением беру за хвост крысу в постоянном страхе, что она может проснуться и укусить палец. Тогда я непременно умру от чумы, лихорадки или от разрыва сердца. Но грызун спокойно болтается в руке, судя по всему, под воздействием мощной дозы снотворного. Наконец, я кидаю ее в раковину с водой и сразу отскакиваю как можно дальше. Но крыса настолько глубоко погружена в сон, что даже холодная вода не способна разбудить ее.

– Лола, ради всего святого, поторопись! – я бы презирала Диеза за его истеричный тон, если бы сама не была так близка к панике.