Вот тебя и не стало, мама.

Что стало с моей уверенностью,

что тебя слишком много?

а мне досталось так мало,

когда ты ушла,

и вовсе, как отрубило:

пост круглый год,

никаких излишков,

но ты позаботилась

– должно быть знала -

оставила деньжат на книжке.

Не много, но и не мало:

на жизнь целую не хватит, конечно,

но хватит, чтобы начать латать

свое одиночество.

Я начал с того, что пил и таскался за бабами,

я прожил жизнь за одно лето,

к осени выдохся, к весне развелся,

бросил пить после больницы.

Так прошло полтора года,

в чужой квартире, с чужой женой,

где мы заполняли бреши:

шили-латали,

лечили раны на скорую руку,

до пьяного пота любили друг друга,

вполне безопасно, впрочем,

почти невинно,

как дети, брошенные родителями,

на произвол судьбы.

Я трезвел постепенно,

заполняя время строчками,

сочиняя истории одну за другой,

в которых не было вымысла.

Пятую свою повесть,

на которую не было спроса

я написал за полгода.

Что делать дальше?

Поставить точку

и начать жизнь с начала?

Зачем, если из нее исчезли все звуки,

шум городов, улиц.

Я остался один на один с прошлым

которое не имело смысла,

я покончил с собой,

оставаясь формально живым,

здоровым и на удивление трезвым.

Я решил показать жизни спину,

уставшего от нее человека,

ни в отца и не в мать -

слишком жадных, слишком открытых,

я же подобен бревну, мертвому дереву,

крокодилу,

лежащему по ноздри в тине,

поджидающего свою жертву.

Подойдя слишком близко,

ты замечаешь мои глаза

цвета болотной жижи,

и называешь меня по имени.

Снился сон будто я в гостях в Бурятии в доме у своей бывшей тещи. Там собрались многочисленные родственники моей бывшей жены, она сама, много родственников-бурятов со стороны мужа сестры. Меня почти никто не узнает. Одна из женщин долго присматривается ко мне, а потом подходит и начинает сватать мне мою бывшую супругу, нахваливая ее как хорошую женщину, вот, дескать, не повезло ей, мужа в пьяной драке убили. Я смеюсь, подхожу к жене и говорю ей, что уже не первый раз слышу эту историю. Она в это время сидит за столом и играет с женщинами в карты. Я отвлекаю ее от игры, она пересаживается ко мне поближе и прислушивается к тому, что говорят в комнате люди. Тогда какой-то бурят, сидящий и инвалидном кресле, обращается ко мне и говорит, что мне нужно найти просвещённого человека – называет его бурятским именем, который снимет с меня темную энергию и освободит от проклятия. Все буряты, находящиеся в комнате на перебой подхватывают эту идею и начинают на все лады повторять имя человека и название той злой силы, которая мной овладела. Я хочу запомнить эти странные имена и слова, повторяю их про себя несколько раз, решаю записать, но не нахожу клочка бумаги, чтобы это сделать. Потом просыпаюсь, думаю о своем сне, повторяю имя несколько раз вслух и засыпаю вновь, пока вся эта абракадабра из слов полностью не выветривается у меня из головы.

Утром я думаю, что мне действительно совершенно не нужно пить алкоголь и принимать наркотики – мой мозг и без того слишком восприимчив – накануне я посмотрел фильм о народных целителях и рассказанные в фильме истории вошли в мои сны. Если я буду насыщать свое сознание религиозными образами, то и божественные откровения не заставят себя долго ждать.

Я унаследовал эту впечатлительность от своей мамы. Накануне своей смерти она была уверена в том, что это бурятские родственники моей жены «нашаманили» ей смертельную болезнь. Мы серьезно повздорили с ней на этой почве. Я решил, что она выжила из ума. Это была наша последняя ссора. Я едва успел примириться с мамой за две недели до ее смерти.

Перед сном я опять обсуждал с Верой свои планы. Мне не давала покоя мысль, что мне нужно возвращаться в Америку. У меня нет никакого плана жизни в России. Я чувствую свою отстраненность и равнодушие ко всему происходящему. Я бы хотел окончательно исчезнуть, раствориться, не слышать звуков, не вступать в коммуникации, не заниматься никаким делом. Мои контакты совершенно минимизированы, малейший выход за привычные рамки вызывает у меня стресс, я понимаю, что утрачиваю навыки, необходимые для жизни нормального человека в обществе.

– Я открою тебе секрет – утешает меня Вера – нормальных людей нет. Ты не производишь впечатление ненормального, и в этом твой плюс.

– Но разве ты не видишь, что я сильно отличаюсь от окружающих? Я ничего не хочу, мне ничто не интересно.

– Ты хочешь просто приехать к жене и сесть ей на шею? – спрашивает меня Вера саркастично – ее начинает раздражать этот разговор.

– Да, я хочу приехать и сесть ей на шею, ведь это мой дом, и я имею полное право в нем находиться. И потом, я найду себе работу, не сразу, быть может, и не ту, что мне по душе, но найду.

– Ты хочешь там умереть? Ведь ты не выдержишь, сорвешься, начнешь пить, сядешь на наркоту. Хуже того, ты можешь в приступе агрессии наломать дров и сесть в тюрьму – ты этого не боишься?

– Мне уже кажется, что моя жизнь закончена. Психологи советуют в подобной ситуации начать помогать другим людям.

– Ты помогаешь, но не всем. Ты сам выбираешь кому помогать, а кому нет. Мне ты помог, во всяком случае.

– Может мне попробовать жизнь в монастыре? Что я, собственно, теряю? Ни профессии, ни работы, ни семьи?

–Ты просто заскучал. Ты способен увлечься. Когда у тебя есть тема, и ты пишешь, ты ничего не замечаешь вокруг.

– Все, что я пишу не имеет никакой ценности. Может быть я и начал писать, чтобы в этом убедиться, теперь я освободился от иллюзий и должен приняться за какое-то дело. Поскольку я толком ничего не умею делать, то монастырь мог бы стать вполне разумной альтернативой. Буду делать, то, что мне скажут: убирать, готовить, ухаживать за растениями. Проблема только в том, что я быстро устаю.

– Тебе там быстро надоест. Ты там не задержишься. Ты обязательно устроишь какой-нибудь скандал и тебя выпрут с позором.

– Но там, я по крайней мере буду в обществе себе подобных социопатов, может быть, это меня успокоит, на их фоне я не буду ощущать себя изгоем.

– Тебя это не успокоит. Они там как пауки в банке сидят и ждут кого им закинут, чтобы сожрать. Ты не выдержишь.

– Думаешь я начну драться?

– Скорей всего. Я видела тебя в подобной ситуации, когда ты терял контроль – тебя никто не мог остановить. Смирение – вот, что важно.

Я задумался над Вериными словами о смирении. Пожалуй, она права.

Ночью снилось, что я вернулся домой и супруга, потягиваясь в постели спрашивает меня, почему я ее не обнимаю и не целую? Я на секунду оторопел, но потом вспомнил, что мы уже в разводе и я не обязан проявлять к ней супружеские чувства. Я ушел в другую комнату и ко мне в гости пришла пышущая женственностью негритянка и принялась со мной заигрывать. Я не мог определить ее возраст, на вид ей можно было дать и шестнадцать, и шестьдесят. На ней было яркое выше колен платье из которого во все стороны выпирала цветущая женская плоть.

– Когда мы переписывались в интернете – говорит мне она, – я сделала аватарку и отправила ее тебе. Ты помнишь, я на ней в этом же платье?

– Да, я помню, ты показалась мне в нем очень сексуальной.

– Знаешь почему? Потому что, когда фотографировалась, я представляла себе, как ты его с меня снимаешь.

Женщина подходит ко мне вплотную, я чувствую ее дыхание, как вздымается от желания ее большая грудь и непроизвольно начинаю ее ласкать, а затем действительно снимаю с нее платье и мы ложимся обнаженными в постель.

– Я хочу тебя… – пытаюсь подобрать я подходящее сравнение, но никак не могу вспомнить ее имени. – Я хочу тебя как грейпфрут.

Женщина смеется, мы продолжаем ласкать друг друга, я испытываю сильнейшую эрекцию, но не осмеливаюсь вступить с ней в связь, потому что боюсь, что в любую минуту в комнату может войти моя жена.