— Я? Все это сделала я? Осознанно? — недоумение выражалось на лице Аллы, выдавая ее замешательство и недоверие.

— Ну, лишь отчасти. В большинстве — это гены. Теперь я понимаю, что Милена все знала. Кстати, интересное ты мне дала имя… Лиза, — вдруг незнакомка повернулась к Алле и пристально осмотрела ее. — Я сначала думала, почему именно Лиза, а потом вспомнила, что так звала воображаемую подругу в далеком детстве… Видимо, ею я и была всю твою жизнь, — девушка говорила тихо, а Романова внимательно слушала и не предпринимала никакой агрессии — так как никаких плохих эмоций незнакомка не вызывала. А Лиза все продолжала свой монолог. — Есть что-то очень символичное в том, что произошло. Под одни и те же слова умерла и сестра, и ты… Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти. Правда жаль… — от взгляда Аллы не скрылись незначительные изменения, которые происходили с Лизой все то время, что она говорит. Черты лица становились другими, похожими на Милену, но все же это была не ее внешность. — То, что ты сделала осознанно — это придала мне другую внешность. Вероятно — это реакция психики такая, как защита сознания от помутнения рассудка. В результате, твоим недугом, в большинстве, оказалось не расстройство личности, а шизофрения. Думаю, что это позволило тебе проще переживать общение со мной… Хотя, иногда мы говорили без визуального контакта.

Воспоминания к Алле не возвращались, однако она безоговорочно верила всем словам. В самом деле, если бы память была не тронута — она поняла, про какие моменты речь: это были и разговоры сама с собой, когда она отвечала себе, и разговоры на лавочке, улице, кафе, в дороге… и далее по списку. В конце концов, Алла поняла, что видит перед собой… себя.

— Я всегда выглядела так, но защитный механизм психики «одевал» на меня какую-то маску, так как это слишком тяжелое давление на сознание — видеть именно себя и разговаривать с собой. Я не забрала твою личность. Я ей была, — в попытках предугадать вопрос, ответила девушка. — К слову, ты и вправду умираешь… как личность, как человек. Я — Искатель. Скрытая часть тебя. Среди Искателей есть небольшой шанс, что эта сторона личности останется скрытой, как будто за шторкой. И я там всегда была. Потому Милена и потребовала, чтобы Илья подготовил меня. Сестра всегда была внимательнее к деталям, чем этот непроходимый тупица.

Прошло несколько мгновений, пока Искатель заговорила вновь. Еще живая человеческая сторона Аллы была несколько удивлена собственному спокойствию, и из ниоткуда появившейся уверенности в словах другой части себя. По какой-то причине все происходящее воспринималось ею как единственно необходимое стечение обстоятельств. Романова, вернее ее исчезающий осколок, вдруг поняла, что не в силах произнести ни слова, а та ее часть, что набирает силы, уже не мыслит с ней, как единое целое. Но, видимо, чувствует, потому что вдруг заговорила снова:

— Не знаю, поняла ли ты, но все эти перепады настроения были не потому, что ты истеричка. Весь процесс оказался сложнее, чем можно предположить. Сознание разделилось на части, однако способность чувствовать нет. Все чувства и эмоции, которые должны быть в одном человеке, остались у тебя. Размер твоего сознания становился меньше, а объем эмоций и чувств не менялся. Это как стакан, наполовину наполненный водой. Размер стакана становился меньше, а объем воды внутри не изменялся. Из-за этого вода переливалась через край. И она осталась с тобой. Я такая же циничная мразь, как и Илья, честно сказать… Но я хотя бы это признаю, — Алла тяжело вздохнула, вдруг осознав, что говорит в пустоту.

Человеческая часть сознания Аллы Романовой умерла. Больше Искателю не с кем было говорить. Все, что ей оставалось сделать — очнуться под капельницей в больничной палате на радость и недоумение врачей. И не только их.

*

Груц влетел в палату так резко, что Алла, измотанная после длительной борьбы с ядом, подпрыгнула на подушке и сверкнула на парня полным негодования взором:

— Не умерла от яда, так ты решил инфарктом добить? — саркастично съязвила девушка.

— Я… Поверить не могу! — в глазах Ильи можно было прочитать неподдельное изумление. И, если учесть, что эмоции в целом были редким гостем для него, это вызывало немалое удивление. — Как ты… То есть, это же!.. Я же видел…

Он никак не мог подобрать слова. Суетился и махал руками, на зная как подступиться к девушке. Давно забытые ощущения радости, удивления, восторга затуманили его здравомыслие. На фоне этой реакции можно было бы даже предположить, что он искренне скорбел по ней прошедшее время. Однако, Романова не собиралась так просто верить этому впечатлению.

Она терпеливо и спокойно ждала, пока Илья успокоится и сможет внятно говорить, изо всех сил пытаясь погасить внутри себя раздражение и озлобленность. На ее счастье — сил хватало. Когда первый всплеск эмоций прошел, девушка спокойно произнесла:

— Тебе еще Мила говорила… Вернее, пыталась сказать перед тем, как умерла: я скрытый Искатель от рождения, но вовремя не проявивший себя, подавленный человеческим иммунитетом. А яд Голодного запустил этот процесс перехода. Как я понимаю, пассивные клетки вступили в реакцию с этим ядом, а, в совокупности с человеческим иммунитетом, они смогли нейтрализовать яд. Но больше у меня нет столь сильного человеческого иммунитета, как и у тебя, — Алла медленно проговорила свои мысли вслух, разжевывая для Ильи новую информацию. Груц с некоторым удивлением осознал, что именно это тогда и пыталась ему сказать Милена.

Они оба снова оказались слишком погруженными в свои мысли. Парень слишком углубился в воспоминания, сравнивая, как он прощался с каждой сестрой в отдельности. Не смотря на то, что к Алле он испытывал чувства, вернее так ему часто казалось, в итоге, скорбел по ней он явно меньше, чем по Милене. Его озадачило понимание того, что какие-то романтические чувства не являются искренней привязанностью к человеку.

Романова же задумалась о более существенных вопросах: «Алексей все знал — он тогда упоминал об этом… Значит, это нападение было спланировано. Причастен ли к этой ловушке Богдан, сейчас вообще не существенно. А вот то, что если это спланировал Алексей — значит, ему было нужно, чтобы я стала Искателем. А для чего?»

Внутри Аллы все как застыло: в груди словно разлили жидкий азот, сердце заныло, словно его погрузили в холодильную камеру. Восприятие времени сильно замедлилось, когда она почувствовала приближение чего-то сильного и враждебного. ОН был уже где-то близко. Каждой клеточкой своего тела Алла чувствовала, что кто-то поблизости испытывает страшный голод. По коже пробежала волна дрожи.

Груц же совершенно ничего не понимал и не ощущал. Он только смог собраться с мыслями и решил, что надо бы оставить девушку отдыхать и поправляться. Но стоило ему привстать со стула, как Алла цепко обхватила пальцами его запястье и тихо, почти шепотом, произнесла:

— Они идут! Идут сюда! — в ее глазах была неподдельная паника. Понять, что им от нее нужно — она не смогла, но предчувствие ей подсказывало, что ничего хорошего это не сулит ни ей, ни кому бы то ни было.

Кисть Груца начала белеть, до чего сильно она вцепилась в него. Илья, вопреки обыкновению, не стал спорить, а подхватил за талию девушку, которая начала сползать к кровати. Романова судорожно засовывала ступни в больничные тапочки. Дыхание сбивалось, а тело с каждым движением отдавало глухой ноющей болью: яд еще не отпустил ее. Процесс преобразования клеток был в полном ходу. Сил у нее сейчас было даже меньше, чем когда она была просто человеком.

*

Осторожно выглядывая за каждый угол, они вышли в пустынный и длинный коридор. Алла тихо произнесла, что они уже где-то в здании. Сомневаться в ее словах Илья не собирался. Однако где им спрятаться или куда бежать, он придумать не мог. В коридоре было десяток дверей. И все эти двери не были похожи на палаты больных, а значит, большинство были закрыты.

Груц осторожно усадил девушку на одну из лавочек и рванул вперед. От бледноты стен и белизны дверей в глазах ужасно рябило. Даже осыпающаяся штукатурка не помогала сосредоточить взгляд перед собой.