*

Груц, нехотя, открыл глаза только к полудню. Именно поэтому он и понял, что Алла просто ушла. Парню оставалось только гадать, не захотела она его будить или не хотела с ним разговаривать вовсе.

До того, как он стал Искателем, Илья был вполне чувственным подростком. Он жаждал внимания, готов был его дарить, не утаивая, не жалея, не ленясь. Он не «бегал за каждой юбкой», но и не стремился быть один. Парнем он был привлекательным: объемная шевелюра блондина и голубые глаза — половина успеха среди девушек. Незаурядный ум и неплохое чувство юмора только прибавляло ему плюсов. Сам Груц был придирчив в выборе пассии. И прежде всего он обращал внимание на девушек, способных поддержать любую беседу на заданном уровне. Это не значило, что его интересовали примерные отличницы; по его мнению, многие девушки не могут раскрыть свой потенциал в школе, а потому искал общения на дополнительных занятиях: как например, художественный класс, в котором по умениям он уступал пятилетнему ребенку, и все тому подобное.

На самом деле, он старался. Илья действительно хотел уметь петь, писать стихи и многое другое, но просто у него не получалось. Слог сбивался, кисть тряслась, в ноты попасть не мог. Парень сильно страдал от собственных неудач, и в особых случаях даже мог оборвать все приобретенные знакомства. Но это не помогало, легче он себя не чувствовал, а запал чем-то заниматься покидал его на целые месяца. Груц был требователен не только к девушкам, но и к себе самому не меньше. У него не было нарциссистских наклонностей, а-ля: «Я слишком хорош для тебя», просто он не мог заинтересоваться девушкой, которая не превосходила его хотя бы в чем-то. Хотя, возможно, все здоровые отношения основываются именно на таком: что кто-то лучше своей половинки в чем-то, и наоборот.

В конце концов, поиск самого себя привел Груца в спорт. Он не горел желанием заниматься им профессионально, спорт был способом поддерживать себя в форме и только. Увлекался парень различными видами спорта, в которых использовался мяч, разве что, теннисный мяч не был его вариантом. Тренер периодически порывался втянуть преуспевающего паренька в соревнования, но Илья всегда отказывался. У него всегда на все было свое мнение.

Сейчас, смотря в потолок, Груц искал там ответ: нужно ли беспокоиться по поводу ухода Аллы. Все эти годы с ее сестрой он не интересовался перемещениям последней. Кроме того, Милена всегда и сама могла за себя постоять, а если ей будет грозить опасность — он чувствовал.

«Но последний раз — это было слишком поздно», — Илья прокручивал в голове тот вечер не единожды, ненавидя себя за все слова, которые он тогда позволил себе сказать. Впервые за эти года он чувствовал сожаление. Сейчас, обдумывая происходящее, — сомнение. А накануне вечером — неуверенность. И он помнил эти ощущения, понимая, что они четко разграничены между собой, и осознавал, какие они «на вкус».

Его жизневосприятие будучи Искателем четко разделилось на «До» и «После».

«До» — это когда ему было плевать на чувства Милы, когда пьянство было символичным завершением дела, когда они рисковали жизнью, зная, что всегда друг друга прикроют, когда они делили ответственность пополам.

«После» — это когда он узнал, что Милена всегда его прощала и принимала, когда работать стало сложнее, когда чувство ответственности настолько сильно, что перебивает тягу к алкоголю, когда он вообще начал чувствовать. «А еще думать обо всем этом…»

Пока Груц принимал душ и завтракал, мысли его оказались заняты чем-то другим. Он уже не гадал о поступке Романовой: ему стало все равно. Эмоциональная дыра в нем была заполнена и не требовала больше каких-либо размышлений о причинно-следственных связях. Парень просто пил кофе и читал газету. Эти газеты были не теми типичными СМИ, в которых правды столько же, сколько воды в сухофруктах, а специальное издание, подготовленное их организацией. Несколько раз Мила пыталась вывести напарника на размышления о структуре работы ТГС, но тот оперативно сворачивал обсуждение, потому что это было ему «не интересно».

Последняя сводка была непримечательной, но быть в курсе событий он считал необходимым. «Любая информация полезна», — так Илья говорил всем, кто спрашивал, откуда у того такой интерес к новостям. Он, конечно, уже не помнит, но это Милена привила ему такую привычку уже за первые несколько месяцев совместной работы, не раз давая убедиться в пользе этой самой информации.

Груц не замечал за собой, сколько он перенял от своей напарницы, но это замечала Алла. Она часто удивлялась тем или иным фразам и жестам, угадывая в них свою сестру. Это было еще одной причиной, по которой она не оставит Илью.

Комментарий к Буря

Прошу прощения за такую долгую задержку в продолжении. В силу различных проблем, не могла писать. Но сейчас работа возобновлена. И она обязательно будет закончена.

========== Ложь ==========

Он не мог спокойно сидеть в ожидании. Богдан перелистывал меню, ощущая жжение где-то внутри, которое могло испепелить его душу, разразившись одним залпом. Парень боялся этой встречи, но уйти бы он никуда не смог. Не позволил бы самому себе, даже если бы захотел. Это будет для него самого настоящим испытанием — ответить за свой малодушный поступок и прочие ошибки. Но признаться в них Алле было бы самоубийством. Богдан не мог придумать, как объясняться с ней. В итоге, он все-таки решил пустить все на самотек. «Будь что будет, хуже все равно уже некуда», — пытался приободриться парень.

Он никогда не обманывал ни Аллу, ни Милену, что любил младшую Романову. Эта любовь не была какой-то странной — именно она была самой настоящей, которая захватила его душу. А вот все остальные его увлечения были нездоровыми: эгоизм в купе с комплексом своей несостоятельности побуждали в нем эти бесконечные увлечения другими девушками. Милена не была для него той, с которой он бы переспал и выбросил из своей жизни. Чувства к ней тоже были особенными. Богдан не мог объяснить сам себе, как умудрялся любить их обоих, да еще и по-разному. Мила не оказывалась права, когда говорила, что «святости к чувствам у него нет», поэтому он и уехал. Сдался, не справился, возможно, не хотел, боясь потерять эту возможность: жить по своей прихоти.

Милена это поняла тогда. Но не считала произошедшее ошибкой, а глубоко в душе надеялась, что сестра сможет полюбить также сильно кого-то другого. Но этого не произошло. Алла сколько бы ни пыталась выстроить какие-то отношения — они все разбивались о неприступную холодную стену, которую выстраивала сама девушка. Холоднее этой стены оказался только сам Груц, который даже не пытался эту стену ломать, а просто ее не заметил.

Эти недоотношения и недоконфликты опостылели всем четверым, поэтому несколько повзрослевший Богдан хотел расставить все по местам и залатать те ямы, которые оставил как в собственной душе, так и в душе Аллы. Но одной переменной в этой истории стало меньше. Спасти душу Милены он не смог, хотя искренне переживал за ее болезненные недоотношения с Груцем. Методы спасения у него были странные, с какой стороны бы на это не смотреть, но… спасителей не выбирают.

Богдан долго раздумывал, как ему сидеть: напротив двери, чтобы увидеть, как она зайдет, или наоборот — спиной, чтобы ее появление оказалось эффектным. Он любил что-то пафосное и фееричное, чтобы захватывало дух от эмоций. Ему так нравилось, и он ничего не хотел менять в своих пристрастиях.

Для него не существовало извинений без бурных спецэффектов. Не существовало признаний любви без остроты в чувствах. Возможно, это и было той причиной, почему искру влечения он идентифицировал для себя как «любовь»… вторичную, но любовь. Этой искрой он и смог обратить внимание Милены, которая страдала от недостатка эмоций от Ильи. Богдан полностью смог заполнить этот недостающий элемент для нее. Ее необходимость в нем подкупала его настолько, что Богдан разрывался между двумя сестрами, не в силах оставить одну из них.

Когда Алла вошла в помещение, у него засосало под ложечкой от волнения, и вместе с этим сердце сделало кульбит. Он так и не смог унять волнение перед встречей, но его охватила буря эмоций при одном только взгляде на единственную по-настоящему любимую девушку.