Александр, студент пятого курса, идет по Кутузовскому проспекту и заходит в «Гастроном» за продуктами. Стоит в большой очереди в кассу, считает деньги и вдруг видит двух девушек примерно его возраста, отходящих от прилавка с пакетиками. Что-то заставляет его обратить внимание на одну из девушек. Он пристально в нее вглядывается и оставляет очередь:

– Я стоять не буду!

Он идет следом за девушками и выходит на улицу. Девушки идут по тротуару, открывают пакетики, достают вафли и начинает их с аппетитом кушать, над чем-то смеясь и возбужденно жестикулируя. Александр их догоняет. Идет в нерешительности сзади, а потом, набрав воздуха в легкие, громко говорит. Почти кричит.

– Марина!!!

На зов с интересом и вопросительным выражением лиц оборачиваются обе девушки. Та, что идет слева, показывает пальцем себе в грудь.

– Вы мне? Мы разве знакомы?

Александр видит девушку точь-в-точь похожую, ну, просто копию кубинки Марины, с которой он расстался два года назад в Гаване. Те же знакомые черты, того же роста, того же телосложения, с такой же прической и такого же цвета волосами. Вот только глаза у этой Марины другие, без прищура, как были у той, теперь уже такой далекой Марины, и кожа у этой Марины не цвета вареной сгущенки, как у той, а белая.

– Да! Вернее, нет. Не совсем…

– Что значит, не совсем?

– Как бы это объяснить…? Я хочу с Вами познакомиться.

– Так откуда Вы знаете, как меня зовут? Подслушали в магазине?

– Нет. Просто догадался.

– Какой он догадливый! – Ревниво смотрит на него подруга Марины, – Надо же. Прямо ястреб какой-то налетел, сверху свалился!

– Марина! А Вы испанский язык знаете?

– Нет, не знаю. А я, что, должна его знать? При чем здесь испанский? У Вас что-то с головой не в порядке, молодой человек!

– Вы, случаем, не больны? – подружка Марины крутит пальцем у виска, видя, что на нее юноша совсем не обращает внимания, только на ее подругу.

– Я здоров. У меня и справка есть из психбольницы Кащенко.

Девушки смеются.

– А, по-моему, он не совсем здоров. Заболел по новой! – не успокаивается подруга Марины.

– Да здоров я! Здоров, как бык!

– Ну, скажем, не бык, а так себе бычок, бычонок, бычоночек! – звонко смеется Марина.

– Марина, я Вас давно ищу.

– Сколько лет? Сто? Еще до моего рождения поиски начали?

Девчонки смеются от души.

– Я серьезно. Меня зовут Александром. Сашей.

Александр начинает сочинять на ходу:

– Несколько месяцев назад я увидел Вас, Марина, на этом проспекте. И сразу в Вас влюбился. Но не сумел сесть с Вами в автобус. Старушка одна упала. И пока я ее поднимал автобус ушел, а я остался… Потом… Потом я несколько месяцев ходил здесь, надеясь Вас встретить снова. И вот! Марина! Вы девушка моей мечты!

– Это как надо понимать?

– Это надо понимать, как мое официальное предложение Вам вот этой моей руки и моего горячего, как у теленка, сердца. Марина! Я Вас люблю! Выходите за меня замуж. Вернее, будьте моей женой!

Девушки стоят в легком оцепенении. Александр, пользуясь их некоторым замешательством, втискивается между ними, берет их по руки и ведет по улице.

– А подумать хоть можно? – Растерялась Марина. Она внимательно осматривает исподлобья Александра.

– Думать можно. Но не больше часа. Так. Засекаю время. Сверим наши часы.

Александр смотрит на свои часы, на часы Марины, на часы ее подруги.

– Сейчас одиннадцать часов, двадцать две минуты, сорок секунд…. Все! Время пошло!!!

ПИСЬМО

Эту историю мне рассказал работник Управления загранкадров Минрыбхоза СССР. В порыве какой-то душевной безысходности, нервного истощения, отчаяния, бессилия от творящегося в стране бардака он принял решение перейти из престижных загранкадров союзного министерства к нам, в простой отдел кадров Всесоюзное объединение «Рыбзагранпоставка». На более низкий уровень службы и зарплаты. А потом и вообще уехал обратно к себе на Север, где люди гораздо лучше, как он сказал.

По всей видимости, это был человек чести, порядочный, принципиальный, болеющий за своё дело. А система таких выдавливала.

Помните, был расстрелян за хищения в особо крупных размерах министр рыбного хозяйства, а начальник Первого отдела министерства застрелился? За то, что чёрную икру продавали своим людям по цене сельди и в банках с этикетками сельди. А вскрылось это случайно при поставках сельди или икры на экспорт. Этикетки случайно перепутали. Открывают, скажем, во Франции банку с русской селёдкой, а там – ба! – икра отборная чёрная. Икринка к икринке.

Или вот, по словам кадровика, например, заместитель министра получал за назначение на должность капитана крупного судна 1 тысячу долларов. По тем временам- огромная сумма. И ее надо было «отмыть», «отбить» воровским путем. Так и образовывались преступные цепочки. Но не все люди хотели ходить по криминальным дорожкам.

Прошло несколько лет после расстрела министра. И вдруг всплыла такая история, о которой знали единицы.

На одном предприятии по добыче и переработке чёрной икры «Рыбакколхозсоюз», а попросту, на рыбзаводе на Каспии, работал ветеран, инвалид Великой Отечественной войны. На его глазах икру разворовывали, а он этому противился как мог.

– За что, спрашивается, мы проливали кровь в борьбе с фашистами, махали саблями в гражданскую и шли на эшафот при царизме?! – любил он провозглашать.

А боролся он с казнокрадами и расхитителями государственной собственности так: выступал на партсобраниях в коллективе и в райкоме партии, писал в районные и областные газеты и органы партии и ОБХСС. Наконец терпение у местных партийных и государственных властей кончилось и его… нет, не убили. Зачем привлекать внимание? Тогда ещё остерегались таких крутых мер по отношению к борцам за справедливость. Его просто успокоили тем, что он, мол, своё дело большое сделал и за это ему большое спасибо. Выдали денежную премию и отравили на пенсию. Хотя он пенсионного возраста и не достиг, сослались на состояние его здоровья.

Но ветеран узнал, что работницам этого предприятия дают деньги за молчание о творящихся там преступлениях. Или запугивали. А воровство росло, внедрялись широко пересортица, фальсификация товара и так далее.

Ветеран изложил все эти факты и отправил письма в областные ведомства. Вновь приглашают старика в горком партии на беседу, где нелицеприятно вдалбливают в его седую голову, что ветерану с простреленной грудью и на протезе не к лицу жаловаться «наверх», минуя свои местные власти, на своих односельчан, соседей и вообще на руководящий состав нашей родной местной партии и родного местного правительства.

Герой войны, фронтовик тем не менее предпринял ещё несколько попыток написать в более высокие инстанции. Его снова вызвали в горком и снова отругали.

– Вот вы, уважаемый Иван Степанович, всё пишете, всё жалуетесь, кляузничаете. А страна строит, пашет, добывает, в космос рвётся, развивается. А ваши грязные пасквили – вот они у нас! И что с вами делать? Ни одна ваша жалоба не подтвердилась. Вы вообще-то нормальный человек? Или умом тронулись? Да хорошо, если только в областные инстанции. Так нет же! Вам этого мало. Вы обращаетесь в союзный ОБХСС, Минрыбхоз. Сколько важных и ответственных людей потревожили из-за каких-о там пяти тонн икры, которую нерадивые работники не так упаковали, сорта перепутали. Такая мелочёвка, ерунда! Мы всё учли и исправили. Виновных наказали. Как вам не стыдно! Нас, коммунистов, позорите перед народом! А я вот беру все ваши доносы и кляузы и, знаете, что с ними сделаю? – берёт стопку бумаг и кидает её в камин. – Хорошо горит?

– Вы все и есть мафия! Все!

–Вы, Иван Степанович, насмотрелись, наверное, разных американских и итальянских фильмов, «Спрут», например, про американскую, итальянскую мафию. В советской стране по определению априори не может быть мафии, потому что у нас всё народное. Вот если бы СССР стал, предположим с испугу, капиталистической страной, с олигархами, латифундистами, как в странах Латинской Америки, о которых писал известный нам герой социалистической Кубы Че Гевара, к примеру, то тогда, согласен с Вами, и у нас было бы много разных мафий: банковская, строительная, финансовая, фискальная, латифундисткая, дорожная, торговая, винная, наркомафия и много прочих. Но мы же с вами в Советском Союзе живём, в соцстране, голубчик вы мой.