– Давай я помогу тебе встать. – Аня топталась возле мамы.

– Не надо, я сама.

Девочка с тревогой наблюдала за тем, как мама поднимается на ноги, как, шатаясь, бредет в ванную.

– Я открою. – Аня забежала наперед и распахнула дверь.

– Вытащи тазик из-под ванны, – сказала мама.

Аня вытащила. Мама сняла испачканную кровью ночную рубашку и бросила ее в таз.

– Постирать? – с готовностью спросила Аня.

– Залей холодной водой и засунь под ванну. И полотенце тоже залей. – Мама прижала пальцы к виску и закрыла глаза.

– Может, потом искупаешься? А то вдруг упадешь.

Мама отрицательно помотала головой:

– Нет, сейчас…

Аня с недоверием посмотрела на нее и направила струю холодной воды в таз. Замочила вещи, сунула таз обратно под ванну, вышла в коридор и прижалась спиной к дверям кладовки, чтобы видеть маму.

– Не стой тут, – бросила та через плечо.

– А если тебе станет плохо?

– Не станет.

– Тогда я вымою пол.

– Давай… – И мама закрыла дверь в ванную.

Аня метнулась на балкон за ведром и тряпкой, набрала в кухне воду и, пока оттирала кровь, все время прислушивалась к тому, как шумит вода в ванной.

– Анюта, дай мне чистый халат! – крикнула мама, и девочка бросилась в спальню.

«Надо выбрать самый красивый», – подумала она, разглядывая четыре маминых халата, и наконец отдала предпочтение малиновому с белыми ромашками.

– Повесь его. – Мама куталась в полотенце, мокрые волосы облепили ее лицо, шею, плечи.

Аня повесила халат на крючок.

– Мама, а почему сгорел дедушкин сарай? Что случилось?

И вдруг мамино лицо задрожало и исказилось. Опухшие, посиневшие губы растянулись, и мама заплакала. Плача, она выбралась из ванны, натянула халат и, оставляя за собой мокрый след, босиком побрела в спальню. Аня хотела последовать за ней, но мама остановила ее:

– Не ходи…

– Я подушку поправлю.

Аня шмыгнула к кровати, взбила подушку, подождала, пока мама ляжет, затем укрыла ее одеялом и помчалась в свою комнату. Торопливо отжала тряпку, вынесла ведро в коридор, вернулась и вытерла расплескавшуюся воду. После этого она заглянула в спальню:

– Мамочка, тебе что-нибудь принести?

– Дай мне телефон.

Аня осторожно перенесла телефон с тумбочки, стоявшей в коридоре, на край кровати. Лежа на боку, мама позвонила дедушке и бодрым голосом сообщила, что ее не отпускают с работы.

– …Извини, папа, скоро квартальный отчет… Хорошо, мы с Анютой в субботу приедем. Пока…

Она положила трубку и натянула одеяло на плечи.

– Может, поешь? – робко спросила Аня. – У тебя тут кровь, – она коснулась пальцем своей верхней губы.

– Я не хочу есть… Дай мне перекись и вату. И зеркало…

Аня побежала в кухню и вернулась с зеркальцем в овальной пластмассовой рамке с черно-белой фотографией Зеркальной струи на обратной стороне и картонной коробкой из-под утюга, выполнявшей роль аптечки. Лекарств в аптечке было немного – несколько начатых упаковок аспирина, анальгина и димедрола, бинт, вата и стеклянные бутылочки с валерьянкой, перекисью, йодом и зеленкой.

– Спасибо, – сказала мама, не открывая глаз, – иди к себе… Дверь закрой…

Аня тихонько прикрыла дверь и, чувствуя себя как никогда нужной маме, с воодушевлением вытерла капли воды на полу в коридоре, потом вымыла пол в кухне, прополоскала тряпку, лежащую у порога, и, удовлетворенная, поставила чайник на плиту.

– Мама, ты чаю хочешь? – спросила девочка, приоткрыв дверь.

– Нет, – бесцветным голосом ответила мама.

– А я буду.

– Поешь… Колбасу возьми, сыр…

– Мама, я дедушке позвоню…

– Не надо, ты уже в школе должна быть…

– Я скажу, что простудилась.

– Хорошо, позвони, только лишнего не ляпни… – простонала мама.

Аня кинулась к телефону и набрала сначала код района, а потом дедушкин номер. Дедушка долго не подходил к телефону, и она уже собиралась положить трубку, но тут в трубке щелкнуло и хриплый голос произнес:

– Да, слушаю!

Аня невольно улыбнулась. Слышать дедушку Рому – это как на солнышке греться.

– Дедуля, это я, привет…

– Привет, моя хорошая…

– Деда, мама сказала, что у тебя хлев сгорел…

– Да, Анютка, сгорел, одни стены остались.

– Вот горе… А где теперь Клякса будет жить?

– В дровяном сарае, пока я новую крышу не поставлю. Да и тепло еще, она и на улице пожить может.

– А ты не обжегся?

– Нет, не обжегся.

– А сильно горело? – Аня вспомнила, как однажды вспыхнул большой киоск на их улице. Казалось, пылать будет долго, но огонь охватил его в считаные минуты и уничтожил задолго до приезда пожарных.

– Ну как тебе сказать? Сильно. Если бы не Рекс, не знаю, чем бы все закончилось. Это он разбудил меня, и я успел вывести Кляксу…

– Молодец Рекс!

– Ага. Он возле меня крутится, привет тебе передает.

– И ты ему передай.

– Передам. Анюта, а почему ты не в школе?

– Я простудилась. – И для подтверждения своих слов девочка так кашлянула, что у нее и вправду запершило в горле.

– Что, опять мороженое ела?

– Ага, ела, – с готовностью ответила Аня.

– Это плохо, тебе горлышко беречь надо. А мама ничего мне не сказала…

– Она не хотела тебя огорчать. Тебе и так досталось…

– Это точно.

– Деда, а чего хлев загорелся?

– Не знаю… Может, замыкание…

– Может… – задумчиво сказала Аня.

– А ты горлышко лечишь?

– Конечно! Я горячее молоко с медом пью, так что скоро все пройдет.

– Молодец. Я вам еще меда дам, мне тут привезли. И липу сушеную дам. Ладно, солнышко, мне делами надо заниматься. Я вечером позвоню.

– Хорошо, дедуля, мы будем ждать. Извини, что мама не приехала…

– Ничего, ей работать надо.

– Я по тебе скучаю.

– И я.

Аня положила трубку, прислушалась – в спальне было тихо – и пошла в кухню. Сделала два бутерброда с колбасой и села у окна. Чайник закипел, но девочка этого не замечала – она мечтательно, с легкой тревогой смотрела в окно. Она так хотела верить в то, что теперь отец с ними жить не будет и все у них наладится. Мама уже много раз просила отца оставить ее и Аню в покое, мол, давай разведемся, поступи как настоящий мужчина – уйди, но отец не хотел становиться настоящим мужчиной.

– И не мечтай, – говорил он, – я тут жил и дальше жить буду. Эта квартира не только твоя, но и моя.

Девочка в этих разговорах ничего не понимала, разве только то, что в случае развода он будет делить квартиру, но она знала, что есть документ, подтверждающий, что квартира принадлежит только маме. Однако отец плевал на этот документ и часто выпроваживал маму с Аней из дому, особенно когда напивался. Придет ночью с работы, разбудит и гонит, ни одеться, ни обуться не дает. Мама умоляет его успокоиться и лечь спать, а Аня в раскладушку вожмется, одеяло на голову натянет. Ей душно, она задыхается, но страх, что отец ее заметит, сковывает ее тело до кончиков пальцев. Вот так она и лежит, пока скандал не закончится или пока мама не сгребет ее в охапку и, сорвав с гвоздя ключи, не бросится наутек, подталкиваемая мужем в спину. Вызывать милицию бесполезно – везде дружки отца. Поначалу Аня с мамой пережидали у соседей, а потом, когда те попросили их больше не беспокоить, сидели на чердаке. По чердаку проходят трубы отопления, там даже зимой не замерзнешь. Посидят они час-полтора – этого достаточно, чтобы отец вырубился, – затем тихонько проберутся в квартиру, в Анину комнату, и уснут – Аня на раскладушке, мама на полу. Однажды они даже ночевали на чердаке, потому что отец упал в коридоре на пороге и заблокировал дверь.

Утром он уже трезв и ведет себя как ни в чем не бывало. Аня не понимает: почему так происходит? Почему ее родители ссорятся, дерутся, но не разводятся? Вон у Оли с четвертого этажа мама и папа тоже все время ссорились, а затем развелись, и теперь Олька – нормальная девчонка, а была какая-то дерганая, крикливая. Конечно, иногда отец Ани становился другим. Нет, он не превращался в добряка, он просто не замечал Аню, и она, затаив дыхание, старалась не попадаться ему на глаза, если это вообще возможно – в туалет ведь надо ходить и в кухню!