- И где они сейчас?

Рогозина тяжело вздыхает и пожимает плечами.

- Ушли. Очень хочу надеяться, что они ушли… Но это – мой отец. Я не могла не искать его. А ты? Ты зачем один поехал сюда? – снова повторяет она.

Многое можно сказать, зачем он сюда поехал один, не дожидаясь подмоги, так и никого не предупредив. Многое можно сказать, но вся суть – только в одном.

- Потому что у меня нет никого.

Она молчит. Убегают секунды.

- Никого. Кроме тебя.

====== Ты или я? ======

Глаза постепенно привыкли к темноте, вокруг стали различимы очертания стен, дальняя чёрная дверь. Больше ничего в подвале не было.

Только они двое.

Сколько времени?.. Вечер, может быть, уже ночь. Непонятно.

Непонятно, что дальше…

- Коля, это сумасшествие. Никто не знает, что мы здесь. По-моему, это конец, – произнесла Рогозина, внимательно оглядывая дверь. – Не открыть.

- Сейчас – не открыть. Но можно попробовать потом… когда за нами придут, – отозвался Круглов, подходя ближе.

- А если не придут? Может, они вообще решили нас тут голодом заморить? – Рогозина говорила полушутя, в её голосе невозможно было услышать страх. Только руки, ощупывавшие замок, подрагивали.

- Мне кажется, раз уж они проворонили своих первичных жертв – твоего отца с прокурором, – теперь их цель – выкуп.

- Ну да, они так и сказали, – кивнула Рогозина. – Потому и заставили меня это письмо написать. Но не слишком внимательно прочли его сами, – она чуть усмехнулась. – Вообще-то расчёт был на то, что вы забеспокоитесь, будете нервничать, а дня через два они пришлют требование о выкупе. Эмоционально перегоревшие люди обычно не думая согласны на любые условия. Только мне этот расклад не понравился. Я же знала, что кто-нибудь догадается о шифре. Вот ты и догадался. На наши с тобой головы…

Прислонившись к стене, Рогозина закрыла глаза. В холоде всегда хочется спать.

- Галь, по-моему, сейчас уже поздно об этом говорить. Мы ничего не можем поменять. Нужно просто ждать, – тихо сказал Круглов, стаскивая пальто. Галя кивнула в темноту, пряча в рукава озябшие ладони. Потом спросила:

- Зачем ты пальто снял? Замёрзнешь. Не хватало ещё заболеть.

- Согласен, – кивнул Круглов, набрасывая пальто на её плечи. – Не хватало тебе ещё заболеть!

- Коля! – Рогозина попыталась скинуть пальто, но сильные руки, обхватив её сзади, не давали пошевелиться. – Что ты делаешь? Пусти!

- Я закалённый, я не замёрзну. А ты можешь простудиться. Тут слишком холодно.

- Майор Круглов! Что вы себе позволяете?! – в голосе гнев, а по рукам бегут мурашки. Только не от мороза.

Ближе, крепче…

Даже сквозь драп пальто он чувствовал, как она напряжена.

- Круглов!!!

Секунды. Тишина. А потом её плечи медленно опускаются. Медленно, очень медленно…

И уставшее, истосковавшееся тело, уже не слушая слабые протесты хозяйки, наконец позволяет себя обнять.

Перед глазами – только чернота стен. Нет сил сопротивляться. Незачем.

И не хочется.

– Коля! Коля…

Тепло, но не от пальто.

От горячих рук, полуобнявших плечи. От нечастого дыхания в темноте. От того, что кружится голова...

*

Господи, я сошла с ума…

Ты или я

Толчок ключа в замке. Железный скрежет. Щелчок.

- Галь…

Рогозина открыла глаза и рывком поднялась на ноги. Пальто майора, скользнув по плечам, мягко опустилось на пол. Сам Круглов стоял рядом, пристально глядя на открывающуюся дверь.

Из светлого проёма в подвал, грубо смеясь, вошёл дюжий лысый детина. За его спиной маячили несколько неясных силуэтов с автоматами…

- Ну, как дела, голубки? Хорошо переночевали? – почти добродушно поинтересовался он. Потом подошёл ближе и, помахивая пистолетом, в котором Галя узнала свой Heckler&Koch, произнёс:

– Привет вам от Лиса! Особенно тебе, Рогозина! Сумела ты ему досадить… – он покачал головой, вздохнул, промокнул лоб и продолжил: – Мы с ним думали, думали… Какой нам резон за вас обоих выкуп требовать? Мы люди не жадные, нам и за одного хватит. Но опять же, мы хоть и преступники, – он коротко хохотнул, – однако мораль имеем…

Нехорошо улыбаясь, лысый положил пистолет на пол у входа. Холодный металл зловеще звякнул о бетон.

- … так что выбирайте сами, кто из вас останется, а кого придётся убрать.

Уже с порога он оглянулся, в гробовой тишине всматриваясь в окаменевшее лицо Рогозиной.

- Уж кому-кому, а тебе, полковник, нужно бы знать, что такое выбор. Помнишь поди, как папка твой, судья, выбирал… – прищурившись, прошептал он. И добавил после паузы: – В общем, я прихожу сюда вечером и вижу один труп. Иначе трупами станете оба. Ваше время пошло.

Дверь захлопнулась, отрезая подвал от остального мира. Для кого-то из них она захлопнулась в последний раз.

Ты или я?

====== Поцелуй меня. ======

А зачем тут слова? Разве непонятно, что скажет каждый?

Каждый ответит «я».

И что делать?

Наверное, прошло несколько часов с того момента, как захлопнулась дверь. Круглов подошёл к Гале, снова накинул на неё пальто и присел рядом. Хотел что-то сказать, но она приложила палец к губам и заговорила сама.

- Коля, – после долгого молчания голос звучал чуть хрипло. – Я знаю, ты скажешь, что никогда не сделаешь этого. И именно потому я приказываю тебе это сделать. Приказываю как старший по званию и как непосредственное начальство. Прямо сейчас.

- Никогда. Никогда, слышишь! Я не позволю тебе! – почти крик.

- Не позволишь? – Рогозина иронично приподняла брови, глядя в его лицо. – Чего ты мне не позволишь? Взять пистолет и застрелиться? На это не спрашивают разрешения, тем более у подчинённых.

- Да, не позволю, Галя! Положи пистолет. Положи!

Рогозина провела пальцем по знакомой ребристой рукоятке, сжала ладонью холодное дуло. Дотронулась до курка. Потом опустила пистолет на пол, рядом с собой.

- Коля, это внештатная ситуация. У меня, как у главы спецподразделения МВД, есть чёткие инструкции на данный счёт. Что бы ни случилось, мой служебный долг – защищать подчинённых. То есть тебя. Любой ценой. Вот и всё.

Галя… как же ты можешь говорить об этом так спокойно, так спокойно смотреть мне в глаза, поглаживая пистолет… Даже чуть улыбаясь. Чему ты улыбаешься? Ты думаешь, я соглашусь? Какое мне дело до твоих инструкций? Кто их выдумывал – какие-то снобы, никогда не ходившие по лезвию?

Твой служебный долг… Нет уж, мой долг, Галя. Человеческий. И он подсказывает мне, кто из нас уже не увидит сегодняшнего вечера.

Ты ничего не сможешь поделать. Хоть ты и сильная. Что ты там говоришь? Да, ты права, я тебя не слушаю… Наверное, в первый раз я тебя не слушаю. Но всё равно говори: для меня это – твои последние слова. Я просто ощущаю их, их мелодию, их металлические ноты… Но, перебивая, прошу тебя на прощанье:

- Поцелуй меня, Галя.

Так вот глупо. В сыром и холодном подвале. И ничего больше не надо, и пусть кончится жизнь. Просто поцелуй меня, Галя.

Ты замолкаешь на секунду. Полковник Рогозина, ты сейчас объявишь мне выговор, да?

И нет ответа. И нет, и нет, и нет…

Стало ещё темнее, я ничего не вижу. Я только ловлю твоё резкое движение. Порывистое, почти отчаянное. Рядом, вплотную, касаясь меня – твоё лицо, руки, плечи… Солоноватые дорожки по щекам. Ты плачешь, Галя?..

Солёный, терпкий, обжигающий поцелуй ледяными губами, твои неожиданные, невозможные слёзы, шаги за дверью, время вышло, холод пальцев, грохот, свет, крик, толчок в грудь и …

… и краем глаза, вмиг разучившись дышать, я вижу, как ты жмёшь на курок приставленного к виску пистолета.

- Галя! Галя!!!

- Галина Николаевна!

- Петрович, что это?.. Галя?!

Майский, Тихонов, Соколова, Лисицын. Ещё кто-то. ОМОН. Нашли нас всё-таки. Поздно, слишком поздно.

Я смотрю на неё. Бледная, мокрое лицо. И кровавая нитка тянется от виска.

А я так и не вспомнил, как дышать.