Рыба опять не клевала. Альва тяжело вздохнула, глядя на неподвижный поплавок. Здесь, на их отдалённом острове Надежды, уже царствовала осень – сезон обильных урожаев в теплицах. Но вместо сбора плодов и овощей мачеха опять заставила девушку рыбачить. Девушка присела на кромке прибрежного обрыва и устало опустила босые ступни в водную гладь – та, чьё имя издревле означало «эльф», не боялась холода. Альва любила природу и бережно относилась к ней. Она могла спокойно гулять зимой в одном лишь лёгком платье – к такому испытанию её ещё в детстве приучил жестокий отец, выставив её однажды за порог дома почти неодетую.

Девушка выглядела соответственно своему имени – как легендарный альв или, по-современному, эльф: в неброской светлой одежде, с тонкой талией, очень гибкая. Её лицо с мягкими чертами, обрамлённое спадающими русыми волосами, могло бы считаться очень красивым, но единственным недостатком её внешности являлись вечно торчащие уши. Сама Альва не обращала на это внимания. К тому же её заботила не внешность, а жизненные неурядицы.

«Снова возвращаться в посёлок с пустыми руками. Старейшины осудят меня, и что тогда? Я могу стать изгоем. Лучше б я занималась сбором плодов, чем сидела тут без дела. Но как же они не понимают? На природе нужно не выживать, как это делают они, – с ней надо жить в гармонии и единении. Впрочем, всякий раз, когда я об этом говорю, какой-нибудь молодой охотник грозится проучить меня палкой», – невесело размышляла девушка, поглядывая на ленивые волны, разбивающиеся о берег. Она сидела на деревянном помосте, что чуть выдавался в открытое море.

Их деревню, находящуюся на юге отдалённого и оттого полузабытого острове Надежды, миновало злое поветрие, пришедшее на материк. Вести из внешнего мира об эпидемии сумасшествия ужасали; а потом кто-то из старейшин поселения приказал разбить все визоры и компьютеры. Альва ничего не имела против этого, сама считая технику ненужной человеку и разрушающей его мозг. Но после всего произошедшего их небольшой посёлок не смог ни с кем торговать – сумасшедшим стало не до их острова, – и питаться приходилось в основном рыбой да тем немногим, что удавалось вырастить.

Девушка не помнила своей матери, погибшей, когда Альве не исполнилось и года. Отец, никогда, по сути, не любивший прежней жены, вскоре нашёл себе другую. Альва стала нелюбимым чадом – что для отца, что для мачехи. Едва девочке исполнилось три года, как ей сразу пришлось познать тяжесть многих трудов и заданий, что давала ей мачеха.

Вообще, их община не слишком хорошо относилась к Альве. Издревле все жители деревушки веровали в некого единого бога, при этом не называя его имени (девушка всегда недоумённо пожимала плечами: как это кто-то один, пусть даже всемогущий, может управлять всем, что есть в мире?) После событий на материке их вера ослабла, но старейшины смогли сплотить общину. Они утверждали, что их деревня стала избранной, и, если они смогут выжить, даже если все на материке сойдут с ума, значит, им удастся возродить человечество. Альва не сильно верила в подобное: все жители их посёлка были домоседами, не склонными к путешествиям, и вряд ли они могли выбраться с острова ради того, чтобы заселить опустевший материк. Но всякие попытки поспорить по данному или любому другому поводу приводили к избиению палкой.

Сама же Альва верила в силы окружающей её природы, ведь именно благодаря ней она чувствовала хоть какую-то радость жизни. И теперь девушка поневоле задумалась: зачем она сидит здесь, на берегу, пытаясь хоть что-то поймать? Самой же противно, не любит она даже такого насилия над природой. Лучше плавать, чем рыбачить. Девушке уже восемнадцать лет, и она прекрасно справляется с вёслами.

«Может, взять и уплыть отсюда? – подумалось ей внезапно. – Но куда?». Альва вытащила бесполезную леску с поплавком из воды и, положив удочку на доски, принялась размышлять. «На материк нельзя – там теперь все сумасшедшие. На других островах жизнь тоже наверняка не слаще. Так куда же можно сбежать, и надо ли? – размышляя, Альва оглянулась назад, на виднеющиеся вдали небольшие домики их посёлка. – Я там никому не нужна, и быть мне всё равно рано или поздно изгоем. И выходить замуж ни за одного из этих грубиянов, только и норовящих взяться за палку, нет желания. Значит, надо уплыть как можно дальше от острова, но куда?»

Девушке вдруг вспомнился один эпизод из детства, когда её жестокий не только в делах, но и словах отец смотрел новости по визору – старейшины ещё не пришли к мысли уничтожить технику. Весь мир сходил с ума, и эти вести ранили душу маленькой девочки. А потом показали сюжет про то, что архипелаг Шпицберген избежал этого морового поветрия. Туда, на эти относительно недалёкие от их поселения острова, хлынула волна русских эмигрантов.

– Сумасшедшие русские, – сказал тогда отец. – Они скупают себе там дома и земли, тщетно надеясь спастись. Увы, они уже безумны.

Вспомнив о его словах, Альва подумала: «А что, если на других островах архипелага действительно удалось избежать бедствия? Конечно, если так, то жизнь там немногим отличается от нашей, но всё же – надо попробовать, хватит уже терпеть эти беспрестанные издевательства со стороны отца и неродной матери! Надоела уже эта жизнь в посёлке, где никто меня не любит и не понимает!»

Альва подскочила и побежала к небольшому оврагу, полностью забыв про рыбалку. Там, в углублении рядом с одним из кустарников, она прятала про запас кое-какую пищу – в основном овощи, немного солонины. К нему она прибегала в те страшные дни, когда отец или мачеха прогоняли её, запрещая возвращаться раньше, чем через трое суток. Этим они думали изморить девушку, не раз даже зимой безжалостно вышвыривая её за порог. Но Альва никогда в своей жизни не болела и почти не чувствовала холода, а голод утоляла своими припасами. К тому же местные животные словно понимали, зачем она прячет здесь пищу, и не трогали еду Альвы.

Вообще девушка чувствовала, что природа во всём помогает ей и живо откликается на любые добрые и светлые мысли. Альва ощущала, как спавшие кустарники словно просыпаются, и слышала их речь в шумящих ветвях. Она понимала, что вся природа вокруг неё наполнена незримой энергией, и училась ей пользоваться, чтобы оставаться здоровой.

Альва полностью опустошила свой тайник, положив всё в заплечную котомку. Девушка поклонилась природе, благодаря её за дружбу и помощь, и стремглав понеслась обратно к берегу.

…Цепочка следов босых ног быстро исчезла под приливными волнами и усилившимся ветром, встревожившим прибрежный песок. Жители посёлка, хватившиеся Альву только поздним вечером, обнаружили лишь ещё одну пропажу – не хватало рыбачьей парусной лодки. Отец девушки долго возмущался по этому поводу, требуя организовать погоню, но один из старейшин утихомирил его пыл, произнеся:

– Её судьба теперь от нас не зависит. Альва всё равно стала бы изгоем, и ей пришлось бы покинуть наш остров, так что толку горевать о какой-то пропавшей лодке?

Через несколько месяцев в посёлке никто и не вспомнил бы о странной девушке по имени Альва, даже если бы ничего не изменилось в их жизни. Но вскоре жителям острова Надежды стало вовсе не до воспоминаний.

Как часто сказываются привычки прошлой жизни! Вот и сейчас – потянуло взять лист чистейшей белой псевдобумаги (между прочим, моё изобретение!) и начать свой новый дневник. Что ж, я, бывший учёный, не могу сопротивляться желанию изложить свои мысли, хоть и давно отошёл от дел и наслаждаюсь теперь плодами собственной работы. Точнее – дарами райского острова, которым я теперь владею совместно с ещё несколькими учёными.

Но, впрочем, за более чем десять лет без научной работы я, видимо, немного разучился писать. Да простят меня возможные читатели за несколько спутанно излагаемые мысли.

Думаю, нужно всё же представиться. Меня зовут Рокки Маклин, я бывший учёный, а ныне – мультимиллиардер, владеющий не только огромным состоянием, но и собственным островом на Гавайях с построенной нанятыми работниками шикарной виллой. Для друзей, часто посещающих мой остров, я не просто Рокки, а «Рокфеллер» – хотя некоторые из моей компании и сами носят эту гордую фамилию.