Таким образом пять с половиной лет назад Скрипкин Алексей Анатольевич переквалифицировался из следователя в преподавателя уголовного дела в одном из университетов города Санкт-Петербург, не самого престижного, но и не богом забытого вуза. После завтрака и утренней прогулки, он готовил обед, принимал ванну и отправлялся по понедельникам, средам и четвергам в институт, воспитывать будущих следователей, которые пока больше походили на сонных котят, не понимающих, за что мамки и папки забросили их в это болото?
Они с унылым видом что-то записывали в свои тетради, не задавая Алексею Анатольевичу ни одного вопроса и даже не пытались поспорить ни с одним из его утверждений. В их глазах не было и толики огонька, ни малейшего любопытства, желания прощупать какие-то лазейки, когда Скрипкин устраивал им ролевые игры и делил на две команды – следователей и проходящих по делу жертв, подозреваемых и свидетелей. Они что-то мычали про то, что эта игра напоминает Мафию, утыкались в свои конспекты, учебники, и долго и нудно ходили вокруг да около, грузя друг друга сводами законов в то время, как истина лежала на поверхности. Убийцей чаще всего оказывались те, про кого они думали в последнюю очередь или не думали вообще. Скрипкин подшучивал, что Мафия вытравила весь город, но не находя отклика в виде улыбок, предлагал снова вернуться к лекциям.
Он не понимал, зачем эти бестолковые создания вообще отправились изучать уголовное право, когда они совершенно не готовы играть с законами, в которых столько коллизий? С эмоциями, которые просто необходимо считывать, чтобы понять – скрывает что-то человек или просто не умеет смотреть в глаза при разговоре в силу своих комплексов? Он искренне не понимал, зачем нужно было посвящать свою жизнь делу, которое не любишь? Которым не горишь? Ведь большинство из выпускников потом приходят в следственные комитеты и проводят расследования чисто бюрократически, стараясь просто закрыть очередное дело. По большей части им плевать, кто виновен, кого подставили, кому заплатили за признание вины.
И только год назад на потоке появился юноша, блеск в глазах которого Скрипкин заметил сразу. Первокурсник, Олег Зайцев, он, как и сам Скрипкин когда-то в молодости, был душой компании, все одногруппники постоянно кружились вокруг него. Он умел заряжать людей, и заряжал всю аудиторию во время лекций, которые проводил Алексей Анатольевич. Он часто вступал с ним в диалог, это было скорее просто полемикой, чем спором, но Скрипкину нравилось вести с ним беседы, доказывать что-то, обосновывать. Приводить примеры из жизни. Благодаря Олегу, Скрипкин впервые за пять с половиной лет работы в институте, начал рассказывать истории собственных расследований – самые успешные, и самые провальные. Зайцев затягивал его в этот омут воспоминаний прямо посреди лекций, задавал кучу вопросов, с жадностью поглощая все ответы.
Спустя пару недель Скрипкин заметил, что и остальные одногруппники Олега стали проявлять живой интерес к предмету. В аудитории всё чаще становилось очень шумно – студенты горячо спорили о ходах постановочных расследований, бурно аплодировали команды-победили и неодобрительно свистели команды-лузеры. Однажды, когда Алексей Анатольевич не стал закрывать дверь в класс на время лекции, несколько мимо проходящих студентов выпускного курса остановились и с интересом стали прислушиваться к бурной дискуссии между преподавателем и его подопечными. Заметив их, Алексей Анатольевич пригласил присоединиться, что было скорее саркастической выпадкой с его стороны. Однако, ребята, бодро закивав, зашли в аудиторию и, быстро вникнув в суть разговора, приняли в нём самое непосредственное участие.
Позднее, в студентческой столовой, бродя с подносом между столиков, Скрипкин пытался найти себе место, когда его окликнул любимый студент и предложил присоединиться к нему.
– Сегодня видимо никто не позавтракал, – произнёс Алексей Анатольевич с лёгкой улыбкой, устраиваясь на свободном стуле. – Я точно тебя не притесню?
– Нисколько, – Олег улыбнулся и вытер рот салфеткой, – Я с детства пристаю к педагогам, которые с чувством преподают свой предмет.
– А я, к сожалению, ранее не имел удовольствия работать со студентами, которые с чувством изучали бы мой предмет. Признаться, до твоего появления в институте на моих лекциях было довольно…
– Тухло? – Олег рассмеялся и добавил, – Извините, если грубо.
– Ничего, это слово более всего подходит к моему представлению об атмосфере, царящей ранее в аудитории. Я правильно понимаю, что ты сам решил поступать на юридический? Не родители направили?
– Мои родители хотели, чтобы я стал стоматологом, – Олег хохотнул и Скрипкин непроизвольно улыбнулся, – А меня просто мутило от одной мысли ковыряться у кого-то в зубах, пусть и за приличные деньги.
– Что ж, поздравляю, юноша, теперь ты обречён за неприлично малые деньги ковыряться в чужом белье, не всегда чистом. Я вижу по тебе, у тебя рабочая чуйка, ты опираешься не только на выводы и факты, тебя неплохо направляет врождённая дедукция. Хочешь ты того, или нет, а ты с успехом будешь раскрывать большую часть дел именно благодаря тому, что горишь и считываешь людей. Этому не научить человека, которому такие вещи просто не даны.
– А меньшую часть дел?
– Что?
– Вы сказали, большую часть дел я буду раскрывать благодаря своим безграничным талантам. – Олег улыбнулся, Алексей Анатольевич довольно хмыкнул, – Но меньшая часть дел? Что будет с ними? С этими людьми, чьи жизни прервались или испоганились по чьей-то вине?
– К сожалению, мир устроен так, что всегда есть сломанные судьбы, за увечья которых уже никто и никогда не понесёт ответственности. Несправедливость не торжествует, но и не подавлена совсем. Этакий баланс.. Наверно, чтобы люди не забывали истинную ценность жизни и счастья.
– Значит, всё таки дело не в плохих следователях? Всегда есть одно идеально убийство, которое не раскроет даже самый бравый мент?
– К сожалению, – с этими словами Скрипкин помрачнел и глубоко задумался, вспоминая историю бедной Евгении Фарт, совсем ещё молодой девчушки, носящей под сердцем своё дитя.
Он так и не смог пробить эту стену неизвестности, не смог добраться до правды, понять, в чём же дело? Что могло случиться с этой можно сказать девчонкой? Не нашёл ни её, ни её ребёнка, ни возможно её тело…
– Алексей Анатольевич, – голос Олега прозвучал будто издалека, – Всё в порядке?
– Да, – Скрипкин отгонял прочь непрошенные мысли, но они продолжали роить у него в голове, – Была в моей практике одна весьма запоминающаяся история, которой я занимался втайне даже после того, как у меня отобрали дело.
– Вы мне расскажете?
– Если захочешь. Но после занятий. Через десять минут заканчивается перерыв, а я так и не успел поесть, совсем с тобой заболтался.
Марина.
Париж встретил прохладно. В буквальном смысле. В начале апреля здесь должно быть уже тепло, но нам не повезло, холодный ветер пронизывал до костей, солнце спряталось за десять слоёв туч, словно укутавшись в несколько серых пледов, и явно не собиралось оттуда высовываться. Здесь даже солнце мёрзнет. В общем, первое впечатление было испорчено, но я старалась не подавать виду. Влад хмурился и даже не пытался скрыть своего недовольства выходками погоды.
– Не будем расстраиваться уже в аэропорту. – Я взяла его под руку и улыбнулась, – в конце концов главное – атмосфера. А если верить путеводителям, здешнюю не испортит никакая погода.
– Это да, – пробурчал он, но всё таки улыбнулся и жестом позвал такси.
Мы загрузились в автомобиль и тронулись в город. Что ж, здравствуй, моя первая в жизни поездка "не налегке", с симпатичным таким и умным багажом по имени Влад.
Стоило въехать в город, как капризы погоды сразу отошли на второй план. Всё таки верны эти пафосные фразы про Париж: он сказочный. Романтичный и величественный, одухотворённый миллионами влюбленных пар, гуляющих по его улочкам, кормящих лебедей и целующихся прямо посреди мостов и мостовых. По Владу было видно, что он тоже оттаял и с умиротворением рассматривает красоты, сменяющие друг друга за окном. В отель мы добрались довольно быстро, и уже в отличном настроении. Позавтракав и сбросив рюкзаки, отправились на прогулку.
