Ане очень понравилось сочинение Игоря, поэтому она уверенно вывела крупную красивую пятёрку. Она хотела ещё добавить "молодец", но потом подумала, что это излишне. Однако всё же решила, что его сочинение следует отметить перед классом на следующем уроке.
Сочинение десятого "а" не отличалось такой же стройностью и чёткостью, как у "б", однако в них было больше жизненности и оригинальности мысли. Было заметно, что образность мысли превалирует у них над логикой. Молчаливые на уроке, они полностью раскрыли себя в сочинении. Хотя всё же процент слабеньких сочинений у них был больше. Но "двоек" Аня не поставила никому.
С каждым разом уроки Ане давались всё легче и легче. Она уже запомнила всех своих учеников по именам и в каждом из них выделяла какие-то свойственные ему черты характера. Девушка подметила, насколько разным был образ мышления у десятого "а" и "б". И если раньше уроки для обоих классов она подготавливала примерно по одной схеме. То теперь для каждой параллели она составляла разные планы. В тихом 10-"а", в котором ни разу не вставал вопрос о дисциплине, у Ани уроки всегда проходили легче. Несмотря на их некоторую закомплексованность, среди этих ребят девушка чувствовала себя уютнее, а также то, что она действительно учительница, которая даёт знания и которую слушают. Аня знала, нужно только время, чтобы ребята привыкли к ней, перестали стесняться, и тогда всё пойдёт намного легче. Главное - дать им почувствовать уверенность в себе. И в скором времени так и случилось: ученики раскрылись и тоже стали активно работать на уроках.
В десятом "б" всё было иначе. Там не нужно было раскрепощать ребят и вытаскивать их из скорлупы. Они и так были уверены в себе, и их уверенность была оправдана. И, казалось бы, Аню должно было радовать то, что ребята из "б" класса всегда приходили на урок подготовленными, активно работали, отличались высокой эрудицией. Однако именно в этом классе Аня чувствовала себя немного неуютно. Не только из-за того, что она понимала, что без Игоря Руднева, который продолжал помогать ей удерживать дисциплину, у неё навряд ли получилось бы так скоро наладить с учениками отношения. Просто иногда ей казалось, когда она всматривалась в глаза ребят, что она видит их чувство превосходства над ней, их учительницей. Девушка читала в их глазах: "ну, ну, что сегодня ты нам расскажешь, чего мы не знаем". И именно их постоянная подготовка "на пять" напрягала Аню. Действительно, удивить 10-"б" было сложно. Они всегда сидели на уроке, обложившись учебниками и методическими пособиями. И поэтому, даже когда девушка рассказывала новый материял, она всё равно читала в глазах учеников скуку, так как всё это было уже прочитано ими до неё. Особенно тяжело ей давались уроки по гончаровскому "Обломову". Ей трудно было донести до ребят мысль, что Гончаров всё-таки симпатизировал апатичному, ленивому Обломову, хотя явных намёков в романе на это нет. Штольц же с его европейским менталитетом, особенно в первой половине романа, выглядел лишь бездушной машиной, у которой было всё просчитано. Обломов же является олицетворением чистой, светлой русской души, просто к своим тридцати годам он успел разочароваться в том обществе, в котором вынужден был вращаться, устав от никчемной суеты. Ученики, дети двадцать первого века, спорили с ней, симпатизируя успешному Штольцу. Ведь сейчас "Штольцев" было гораздо больше, чем "Обломовых". Хотя, конечно, нашлись и такие, которые были бы не прочь, как и гончаровский герой, целый день валяться в постели, наслаждаясь всеми благами жизни, и "не парясь", говоря современным языком, над проблемами. В общем, Аня чувствовала, что её доводы в пользу Обломова слабы, ведь она сама черпала свои аргументы из методической литературы, и отсюда понятный схематизм. Ей самой бездеятельный, ленивый Обломов, разумеется, тоже был чужд. И привлекательным в романе казались лишь аппетитные запахи, доносившиеся из кухни Пшеницыной.
Из-за этого авторитет Ани, и так не высокий в 10-"б", падал, и она всё чаще видели на уроках скучающие лица. Ученики больше не галдели и не играли в морской бой, а просто терпеливо ждали, когда же кончится урок.
Её спасал только Игорь Руднев, который благодаря свойственной ему любознательности постоянно засыпал Аню вопросами, частенько носящими философский характер. Это вносило какое-то разнообразие в урок и позволяло отходить от основной канвы. Нередко даже юноша вступал в спор с учительницей, если что-то казалось ему сомнительным. И порой даже Ане думалось, что её учеником больше руководит не столько желание выяснить все вопросы до конца, сколько он старался помочь ей, чтобы её уроки были более интересными.
И вскоре Аня стала ловить себя на том, что во время уроков в 10-"б" она всё чаще обращает свой взор на заднюю парту, за которой сидел Игорь Руднев, как будто бы она рассказывала для него одного.
Однако, чем лучше складывались дела у Ани в гимназии, тем хуже становилась атмосфера в доме. Теперь всё время девушки было посвящено одной только школе: и, если она не была в гимназии, то была занята подготовкой к урокам. Приготовление ужина, выгул собаки, выполнение прочих домашних обязанностей стали для неё теперь бременем, и они делались впопыхах и наспех.
И, разумеется, это вызывало у Сергея недовольство. Он неоднократно предпринимал попытку отвлечь Аню от её занятий, но всё было безуспешно. В конце концов терпение молодого человека лопнуло, и он решил положить этому конец. И как-то в один из воскресных дней, когда девушка в очередной раз уселась в своё любимое кресло и обложилась учебниками и тетрадями, он подошёл к ней и спросил жёстким тоном:
- Аня, ты опять собираешься убить выходной день, сидя в этом кресле?
Девушка подняла голову и недоумённо посмотрела на Сергея.
- А что здесь такого?
- Да просто ты уже ничего не видишь в этой жизни, кроме своей школы и тетрадей.
- Но я ведь учительница, таков мой долг. Мне нужно готовиться к предстоящим урокам.
- У тебя уроки - только во вторник. Ты можешь к ним готовиться в понедельник, когда я уйду на работу. А воскресенье существует для того, чтобы отдыхать. Причём я хочу, чтобы мы отдыхали вместе.
- Да что ты взбеленился? - пожала плечами Аня.
- Я хочу, чтобы ты вспомнила наконец о моём существовании, чтобы обратила на меня своё внимание. Оно мне тоже, понимаешь ли, необходимо.
- Я помню о тебе, помню.