Плотный облачный покров, безмятежно клубясь, укрывает планету от горизонта до горизонта. Где-то внутри этого пушистого покрывала, в рое мелких дрожащих капель влаги, с шелестом и треском формируются снежинки. С каждой секундой их становится всё больше и больше… С каждой секундой эта масса, как лебединый пух из подушки, срываются вниз, к земле, поглощаемой вечерним сумраком. Точно так же, как снежинки, где-то в неведомом пространстве формируется наша линия судьбы и перипетии будущего. Того самого будущего, что, ложась на землю, как снег, становится нашим настоящим.

Декабрьский вечер был тёплым и слякотным. C шипением и хлюпаньем проносились по дорогам машины, забрызгивая зазевавшихся прохожих кашей изо льда и воды. К обочине подошла молодая женщина, огляделась по сторонам, оценивая возможность проскользнуть сквозь поток машин. Она делала шаг вперёд, потом, видимо, не решаясь перейти дорогу, возвращалась назад к обочине. Снова ступала на дорогу и вновь делала шаг назад.

Наконец, она решилась перебежать дорогу, чуть не попав при этом под колеса проезжающей за спиной машины. Высвечиваемая светом фар и оглушаемая звуками истеричных клаксонов, как ругательств вослед, она скрылась в сумраке кустов и деревьев на противоположной стороне дороги.

Обогнув угол жилого дома, молодая женщина сменила быстрый шаг на семенящий бег. Цокая каблучками, пробежала вдоль дома к воротам в ограждении, за которым скрывалось строение детского садика. И вновь перейдя на шаг, пошла по аллее. Справа и слева от неё располагались беседки, песочницы и игровые площадки.

Она спешила, чётко рисуя в своём воображении полутёмные пустые коридоры детского сада, холод, идущий от пустоты, и эхо.... Наверное, сынишка сейчас в саду один… Всех детей уже разобрали…

Молодая женщина подошла к крыльцу здания и, быстро взойдя по ступеням, открыла дверь парадного входа. Мгла дверного проёма поглотила её. Послышалось клацанье защёлки.

Она шла по гулкому безлюдному коридору. Цокот её каблучков эхом разносился по коридорам здания. Пройдя до конца, женщина остановилась возле приоткрытой двери в группу. Послышались голоса детей. Вздох облегчения вырвался из её груди. Полушепотом произнесла: «Не один…» Взялась за дверную ручку, открыла дверь и, осторожно ступая, прошла дальше.

Спиной к женщине сидела воспитательница. На скамейке, напротив неё, сиротливо и насуплено – трое детишек, чьи родители потерялись в суете вечернего города.

Один из детей, увидев стоящую в дверном проёме женщину, вскочил со скамьи и с громким возгласом: «Мама!» побежал к ней навстречу. Воспитательница повернулась и укоризненно посмотрела на стоящую в дверном проёме.

– Добрый вечер, Клавдия Александровна! Простите – работа…

– Да, да, я понимаю… Как видите, сегодня Вы не одна такая. Только и нас ведь дома ждут!

– Клавдия Александровна… Конец года… – пыталась оправдаться опоздавшая родительница, – работы навалилось… Надо всё успеть до Нового года… Шеф у нас…

– Ладно, Ирина Владимировна, что тут говорить… – Клавдия Александровна подошла к Ирине, взяв её под локоток. А потом обратилась к мальчику, держащему маму за руку, – Сашенька, посиди пока с детками – мне с твоей мамой поговорить надо.

Ребёнок нехотя выпустил руку мамы и подошел к скамье, где сидели дети. Но не сел вместе с ними, а продолжал смотреть на маму, стоящую рядом с воспитательницей.

Клавдия Александровна подвела Ирину к окну в дальний угол комнаты, подальше от воспитанников. Заговорила шепотом, так, чтобы не слышали дети:

– Мы тут в саду по всем группам собирали пожелания детей, какой подарок они хотели бы получить от Деда Мороза, под ёлочкой… Вам будет интересно – Саша сказал, что на Новый год хочет, чтобы папа приехал… Вы уж побеседуйте дома с сыном. Объясните как-нибудь ребёнку… про папу… Он же у Вас умничка! Скоро начнёт задавать очень неудобные вопросы… Скажите, как раньше говорили, что папа погиб геройски на войне… какой-нибудь… Или лётчиком был, а самолёт разбился… Ну, не мне Вас учить, Ирина Владимировна, ради блага сына придумайте что-нибудь. Хорошо? Пожалуйста, я Вас очень прошу. И не затягивайте с этим.

Краска стыда залила лицо Ирины. Стыд и возмущение, переплетаясь, перехватили дыхание. Ирина промолчала. Отошла от Клавдии Александровны и обратилась к сыну:

– Саша, пойдём одеваться…

Ирина вышла из группы и, подойдя к шкафчику своего ребёнка, достала куртку. Молча и как-то заторможенно смотрела на подошедшего к ней Сашу.

– Мама, ты чего? Мама…

Ребёнок дергал за свою куртку в руках мамы.

Ирина, стряхнув с себя оцепенение, присела на скамейку у шкафчика и начала одевать сына. Одев его, встала и внимательно на него посмотрела…

В это время вошли ещё двое – мужчина и женщина, смущённые своим опозданием и всем своим видом демонстрировавшие раскаянье. Поздоровались с Ириной и Клавдией Александровной, показавшейся в дверях.

Мимо воспитательницы проскользнули дети и с радостными возгласами бросились к своим родителям.

Ирина, наклонившись к сыну, поправила капюшон и рукавички. Взяла ребёнка за руку и, не поднимая головы, попрощалась. Они с сыном вышли в гулкий коридор. К их шагам прибавились шаги спускающихся со второго этажа.

Вырвавшись за пределы садика, Ирина сбавила шаг. Холодные порывы ветра скользили по разгоряченному лицу Ирины, остужая и размазывая слёзы. Саша, держась за руку мамы, шёл молча. От чего Ирина ещё больше чувствовала себя виноватой перед сыном.

– Саша, ну что ты молчишь? Расскажи, как прошел день, что делали в саду?

– Мама, ты обиделась на меня… Я сказал, что хочу, чтоб папа приехал к нам на Новый год. Я понимаю: он не приедет – он далеко… Зарабатывает деньги…

Ирина уже в который раз казнила себя за то, что когда-то солгала сыну. Не сумев придумать ничего лучше, сказала: папа зарабатывает деньги далеко-далеко отсюда, заработает и вернётся. Но время шло, а жизнь всё не складывалась… Тяжело вздохнув, Ирина остановилась, отпустила руку сына. Посмотрела на ребёнка и, немного помолчав, сказала, демонстрируя всем своим видом радость и задор:

– А не купить ли нам, молодой человек, тортика к чаю? И… «сникерс» тоже…

– Да, мама, купить! И мороженое тоже… Пошли скорее в магазин!

Мама взяла сынишку за руку и они свернули в сторону от намеченного пути.

Ирина с сыном прошли по тротуару к стеклянным дверям торгового центра. Окна магазина были украшены снежинками и гирляндами, еловыми ветвями. Всё искрилось и мигало. Вокруг – суета! Люди с большими пакетами выходили из раздвижных дверей. Ирина, придержав Сашу за плечо, пропустила шумную компанию молодых людей, неудержимо, как лавина, стремившихся побыстрее войти в магазин, и прошла вслед за ними.

Просторное фойе, где справа и слева за стеклянными стенами спрятались магазинчики, торгующие одеждой и бижутерией, обувью и игрушками. Справа, возле входа в один из бутиков, располагалась лестница, ведущая на второй этаж.

Ирина с Сашей двигались в потоке покупателей мимо витрин бутиков. Возле витрины с игрушками Саша, выпустив руку мамы, подошёл к стеклянной стене и сквозь неё посмотрел внутрь. Там он увидел девочку, державшую большого серого плюшевого медведя. Девочка пыталась спрятать игрушку за своей спиной от женщины, видимо, мамы, что-то ей говорившей. Девочка, опустив голову и отдав игрушку, сложила руки на груди и села на пол…

Саша, прислонив лицо к стеклу, пытался разглядеть все происходящее за этой стеклянной преградой. В это время женская рука опустилась ему на плечо. Он вздрогнул и обернулся.

– Мама! Ты меня напугала.

– А ты меня, маленький проказник! Я думала, что тебя потеряла.

– Мам, давай зайдём? Посмотрим одним глазком?