– А где остальные преподаватели? – удивленно спросил он.

– Спят, клуши, – злорадно закряхтела госпожа Джонсон. – В былое время здесь ставили на горох не то что барышень, но и монахинь, и дисциплина была, как положено в заведении, угодном воле Сущих, а нынче вы с ними наплачетесь, юноша.

– Госпожа Джонсон… имеет в виду, что… преподаватели сильно утомляются, – я постаралась смягчить то впечатление, которое могло у Лэнгли сложиться из-за ее слов. – Некоторые засыпают с помощью концентрации, остальные… просто… в возрасте, – нашла я подходящее, как мне показалось, объяснение, и Лэнгли кивнул.

– Хорошо, госпожа Гэйн. – И слава Сущим, что он не взглянул на меня в этот момент. – Фил, я сейчас попытаюсь укрепить стулья так, чтобы вы могли встать. Вам нужно продержаться еще немного.

Фил что-то пробормотал, я не расслышала, и дернул ногой. На голову Лэнгли пролилась струйка воды.

– Оно все равно будет течь, – напророчил Фил. – Больше я сюда не полезу, с вашего позволения…

Лэнгли легко взял один стул и примерился. Мне было непонятно, как Фил умудрился соорудить всю конструкцию так, чтобы достать до прорехи, и Лэнгли недоумевал тоже. Единственный вариант, который пришел мне в голову, – что Фил перевернул стул кверху ножками и поставил на него таким же образом второй стул, затем забрался, встал на ножки, залез в прореху, а затем или толкнул стулья, или все это просто не выдержало.

Лэнгли, словно прочитав мои мысли, но скорее просто прикинув нужную высоту, поставил все в точности так, как я и думала. Потом он слез с лестницы, пошевелил ее. Стулья пошатнулись, но удержались.

– Ты можешь попробовать слезть, Фил, – надтреснуто произнесла я, сознавая, что будет, если он сорвется. – Только тебе придется очень осторожно щупать ножки, иначе ты свалишься.

Госпожа Джонсон успела достать из бездонного кармана халата трубку, раскурила ее, и по холлу поплыл сладкий дымок.

– Я слишком стара для того, чтобы вы на меня смотрели так осуждающе, юноша, кто бы вы ни были, – хмыкнула она, хотя Лэнгли делал вид, что ничего не происходит. – А ты, бездельник, слезай, ночь на исходе, тебе еще все это убирать.

– Не беспокойтесь, Фил, – пообещал Лэнгли, – оно не упадет. Только постарайтесь быстро. Я буду держать.

Быстро? Я озадаченно моргнула. Фил послушался, висеть в дыре, лежа на животе, ему и в самом деле было непросто, а может быть, он решил, что двум смертям не бывать. Лэнгли поднялся по ступенькам лестницы, вцепился руками в оба стула разом – левой в нижний, правой в верхний.

– Спускайтесь.

Фил сполз ниже, нащупал ногой одну ножку, потом вторую, наискосок. Встань он иначе, и на пол полетели бы оба, и он, и Лэнгли. В более чем почтенном возрасте у Фила была хорошая координация, даже несмотря на то, что четверть часа ему пришлось провисеть под потолком, он отпустил руки и ловко оказался на нижнем стуле, умудрившись при этом не задеть Лэнгли. Тот легко спрыгнул, и Фил, отплевываясь, слез. Вид у него был смущенный.

Наверное, он рассчитывал что-то сказать в благодарность, но в этот самый миг весь его ремонт полетел Нечистому под хвост и из прорехи плеснула накопившаяся вода, окатив и самого Фила, и Лэнгли.

– Ай, – досадливо отмахнулась госпожа Джонсон, – завтра этот водопад затопит мой класс. – Она пыхнула трубкой и усмехнулась: – Но мне будет что рассказать нашим курам. Спокойной вам ночи, той, что осталась, дамы и господа.

Я что-то проблеяла. Фил принялся собирать воду, сгоняя ее в угол, откуда она, как и сказала госпожа Джонсон, стекала через дыру в потолке прямо в ее класс акушерства и хирургии.

– Где же вы этому научились, мой юный друг? – Она обернулась к Лэнгли уже на пороге и вышла, не дожидаясь ответа, и я не стала медлить и пошла за ней.

Что она имела в виду?

То, как Лэнгли ловко решил задачку со стульями? Такие любят давать в университете. Лэнгли не женщина, наверняка он окончил курс в столице.

Но госпожа Джонсон вряд ли спросила просто так. С другой стороны, было ли тут что важное, раз она даже не стала выслушивать его объяснения?

Я спешила по следу, точнее, запаху трубки госпожи Джонсон к себе в комнату. На нашем втором этаже запах ушел в противоположное крыло – госпожа Джонсон отправилась наводить тишину в комнатах у студенток. Я вернулась к себе, стянула халат, прикрыла одеялом Нэн, которой, наверное, стало жарко, и забралась в кровать.

Ничего необычного не случилось, подумала я, надо спать. И заснула на удивление быстро, хватило короткого усилия, чтобы согреть ноги и руки.

Проснулась я оттого, что Нэн громко хлопнула дверью. Это была не ее вина, просто ветер иногда так чудил. Я не выспалась, тут же вспомнила все события прошлой ночи и сразу же постаралась о них забыть, иначе все эти мысли не позволили бы мне нормально работать. Все, моя задача теперь проста и привычна, об обязанностях директора можно не думать.

На утренний туалет я потратила минут двадцать, застелила кровать, направилась в столовую. Была половина восьмого, так что когда я вошла, все уже обсуждали то, что успела им рассказать госпожа Джонсон.

Ехидная старуха огорошила всех новым директором – интересно, а она вчера проверила это или доверилась моим словам? – и сбежала, и все преподаватели сидели как на иголках. По-моему, даже никто не ел, одна только Нэн не испытывала ни смущения, ни возбуждения. Понимая, что мне вряд ли дадут поесть, она похлопала рукой по рядом стоящему стулу, спасая меня от расспросов. Я быстро, не поворачиваясь к остальным дамам лицом – и совершенно точно получив порцию упреков – положила в тарелку кашу и пару блинчиков и уселась рядом с Нэн. Она мне подмигнула.

Я спиной чувствовала, как все пялятся на меня, и от этого мне кусок не лез в горло.

– Дамы, дамы, – протянула Нэн несколько издевательским тоном, – дайте Стефани позавтракать, госпожа Джонсон вам все сказала, как и то, что она лично видела назначение господина директора. Она слишком долго живет на этом никчемном свете, чтобы кто-то мог ее обмануть. Приятного аппетита!

Я не могла позволить себе такую роскошь, как Нэн – пять блинчиков, кашу, кленовый сироп во все блюда. К тому же я слышала проклятья, которыми меня безмолвно наградили, и только Нэн было все равно, она уплетала свой завтрак с веселой улыбкой.

– А он ничего, – небрежно сказала она. – Забежал сюда, пожелал доброго утра и исчез. Люси отнесла ему завтрак в кабинет. Как я и говорила, нужны мы ему, зря ты боялась.

Кто-то из преподавателей нарочно громко швырнул на поднос ложку и нож. Я вздрогнула, Нэн усмехнулась.

– У госпожи Коул есть успокаивающий отвар, – громко и как бы в никуда сообщила она. Никто ничего ей не ответил.

Может быть, не успели, потому что дверь в столовую открылась и на пороге появились две девочки. Торнтон, одна из самых спокойных студенток, высокая, грубая на вид девушка семнадцати лет, и вызывающе-красивая Честер, ее одноклассница, хотя ей уже исполнилось двадцать.

– Простите, госпожа администратор, – обратилась ко мне Торнтон, и у меня сердце оборвалось. В их комнате прошлой зимой была протечка, и хотя летом ее залатали, сейчас дело могло кончиться расселением. – Мы не можем найти Мэдисон. Она вчера вернулась с нами в комнаты, а сегодня мы проснулись, ее нет, и она не была на завтраке… Мы обыскали все, что могли, но она пропала…

Госпожа Джонсон называла преподавателей курами – не в бровь, а в глаз. Все повскакивали с мест, заплескали руками как крыльями, одна тучная Кора Лидделл замешкалась, опрокинув стул и чей-то поднос.

– Как пропала? – растерянно переспросила я. – Вы… может, она в туалете? В ванных комнатах?

Я понимала, что девочки обязательно должны были там посмотреть. Торнтон быстро закивала:

– В туалетах и ванных комнатах, и внизу, и наверху, где младшие. И… и в классах. Ее нигде нет.

– Она не могла сбежать в это время года, это безумие, – Нэн уже стояла рядом со мной, хмуря лоб. – Она не первый год здесь и знает, что ей никуда не добраться. Впрочем, я посмотрю в конюшне. Если пропала лошадь, то, возможно…